Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле (СИ) - "Greko" - Страница 8

— И дорого он заплатил?

— 50 дукатов.

Я восторженно присвистнул. Местных расценок я не понимал, но пропорция между отданным и полученным Никосом меня восхитила. Один к пятидесяти, настоящий торговец. Все греки оценили бы. И не только они.

— Что будем делать? – как-то обреченно поинтересовался Никос.

— Как что? Разбираться. И главный мой вопрос: сколько ты мне должен?

— Мелькала же у меня мысль, что ты меня морочил, когда про потерю памяти говорил. Эх, пожадничал, голову потерял, думая, что все уже мое.

Все ясно. Я, похоже, вложился в его дело, и эта мразь решила одним ударом двух зайцев убить. Впрочем, деньги у него были не мои, а Варвакиса. Сколько бы их не было, не я их заработал. И их потеря меня не сильно волновала, но Никосу о том знать не нужно.

— Так сколько, по-твоему, с учетом происшедшего? – хитро озадачил я Никоса.

— Пол-лавки своей на Гранд Базаре тебе отдам вместе со складом.

— Нет, расчет здесь и сейчас, не пытайся из меня сделать дурака. Стоит нам пойти к судье, как ты меня тут же объявишь преступником.

— Где же я возьму дома такую сумму? Аааааа…

Я придавил лезвием затылок Никоса, брызнула кровь. Он закричал, но не громко, скорее завывая.

— Заткни пасть, мараз! Хочешь, чтоб у меня не осталось выбора?

Я переместил нож к его горлу и снова слегка надавил. Он яростно зашептал:

— Не убивай, я все-все отдам, все, что есть, все накопленное!

— Мне все не нужно. Хочу здесь и сейчас. Ничего нет – режу горло и ухожу. Даешь отступных, останешься в живых. Потом встречу тебя, где захочу, и договоримся о дальнейшей твоей судьбе. Что меня может остановить? Подумай, хорошенько все взвесь.

Я замолчал, напряженно ожидая ответа. Никос молчал: жадность в нем боролась со страхом.

— Вот ты тупой, как деревяшка! Если ты думаешь, что я ничего не выиграю от твоей смерти, ты ошибаешься. Найду ключи от лавки, утром распродам по дешевке ковры соседям и сбегу обратно хоть на Острова, хоть в Салоники! Только живым сохранишь свое достояние. И со мной сможешь рассчитаться. Выходит, ты мне живым нужен, но без денег я не уйду.

Снова повисла тишина в комнате, только плясал огонек свечи в углу. На нас скорбно глядел лик Божьей матери.

Комната небольшая, с лежанки все видно, как на ладони. Ни стола, ни стульев. Большой ларь в одном углу. Под окном набросаны три коврика – братья килимов из лавки. Рядом небольшая стопка деревянных ящичков и корзинка. За ними стопка глиняных тарелок, чашек и немного железной посуды для готовки. Ни следа очага: наверное, даже кофе гостю варил на улице, во дворе. Вон, кстати, кофейник стоит и четыре чашечки на круглом подносе.

— Отодвинешь ларь, под ним половица со знаком креста. Там моя заначка на черный день, – хрипло признался Никос.

— Ты понимаешь, что я не уйду, пока все не обыщу? Сейчас крепко тебя свяжу и начну поиск. Уверен, в стенке ларя что-нибудь да найдется.

— Я правду сказал, зачем не веришь?

— Верить тебе? Тебе, паскуде? Пощекочу ханджаром, запоешь соловьем. Ну, давай! Говори, где еще?!

— Я правду сказал, клянусь моим покровителем, Николаем-угодником!

— А если найду? – хмыкнул я, подражая гопникам моего детства.

— Что найдешь, все твое, – зло выпалил Никос.

Он вдруг резко попытался вскочить, непонятно на что рассчитывая, и сам – САМ – вскрыл себе горло. Я не успел убрать руку. Наоборот, ее словно кто-то направил и удержал. Из разверстой раны ударила струя теплой крови.

… Я тупо пялился на дёргающееся тело, на кровавый фонтанчик, выплескивающийся толчками из широкой раны и брызгающий во все стороны.

Неужели я это сделал? Я же за всю свою жизнь не держал в руках ничего опаснее клавы от компа… Всего пару дней назад я ныл и жаловался на кризис среднего возраста… Этот идиот сам виноват: моя угроза все найти отключила ему мозг. Жадность взыграла. Что не отменяет того, что нож был в моей руке. И я, похоже, ищу себе оправдания.

Это я сделал или не я? Реципиент или донор?

Чертов Раскольников, чертово его «право имею». Впрочем, я уже не тварь дрожащая, если верить Федору Михайловичу. Или он другое имел в виду?

Я подошёл к иконке, перекрестился и попросил у бога прощения. Но в душе я никакого раскаяния не чувствовал. Собака получила заслуженную кару. Не моя вина! Мне и выбирать не пришлось. А с другой стороны, что мне оставалось делать? Ждать божьего суда на небесах? Очень спорная идея. Останься гад живым, на эти небеса мог бы отправиться я сам.

Теперь надо собраться с мыслями, все тщательно продумать.

Естественно, ни в какую лавку я не пойду, к товарам и пальцем не притронусь. Лучше так сделать. Я сдернул с головы куколь Аминтаса-убийцы и заткнул им рану на шее Никоса. Он уже отходил, но последних сил ему хватило, чтобы плотнее затолкать мягкий головной убор в кровавую щель.

Вот, теперь картина станет веселее, если можно употребить это слово здесь и сейчас. Никакого анализа на ДНК, никаких отпечатков пальцев. Станут искать преступников, первыми под подозрение попадут братишки-монахи. Ежели их вдобавок кто-то заметил заходившими к Никосу, то вообще все будет чики-пуки, никто на меня не подумает. Вдобавок перевязь с ножнами здесь сброшу, а нож где-нибудь во дворе, где оставил второй пояс. За все в этой жизни надо отвечать – деньгами, свободой, жизнью, бессмертной душой. Аз воздам, братья-монахи, наемники-киллеры недоделанные!

Мое импровизированное пончо мне уже ни к чему. На нем могла кровь остаться, так что снимаем и накрываем усопшего.

В углу у иконы нашлась свежая свечка, я подпалил ее от горящей. Прежде чем начать поиски, нашел кувшин с водой и сделал хороший глоток. Все ж, как не хорохорился, сердце в груди ходило ходуном, в висках стучало: бум-бум-бум…

Еще раз осмотрел внимательно комнату. Ларь подождёт, сперва приступим к планомерному обыску, обходя прикрытую рогожкой лужу крови, чтобы не вляпаться.

Оставив на десерт угол с посудой и припасами, я начал с места у ковриков. И сразу находка. Под самым окном скрывалась хорошо замазанная мягкой белой глиной ниша, откуда вытащил небольшую квадратную коробочку из ливанского кедра с инкрустацией перламутром в простой тряпице. Открыв приятно благоухающую крышку, я стал богаче на десять австрийских дукатов – тех, которыми татарки и армянки любят украшать свадебные платья и головные уборы, – и мелкий флакончик с благовониями или духами. Редкой жадности скотиной был покойный, молчал ведь до последнего, как партизан на допросе, не убоявшись моих угроз наказать, если найду сверх им обещанного.

Далее разбив пространство комнаты на прямоугольники с помощью двух ковриков, я тщательно проверил стены и пол, аккуратно постукивая рукояткой ножа. Изучив один прямоугольник, пунктуально сдвигал оба килима и двигался дальше.

До ларя находок более не случилось. Следовало бы, проверить и потолок, но как это сделать, идей не нашлось.

В боковой полой стенке ларя, ожидаемо, обнаружилась солидная горсть золота – ровным счетом 49 турецких золотых. К гадалке не ходи, остаток награды за мою голову. О чем только думал этот глупый пацак, когда пытался меня надурить? Меня, насмотревшегося фильмов про тайные захоронки советских цеховиков.

Нашлась и половица с крестом. Вот тут я решил проявить осторожность: слишком все просто и очевидно, возможна ловушка. Ханджар меня не подвел, помог справиться с половицей. Поднимал ее аккуратно, прикрывшись килимом на всякий случай. Но Бог миловал: ловушки не было. Зато на свет, который потихоньку разгорался за окном, был извлечен добротный ящик – латунный, с изящной арабской вязью на крышке и тремя отделениями внутри, разделенными двумя тонкими деревянными планками. В одном снова были золотые монеты разного достоинства и из разных стран – в основном пятирублевики с императорским орлом и цифрой 1832, в другом – горсть жемчужин и других камней, в чьей ценности я ни разу не спец, а в третьем – скрученные бумаги, до которых мне дела не было. Я их просто отбросил, заменив на уже найденные золотые и флакончик с духами.