Привет с того света - Щупов Андрей Олегович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/68
• Следующая

— Не везет мне в последнее время. — Кромп гладил себя по волосатой груди и, морщась, следил за манипуляциями Микаэля. — Три пули в предпоследней операции, осколок под Вэлинджем, а теперь и здесь вот угораздило. В первой же потасовке! — Значит, такая твоя судьба, рыжий. — Что ж, я и не жалуюсь. — И все-таки продолжаешь считать, что война — это здорово? — Лик скосил глаза на кряхтящего Кромпа. Микаэль как раз закончил перевязку, и пробитую в двух местах ногу рыжеволосого солдата подтягивали на растяжке к потолку, по опыту зная, что на первых порах это не помешает. Кромп и без того потерял немало крови. — Разумеется! Война — это всегда здорово. Это кайф, это азарт!.. — А по-моему, война — это всегда страх и ужас. Особенно для гражданского населения. Грязь и зло, с которыми бьются кто и как может. — Ерунда, юноша! Война, конечно, грязь, но уж никак не зло, потому что прежде всего — это ситуа-цта! Ситуация, в коей вполне равноправно выступают и зло и добро — без масок, без ханжеского камуфляжа. Так сказать, проверка на прочность. И трус превращается в предателя, а умница — в генерала. Храбрецы становятся героями, а сомневающиеся святыми. Все на своих законных местах, чего не скажешь о мирном времени, где уж точно ничего не разберешь. Ложь — всюду, и вот под таким слоем макияжа! Хрен копнешь и выщепишь. А кроме того, — Кромп хмыкнул, — все мы, Лик, хищники, хотим мы того или не хотим. Потому и удим рыбу, гуляем на охоту, с удовольствием выходим на ринг. Заметь, не ради паршивых медалек — ради мгновений войны! Стать самим собой вот чего хочет каждый. И когда это случается, он ощущает искреннее наслаждение. — Ну и речуга! — Микаэль усмехнулся. — Прямо Диоген какой-то!.. — А что! Тебе такой и за день не придумать. — И не собираюсь… — Вот! — Кромп выкинул палец, указывая на Микаэля. — Ты думаешь, он из другой породы? Черта с два! Тоже хищник. Потому и записался в армию. — А куда мне было идти? — Вот-вот! Либо в банду, либо в полицию, либо в армию. Потому что и там и там — все просто и можно без зазрения совести выявлять СБОИ главные жизненные инстинкты. — Ну и шлепнут вас в конце концов с вашими инстинктами! — не выдержал Лик. — Кому и зачем это надо? — А кому вообще что-нибудь надо? Кто знает свою цель от и до? — Наверное, есть такие… Должны быть! — Ну и карты им в руки — счастливчикам! — Кромп добродушно улыбнулся. — А я, например, не знаю — и не слишком по этому поводу переживаю. — Хватит болтать! — оборвал его Макс. — Ты пломбу зубную раздавил? — Еще там, в лесочке… — Значит, мало… Вколи-ка ты ему успокоительного, Микки. Пусть дрыхнет. А мы пока проведем небольшую разведку и обсудим, как быть дальше. — Они ведь могут наведаться и сюда. — Могут. Потому и надо поломать головы. Таких схваток нам больше не нужно. Последние боеприпасы сожжем, да и людей положим… Макс был прав. Им просто повезло, что в общем и целом в этой лесной передряге они отделались пустяками. Пару пуль умудрился поймать Кромп, легкую контузию'- Каесиус, у Лика оказалось сквозное ранение бедра, Штольц получил удар в голову, и до сих пор никто не мог понять, чем же это его приголубило — то ли пулей на излете, то ли осколком. Но хуже было другое: взрывом бомби, выпущенной из пушки шуанов (а теперь они знали, что нападение на них совершили шуаны французские роялисты, предводимые Кадудалем), повредило корпус радиокомбайна. Отныне ни проводить плел, ни организовать связь на сверхдальнем расстоянии они не могли. С места боя пришлось уходить в спешке, сгрузив имущество в уцелевшую карету, коней и сбрую позаимствовали у неприятеля. Особого успеха не принесла и инициатива с захватом «языка». Ни угроз, ни психотропных средств не понадобилось. Перепуганный француз ответил охотно на все вопросы. Он искренне стремился отработать право на жизнь, и это право ему предоставили, привязав к придорожному дереву и скормив на прощание пару таблеток снотворного. Увы, ничего такого, что им хотелось бы узнать относительно намерений Кадудаля, они не услышали. Несомненным, однако, было одно: Гершвин и его помощники посетили Францию, и посетили совсем недавно. Бол ее того, они не поленились позаботиться о тех, кто, возможно, придет следом. На почерк обычных фанатиков это не походило, тут было над чем призадуматься. — Этот Гершвин не осел, — констатировал лейтенант Дюрпан. Кадудаль ему был нужен только как ломовая лошадка. Р, разумеется, никто из этих французиков ничего о нем не знает. — Но подготовились они основательно! И об автоматах даже знали. — Слышали — скажем так. Если бы знали действительно; придумали бы иной план. — Отчего же… План был хорош. Сумерки, лес, многократный перевес в силах. Будь на нашем месте кто-нибудь другой — они наверняка бы добились успеха… Как бы то ни было, но еще пару дней им пришлось провести в дороге. Раненые глотали обезболивающее и ломали зубами пломбы со стимуляторами. Удвоив осторожность и заметая следы, отряд диверсантов на скорости уходил от места недавнего сражения. Еще одна стычка позволила им сменить наряд, упрятав камуфляж под одежду императорских гренадеров. Смотрелись они теперь потешно. Высокле медвежьи шапки, позолота на мундирах, цветастые перья, высокие сапоги с раструбами ж со шпорами, сверкающие пуговицы. Но более всгго их покоробила необходимость перевооружиться. Отныне пистолеты и миниатюрные автоматы прятались под мундирами, главным оружием стали шпаги, больше напоминающие сабли, и тяжелые нарезные ружья с кожаными патронташами. Всякий удобный момент они теперь спешивались на лесных полянах и с прилежанием тренировались в стрельбе и фехтовании. — Не так уж много у нас боезапасов, сударики, — убеждал подчиненных лейтенант. — Считайте, что десятую часть мы уже израсходовали. И это при всем при том, что ни один из террористов еще не пострадал. — На это они, по-видимому, и рассчитывали. Борьба чужими руками… Не так уж трудно натравить на нас несколько бандитских свор. А в результате мы останемся голыми… На постоялом дворе близ Блуа диверсанты остановились уже в качестве гвардейского разъезда. Повязки на головах капрала и Кассиуса только придавали им шарма. Лик довольно лихо держался в седле, и хромота его бросалась в глаза, только когда он спрыгивал на землю. А двухэтажное здание гостиницы им показалось вполне подходящим в качестве временного пристанища. Сползав на крышу, дотошный лейтенант не преминул оглядеться. Городок был невелик, и бинокль запросто доставал до окраин, являя взору череду черепичных крыш, лабиринты мощеных и немощеных улочек, навесы над лотками торговцев и национальные флага, тут и там украшающие шпили и коныш зданий. Скромный заурядный городок, не обешаю-щий на пгрсый взгляд никаких сюрпризов. Сюрпризы, однако, обнаружились уже в первый день, потому что встретили отряд дажз с некоторой пом пой, что не понравилось всем без исключения. Чем меньше шума, тем лучше — таков лозунг диверсанта, но изменить что-либо они были не в силах. Хозяин заведения, толстяк с багровыми щеками, раболепно кланялся «гвардейцам» и, поглядывая на прислугу с домочадцами, норовил придвинуться к Максу, капитанский мундир которого выглядел наиболее пышно. — Всегда думал, что гренадеры — это что-то вроде обычных пехотинцев, — выказал опасение Дюрпан. — А тут такие смотрины. Какого черта?.. Дювуа отрицательно покачал головой. — Мы не просто пехотинцы, прежде всего мы — императорская гвардия. Оттого на нас так и косятся. Как-никак золотая элита армии. В тысяча восемьсот пятом году в гвардии насчитывалось всего-то семь-восемь тысяч человек, и входили в нее как пешие гренадеры, так и конные. Кроме того, гвардия включала в себя полки пеших и конных егерей плюс эскадроны конных жандармов, итальянские батальоны и эскадрон конных мамлюков. — А кто такие — зги мамлюки? — Конница, воевавшая в Египте. Видишь ли, Клебер с Бонапартом тоже уважали воевать чужими руками, поэтому среди местного населения Африки проводилась интенсивная вербовка… — А эти шапки? Их-то на кой черт придумали? Жарко же! — Шапки из медвежьего меха — предложение Мюрата. Он полагал, что они придадут свирепость внешнему виду солдат. Кроме того, шапка значительно прибавляет рост. А кто захочет связываться с двухметровыми богатырями? Тоже своя психология… На том, кстати, и строился принцип отбора в императорскую гвардию. Самые рослые, самые храбрые, самые опытные. За то их и холили не в пример другим. — Помню! — Лик обрадованно хлопнул себя по колену. — И в этой самой гвардии не разрешалось наказывать солдат. Розги, шпицрутены и все такое… Дювуа вздохнул: — Не совсем так, но… Наполеон вообще был против телесных наказаний. И не только в гвардии… Хотя на так называемые «товарищеские суды» смотрел сквозь пальцы. — Это еще что такое? — Сами солдаты и офицеры негласно приговаривали предателей к расстрелу и приводили решение в исполнение своими силами. — Какая ж это армия? Анархия голимая! — А ты как думал! У них ведь тут ни судов, ни адвокатов с присяжными еще не выдумали. Судили просто и надежно. А преимущественно просто рас-^стреливали направо и налево. — Ну и что? Нормальная практика. Надо же дисциплину как-то поддерживать! Все ж таки лучше, чем гильотина. Вон в Америке — чуть что не так, сразу на гильотину отправляли. И называли это линчеванием. — Во времечко было! Обхохочешься!.. — А я вот еще слышал, что здесь, то есть во Франции, за воровство руки рубили! — Средневековье, что ты хочешь! Монахи, инквизиция, варвары… К кресту гвоздями прибивали! — Да ну?.. У Дювуа, слушавшего пестрые рассуждения диверсантов, лезли на лоб глаза. Чуть позже, когда они растягивали на крыше здания провода антенн, историк приблизился к Максу Дюрпану и негромко поделился: — Пожалуй, риск залететь действительно есть. Я просто поражен тем, что слышу от ваших людей, лейтенант! Оказывается, они ни черта не знают об эпохе Наполеона! Нет, я понимаю — какие-то нюан сы, даты не знать, но настолько чудовищно все путать!.. Впервые в голосе добродушного историка Макс уловил нотки раздражения. — И что же? — Как что! Есть же вещи, которые элементарно грамотный человек просто обязан знать! Время, в которое мы угодили, пожалуй, одно из самых интересных в истории. Бальзак, Гейне, Гете, лорд Байрон — это все здесь! А Великая французская революция? А борьба с европейскими коалициями? Аустерлиц, Вильям Пит, Шатобриан, Багратион — одни имена чего стоят! Десятки войн и тысячи подвигов — вот что означает это время! Не знать таких очевидных вещей!.. — Возьмите. — Макс Дюрпан протянул Дювуа свой длинноствольный «рейнджер-45». — Что это? — Дювуа машинально взял пистолет в руки. — Зачем? — Попробуйте разобрать и собрать его. И необязательно с закрытыми глазами. — Какая чепуха! Я никогда не имел дела с оружием, — Вот именно. — Макс спокойно забрал у него пжстолет, ловко упаковав обратно в кобуру. — А мои люди — профессиональные охотники за террорис-тгми. Специальный диверсионный отдел… и так дгяее… В общем, я хочу сказать, что с таким пред-матом, как человеческая история, сталкиваться им приходилось, увы, не слишком часто. Уж простите их за это. Они профессионалы в иной области. — Но, согласитесь, это разные вещи! — Абсолютно, — легко согласился лейтенант. — Настолько разные, что их и впрямь трудно совмещать. Дювуа уставился на него долгим взглядом. — Однако, по счастью, рядом с вами мы, а рядом с нами вы, — продолжал Макс с усмешкой. — Вы, то бишь мсье Дювуа, ходячая энциклопедия прошлых времен, мы — профессиональные ликвидаторы. И могу вас заверить, что эту самую энциклопедию мы сумеем вполне профессионально защитить. Даже в самой суровой передряге. Наверное, не менее минуты Дювуа молча рассматривал лейтенанта. — Да… С вами непросто спорить. — Когда просто, тогда скучно, — утешил лейтенант. — Нас связывает общее поручение. Поручение чрезвычайно сложное и опасное. Чтобы выполнить его, мы должны уметь многое — и это многое мы, по счастью, умеем. Кстати, дабы не усложнять жизнь, предлагаю перейти на «ты», идет? Кажется, он все-таки добился своего. Дювуа снова улыбнулся. — Согласен, мсье Макс… А над т&м, что ты тут сказал, я еще подумаю. — Подумай, Дювуа, подумай. Наверное, мы не самые лучшие ученики, но и бестолковыми нас не назовешь. Рассказывай почаще свои страшные сказки, а уж мы постараемся намотать на ус побольше интересных фактов. Тем более что ребятам нравятся твои лекции. Это не компьютерный экран и не магнитная запись. Хмыкнув, Дювуа взялся за свой конец провода и гусиным шагом двинулся к противоположному краю крыши. — А ты подхалим, лейтенант! — крикнул он оттуда. — Сладкоречивый и мягкий подхалим. — Ничего подобного, я обычный психолог…

• Предыдущая
• 15/68
• Следующая