Ловушка для дьявола - Осман Ричард - Страница 21

Боба Уиттакера они рекрутировали в качестве технического эксперта после его блестящего выступления в канун Нового года. Сначала все они вместе посмотрели турецкий Новый год, а потом разбрелись по своим постелям. И только Рон с Ибрагимом решили не спать. Они сели пить виски и три часа спустя еще раз встретили Новый год, подняв бокал за Джойс и Элизабет в их отсутствие.

Джойс предупредила, что Боб может проявить застенчивость и сказать нет. Однако Ибрагим изложил Бобу свой план, и Боб, который, как и Джойс, смотрел программу о «любовном мошенничестве», был только рад помочь. На самом деле он даже был счастлив воспользоваться шансом.

Прямо сейчас Боб открыл последнее сообщение Татьяны Мервину. После недолгих переговоров они решили, что Рону будет позволено зачитать это вслух, чему Рон, безусловно, рад, поскольку ему кажется, что ни Ибрагим, ни Боб не решились бы читать с акцентом, а акцент — это практически половина удовольствия. Рон читает:

— Мой дорогой, мой принц, моя сила… — Прямо непорочная любовь, господи! — Осталось чуть больше недели до того мгновения, когда я увижу тебя, когда растаю в твоих объятиях, когда мы поцелуемся как любовники. — Наверное, тут можно и без акцента. — Я надеюсь, ты так же взволнован, как я. Только у меня есть одна проблема, мой милый, добрый мальчик. — О, вот оно! — Мой брат недавно попал в больницу из-за несчастного случая на работе. Он упал с лестницы, и потребуется, скорее всего, две тысячи фунтов стерлингов, чтобы оплатить его счета. — Держу пари, так и будет! — Если у меня не получится заплатить, то, боюсь, я не смогу приехать к тебе, поскольку буду выхаживать брата. Дорогой, что мне делать? — Я бы подсказал, что ей делать. — Я не могу просить у тебя еще больше денег, ведь ты и так был щедр со мной. Но, боюсь, что без денег мне придется остаться и заниматься братом. У тебя всегда было хорошо с идеями, мой Мервин, возможно, ты подскажешь, что можно сделать. Мысль о том, что я не увижу тебя на следующей неделе, разбивает мне сердце. Твоя вечно любящая Татьяна.

— Бедный Мервин, — вздыхает Ибрагим.

— И что теперь? — спрашивает Боб.

— Теперь мы ответим, — говорит Ибрагим и начинает печатать: — Моя дорогая Татьяна, как я тоскую по твоим прикосновениям…

Как бы сильно Рон ни ценил романтическую поэзию, он решает, что на сегодня с него достаточно, и оставляет переписку Бобу с Ибрагимом. Последний выглядит довольно счастливым. Рон до сих пор чувствует вину за то, что они не поиграли на Рождество в «Крокодила». Но Ибрагим должен понимать, что дело тут в принципах.

Когда Рон идет по Куперсчейзу, дорогу ему перебегает лисенок. С белыми кисточками на обоих ушах. Рон часто видит его — то шныряющего по кустам, то вылезающего из них. С лисами проще, чем с людьми: они не пытаются никого дурачить, не притворяются тем, кем не являются.

— Удачи тебе, старина, — говорит лисенку Рон.

А может, Рону и вовсе не придется слишком долго переживать о Полин? Подарки после обеда — надо же такое выдумать! Честно говоря, это даже не первый случай. Она слушает «Радио-2» вместо спортивного, а еще заставила его смотреть французский фильм или что-то в этом роде. Хотя если привыкнуть к «Радио-2», то оно даже начинает казаться неплохим. И фильм тоже был хорош, про интересное убийство, пусть даже с субтитрами. И вообще, открывать подарки после обеда тоже нормально, просто тогда он был слишком возмущен, чтобы признать это. Может, она все-таки достаточно хороша для него? Хотя если она хороша, а Рон до сих пор продолжает размышлять и сомневаться, то хорош ли для нее он? Что Полин видит от него, кроме упрямства? Хотя, с другой стороны, он упрям лишь тогда, когда прав, и в этом не изменится ни на йоту. И даже не просите, сэр!

Однако Рону бы хотелось, чтобы сейчас она была здесь.

Рон смотрит на телефон. Ни одного нового сообщения. Что ж, выводы напрашиваются сами собой. Выходит, она просто легла спать, не поцеловав его на ночь. Может, стоит ей написать?

Некоторое время Рон глядит на телефон, будто каким-то волшебным образом в нем может появиться ответ.

Наверное, именно поэтому (как он понимает позже) он не заметил признаков того, что в квартире что-то не так. Он упустил тот факт, что свет в его квартире был выключен, хотя он всегда оставляет его включенным.

Вот почему он зашел прямо в ловушку.

Стефан бродит по гостиной.

Уже поздно, и он один, что кажется не совсем нормальным. Он чувствует себя не в своей тарелке. Трудно сказать почему.

Он знает диван, и на нем безопасно. В этом Стефан совершенно уверен. Диван коричневый, обитый чем-то вроде бархата, на котором остался отпечаток его спины — более светлого, золотисто-коричневого оттенка. Если он знает этот диван, то все не так уж плохо. Худшее тянется к худшему. Сядь поудобнее, подожди и посмотри, что произойдет. Поверь, в конце концов все обретет смысл.

Он не может найти сигареты — никак и нигде. Он даже пепельницу найти не может. Ни зажигалки, ничего. Он выдвинул все ящики на кухне. Стефан видит, что диван стоит на кухне, так что, скорее всего, это его кухня. Тут явно происходит какая-то чертовщина. От него что-то скрывают. Но что и почему?

Главное — не паниковать. Он чувствует, что уже проходил через все это раньше. Через эту путаницу в мыслительных процессах. Глубоко внутри себя ему хочется кричать, попросить о помощи, воззвать к отцу, чтобы тот пришел и забрал его, но он старается зацепиться за позитив. За диван. За свой диван.

На кухонной столешнице стоит фотография. На фотографии он выглядит намного старше, чем помнит, и рядом с ним пожилая женщина. Он знает ее, даже знает, как ее зовут. Он не может вспомнить прямо сейчас, но уверен, что она ему знакома. Куда он подевал сигареты? Неужели он что-то забывает? Что-то кружится вокруг, но это не комната и даже не зрительный эффект. Это его память. У него кружится голова от воспоминаний. Но как бы Стефан ни старался закрепить их, они отказываются стоять неподвижно.

Он решает съездить к заправочной станции на углу и купить сигареты там. В прихожей на крючке висит куртка. Он надевает ее и ищет ключи от машины. Их нигде не видно. Кто-то провел здесь генеральную уборку. Это очень неприятно — когда привык все держать на своих местах. Зачем надо что-то куда-то перемещать? Снова это кружение. Пора ложиться на диван.

Стефан хочет сбросить с себя этот груз. Он чувствует себя намного старше, чем следовало бы. Наверное, ему стоит обратиться к врачу. Но что-то подсказывает ему, что это бесполезно. Что-то подсказывает: у него есть секрет, о котором другие знать не должны. Сиди на диване смирно и не поднимай тревогу. Скоро все снова встанет на свои места. Туман обязательно рассеется.

Загорается огонек наружной сигнализации. Стефан выглядывает в окно. На поле, которое он не совсем узнаёт, примыкающем к земельному участку, который он не может точно вспомнить, хотя вполне уверен, что проходил мимо него сегодня, появился кто-то, кого он хорошо знает. Это лисенок.

Каждый вечер лисенок подбирается немного ближе, Стефан помнит это совершенно отчетливо. Мечущаяся походка, глазки, бегающие туда-сюда… Человек, который знает страх, понимает, что люди могут причинить лисенку зло. Наконец лисенок устраивается поудобнее. Он кладет голову на лапы и смотрит в окно — как всегда. Стефан пытается вспомнить прошлое — как всегда. Они кивают друг другу. Стефан понимает, что на самом деле они не кивают друг другу — ведь он не сумасшедший, — но существование друг друга они, безусловно, признаю́т. Стефан называет его Снежком из-за белых кончиков на ушах. Когда Снежок ложится, ему кажется, что он хорошо замаскирован, но кончики ушей всегда его выдают. У самого Стефана теперь седые волосы; он заметил это лишь утром, и этот факт его ошеломил. Хотя у его отца тоже седые волосы, и, возможно, он просто что-то напутал.

Снежок катается по земле примерно в шести метрах от патио, и Стефан вспоминает. Элизабет. Так зовут женщину на фотографии. Пожилую женщину. Стефан смеется: ну конечно, она пожилая, ведь он и сам старик. Он прекрасно видит себя в отражении окна. Элизабет сказала ему, чтобы он не приманивал Снежка, сказала, что Снежок — вредитель. Она прогоняет его каждый раз, когда видит. Однако кто-то оставил миску с собачьим кормом у них на террасе, и это точно был не Стефан.