Король медвежатников - Сухов Евгений Евгеньевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/109
• Следующая

Барановский завернул полотно в плотную бумагу и перевязал сверток лентой. Теперь картина, стоимостью почти в полумиллион франков, напоминала легкомысленный подарок, купленный на ближайшем рынке.

– Теперь, надеюсь, мы с вами в расчете? – спросил Савелий.

Барановский взял картину под мышку и, лукаво улыбнувшись, произнес:

– Я тоже на это надеюсь, – и, приподняв шляпу, негромко добавил: – Честь имею. Я слышал, что тяжело заболел ваш приемный отец, Парамон Миронович... желаю ему скорейшего выздоровления.

Щелкнули замки затворяемой двери. А еще через минуту на лестнице раздались удаляющиеся шаги. Савелий успел пожалеть о том, что встреча состоялась именно в этой его уютной квартире на площади Шатле. Он сделал ошибку, когда привел гостя в свою берлогу, теперь квартиру придется срочно менять. Для предстоящего свидания можно было бы снять какую-нибудь тихую квартирку на Монмартре. Во всяком случае, человек, вышагивающий со свертком в руках, там ни у кого не вызовет интереса.

Савелий подошел к окну и слегка отодвинул занавеску. В центре площади возвышался фонтан Шатле. Из открытой пасти сфинкса упруго изливалась вода. А вот это уже интересно. Господин Барановский уверенно пересек площадь, осмотрелся и вдруг изучающе уставился на голову сфинкса. Он смотрел на нее с таким вниманием, словно они приятельствовали в прошлой жизни. Еще через несколько минут к нему подошел высокий человек с белой тростью. Оба о чем-то возбужденно заговорили, энергично жестикулируя, а потом разошлись в противоположные стороны, словно чужие.

Но откуда он узнал про Парамона? Странно все это. А это его предупреждение быть осторожным?

В дверь позвонили. Мамай! Сбросив цепочку с двери, Савелий впустил гостя.

Перешагнув порог, Мамай заговорил:

– Барановский сегодня целый день встречался с какими-то непонятными людьми. Похоже, что он у них за старшего.

– Чем занимаются эти люди?

– Сразу так и не поймешь. Встречаются, разговаривают. Двое из них работают в какой-то типографии, не то революционеры, не то газетчики. – И, махнув рукой, Мамай добавил безнадежно: – Все они одним миром мазаны.

– Возможно, – задумчиво протянул Савелий. – Постарайся как можно больше разузнать об этих людях.

– Понял, хозяин, – отвечал верный Мамай.

Едва Мамай ушел, как в квартире вновь раздался звон колокольчика. Открыв дверь, Савелий увидел хозяина дома. Строго насупившись, тот произнес:

– Мсье, вами интересовалась полиция. Вынужден отказать вам в жилье. Мне не нужны лишние неприятности.

Комиссар с интересом рассматривал сидящего напротив Родионова. Тем же самым, но с заметным безразличием занимался и Савелий.

Комиссар полиции Лазар был сравнительно молод, заметно полноват и на первый взгляд производил весьма благоприятное впечатление. Чем-то он напоминал добродушного и разнеженного кота, готового сомлеть под теплой хозяйской ладонью. Из-под густых черных бровей на Родионова смотрели умные внимательные глаза, которые замечали малейшее движение и анализировали его со всей тщательностью. Очевидно, комиссар был человеком выдающихся способностей, иначе бы ему не занимать такого высокого кресла в столь молодом возрасте. Даже если предположить, что должность досталась ему по серьезной протекции, то все равно нужен недюжинный ум, чтобы заставить поверить других в то, что ты находишься на своем месте. Руки комиссара покоились на высоких подлокотниках, поза его была слегка расслабленной, он как будто бы распластался в кресле, слился с ним. И, судя по положению его тела, чувствовалось, что вставать ему было лень. А предстоящее дознание он воспринимал как заслуженный отдых в конце рабочего дня. На первый взгляд в комиссаре не было ничего такого, что заставило бы поверить в его выдающиеся способности. Но, скорее всего, леность была наигранной, чтобы усыпить бдительность собеседника.

Интересно, по какому поводу его вызвали? И вообще, как в полиции стало известно, что Савелий снимает эту квартиру, ведь он нигде не регистрировался? Однако французская полиция работает неплохо, не в пример царской.

Савелий сдержанно улыбнулся. Лицо комиссара вдруг приняло отчужденное выражение, как если бы он лицезрел перед собой неодушевленный предмет.

– Я вот о чем хотел вас спросить, – наконец произнес комиссар. Голос у него оказался мягким и словно бы убаюкивающим. С такими интонациями лучше читать воскресные проповеди, а не устраивать дознание. – Зачем вы убили мсье Дюбаи?

От неожиданности Савелий подался вперед:

– Простите, что вы сказали?

– У вас, очевидно, туговато со слухом, мсье Родионов, – искренне пожалел Савелия комиссар. – Я хотел полюбопытствовать, зачем вы убили эксперта Дюбаи?

– Ну, знаете ли... Зачем мне это надо?

Комиссар хмыкнул. Получилось у него это очень забавно. Верхняя губа высоко приподнялась, обнажив крупные зубы, напоминающие резцы кролика. Савелий готов был поклясться, что среди сослуживцев он имел какое-нибудь неблагозвучное прозвище. Например, Хорек! – Вот смотрю я на вас, и сам думаю о том же самом. Человек вы образованный, состоятельный. Что могло вас толкнуть на такое? Деньги? Но они у вас есть. Ревность? Но ваша спутница любит вас до безумия! Тогда что?

– Простите, а где же он был убит?

Губа неприятно поднялась вновь:

– И это вы у меня спрашиваете? А вы, я вижу, подзабыли. Его убили в борделе... неподалеку от Мулен Руж.

– С чего вы взяли, что убийцей был именно я?

– В кармане убитого был обнаружен клочок бумаги, на котором был записан ваш адрес. Кстати, именно поэтому мы вас так быстро отыскали. В бордель он пришел не один и, судя по описаниям свидетелей, как раз в вашем обществе. Что вы на это скажете?

– Полный бред! Я не хожу в подобные заведения. Мне, знаете ли, хватает впечатлений и в повседневной жизни. И как же был убит мсье Дюбаи?

– Ему затянули на шее веревку в комнате, где он дожидался свою девушку.

– Занятно, однако... Если вы мне не верите, то устройте очную ставку со свидетелями. Вряд ли они узнают во мне спутника месье Дюбаи.

– Не исключено, что мы так и сделаем.

– Уверяю вас, это недоразумение! А записка с адресом отнюдь не доказательство...

– Хм, а ведь вы возмущаетесь искренне. Я вам скажу страшную вещь, – глаза комиссара округлились, – мы никому не должны доверять. Но вам я верю, – откинулся комиссар на спинку кресла, отчего оно жалостливо заскрипело. – Есть в вас что-то такое располагающее. Вы можете пойти на крайнюю меру, но для этого у вас должны быть достаточно веские основания. – Комиссар поднялся. Он оказался довольно внушителен и возвышался над столом, словно скала. – Знаете, у нас просто такая неблагодарная работа. Скорее всего, произошло какое-то недоразумение, – бережно пожал он руку Родионова. – Вы даже не представляете, какое чувство неловкости я испытываю, – комиссар проводил гостя до дверей. – Все-таки вы иностранец, не обвините меня в предвзятости. Извините меня, ради бога, за некоторую бестактность.

– Ничего страшного, – улыбнулся Савелий.

– Да, простите... Совсем вылетело из головы, забыл вам задать еще один вопрос.

– Спрашивайте, – насторожился Савелий.

– Я тут навел о вас кое-какие справки... Судя по тому, что мне рассказали, вы очень известный медвежатник. Но все это на уровне догадок, против вас нет никаких улик, одни только предположения. Меня попросили посодействовать русским коллегам, но чем я могу? – Комиссар пожал плечами. – Ведь вы ведете вполне добропорядочный образ жизни. И у меня к вам нет никаких нареканий.

– Мне это ничего не стоит, – сдержанно отвечал Савелий.

– А правда, что вы взламывали сейфы гремучей ртутью? – Комиссар крепко держал его ладонь в своей и как будто бы не желал с ней расставаться.

– Вы определенно меня с кем-то путаете, господин комиссар, – попытался высвободить свою ладонь Родионов. Это ему удалось почти без усилия. – Я не имею никакого отношения к медвежатникам.

• Предыдущая
• 17/109
• Следующая