Тать на ваши головы (СИ) - Боброва Екатерина Александровна - Страница 27

Глаза предупреждающе защипало. Только разрыдаться мне, пуская слюни, не хватает. Это тетеньке простительно, а дяденьке плакать никак нельзя, дяденьку после истерики никто уважать не будет. А впрочем... Не все ли равно?

Но я решила попытаться надавить на жалость.

— Не помню, — повторила окрепшим — жить-то хочется — голосом, — как головой приложился, все в тумане.

Парни отреагировали паскудными смешками — никакого сострадания. Понятно, убогость не прокатит. Думается, сейчас вообще ничего не прокатит, даже правда. Если признаюсь, что я шпион или солдат бывших, так попробуй докажи, что шпион полезный и меня стоит тащить на допрос в Город, а не прикопать по дорожке. Опять же после битвы я тут не единственный такой, конкуренция, чтоб ее.

Мысль о покаянии я отмела, с ужасом понимая, что идей больше нет. Совсем. Разве что стриптиз устроить... Но это крайняя мера. Подозреваю, с заклинаниями чужих личин и иллюзий здесь знакомы, и вряд ли это поможет, еще больше усложнит.

Командир шагнул ко мне, я от него. На плечо, пригвождая к месту, легла рука моего провожатого.

В глазах белого я с содроганием прочитала приговор. Смерть приблизилась, нависла. Симпатичная такая смерть, высокая — я с обреченностью уставилась на нагрудный доспех... Светлые волосы собраны в хвост, правильные черты лица — я бы сказала, породистые, ярко-голубые глаза, в которые не было сил смотреть.

— Так мы поможем вспомнить, — почти ласково проговорил командир. Так палач предлагает избавить от головной боли путем отсечения оной от тела.

Я сглотнула, крепко зажмурилась, теряя последние остатки смелости, но кто мне даст спрятаться внутри себя?!

В следующий миг пальцы стальной хваткой обхватили горло, сжали, и я взмыла в воздух. Парень без труда оторвал от земли мои шестьдесят килограммов. И в кого сильный такой, собака? — подумала, захрипев и вцепляясь руками в его ладонь.

Белый подтащил поближе, чуть опустил, чтобы я балансировала на цыпочках, ослабил хватку, позволяя со всхлипом наполнить горящие легкие воздухом.

Ненавижу насилие! Мне в детстве лишь шутливый подзатыльник доставался, а отец обожал называть «моя принцесса». У меня вообще прекрасная семья была, пока я не осталась одна — дальние родственники не в счет.

— В глаза! Смотреть! — рявкнули так, что я вздрогнула всем телом и затравленно посмотрела белому в лицо. Чего уж рыпаться? Поздно. Надо было от патруля в кусты ходу давать.

Голубые глаза засветились, я в панике попробовала отшатнуться, но куда там — пальцы предупреждающе сжались на горле, позволив лишь хрипеть. Подозреваю, выглядела я сейчас жалко...

А потом в лицо точно самосвал въехал. Чужая сила тисками сдавила голову, продавливая природную защиту, сминая крохи сопротивления. Глаза медленно, но верно вбирали меня в себя, а потом я рывком провалилась куда-то. Исчез треск костра, пропал окружающий нас лес, меня словно обняло чужое присутствие, отгораживая от всего остального. Это было дико. Это было страшно. Это было больно. Это словно обнаружить в себе еще кого-то чужого, а место у меня в голове лишь на одного...

Внутри завертелись, отматывая назад, картинки прошлого. Вот я плачу над стражами. Вот поднимаю резервы бывших драпать с поля. Вот несусь к этим резервам. А вот втыкаю меч в короля бывших. Картинка замерла стоп-кадром, словно не веря себе, а боль внутри нарастала, грозя взорвать мою бедную головушку. Последним мелькнуло перекошенное лицо удавленного стражами зеленого, и чужое присутствие торопливо убралось из моей головы, а следом пришла спасительная темнота.

Скрип колес вплетался в забытье, точно назойливый писк комара над ухом. Я поморщилась, застонала — даже после смерти покоя мне бедной нет. Рядом раздражающе выстукивали ровную дробь, пол подо мной временами потряхивало, и каждый толчок отзывался в голове приступом тупой боли, намекая на то, что я еще жива. Надо же... Прям удивительно. Я уже смирилась с неизбежностью собственной кончины, а тут... Пошевелила пальцами, покрутила стопой. С наслаждением вдохнула полной грудью колючий морозный воздух — что ни говори, а приятно оказаться живой — и открыла глаза.

Надо мной проплывало мерцающее звездное покрывало. Блестели, переливаясь, яркие гвоздики-точки, такие завораживающие и близкие. Захотелось протянуть руку, коснуться. Черное небо прочеркнул вспышкой метеорит — так быстро, что желание загадать я, конечно, не успела.

Я выдохнула облачко пара, чувствуя, как закоченел кончик носа, — было дико холодно, как может быть глубокой ночью в начале весны.

К скрипу колес добавилось музыкальное сопровождение.

— Лай-лай-на-на-ла, — тянул на одной ноте скрипучий голос мужчины, не обладавшего и намеком на музыкальный слух.

«Такой и мертвого разбудит, — подумала с усмешкой, приподнимаясь и поворачивая голову.

Крик замер в горле, а ужас волной прокатился по телу, вздыбливая волосы дыбом.

В этой повозке вернули к жизни лишь меня, остальные так и остались лежать мертвой грудой, застывшим взглядом смотря в небо.

Господи! Выдохнула, крепко зажмуриваясь, но скрип колес никуда не делся, как и заунывное пение возничего.

Спокойно. Бояться нечего. Подумаешь, лежу рядом с мертвецами. Логично же — бойня была, а не битва. Столько народу полегло, что и подумать страшно... Жалко их — сил нет, но у смерти обратной дороги не бывает. «Господи, спаси и помилуй», — беззвучно прошептала в усыпанное звездами небо.

Мертвых надо хоронить, вот и везут их на кладбище, заодно и меня. Они же не знали, что я еще жива. Решили, что того... Мне же лучше — с мертвой спросу нет. Так чего я паникую? Парни лежат тихо, оживать не собираются. Нормальные они мертвецы, правильные.

Ну а мне сейчас только «мертвых с косами» вдоль дороги не хватает для полного антуража. Ночь, я и дорога на кладбище в тихой такой компании.

Ладно, с теорией разобрались, пора переходить к практике.

Тихонечко села, переждала приступ головокружения.

Не поняла, это у них традиция такая — мертвецов накрывать собственными плащами? Еще и двумя? Странно, остальные лежат просто так, в рваных мундирах, в покореженных доспехах, с рваными ранами на телах. Я сглотнула, отводя взгляд и усилием воли прогоняя приступ тошноты.

Два белых плаща на мертвой мне сильно напрягли своей нелогичностью. Но от усилий взломать логику вояк я только заработала очередной приступ головной боли. Ладно, черт с ними. Лучше начнем сначала.

Задача — добраться домой. Проблема та же: где у нас Город?

По сторонам тянулись склоны невысоких, заросших кустарником гор. Похоже, мы ехали в объезд, впрочем, я слишком плохо знаю окрестности Города, чтобы понять, куда мы направляемся. Может, у них принято сжигать мертвых в особом месте?

Я посидела, оглядывая залитую чернотой и оттого кажущуюся негостеприимной обочину дороги. Побуравила взглядом спину возничего — отвратительный все же голос у мужика. А если я сейчас за его спиной воскресну? После битвы с ожившими мертвецами меня ожидает либо вопль ужаса и паническое бегство, либо попытка укокошить меня повторно. Из литературы помнилось, что возничие ни разу не трусливые ребята, могли и ворью по морде дать. Так что я решила не проверять крепость нервов у мужика.

Ощупала собственное лицо, с облегчением убедилась, что щетина при мне, и аккуратно поползла к краю, стараясь не касаться мертвецов.

Повозка чуть замедлилась на подъеме, помогая мне решиться на прыжок. Земля ударила по пяткам, я взмахнула руками, ловя равновесие. Поймала. Испуганно оглянулась, но мой побег остался незамеченным.

Выныривать после теплых плащей на стылый холод оказалось плохой идеей, и тело начала бить дрожь. Я растерла мигом заледеневшие пальцы, плотнее закуталась в зеленый плащ и присела на камень, переждать. План был тихонько двигать вслед за повозкой — с большой долей вероятности нас все же везли в Город. А еще лучше дождаться рассвета и на свету уже оглядеться и сориентироваться.