Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле (СИ) - "Greko" - Страница 28

Я не выдержал, взбешённый этой традиционной английской двуличностью, и бросил ему в лицо:

— 10 лет назад, сэр, обе мои сестры и мать были похищены с Ионических островов и проданы здесь, возможно, на том самом рынке, где вы любовались выставленными на продажу телами. Да-да, именно, телами, ибо душу гречанки купить невозможно.

— Мне жаль, Коста. Надеюсь, вы еще разыщете своих родственников. Возможно, я несколько увлекся красочным описанием, но поверьте: я отчетливо осознаю ту пропасть, что разделяет нас и турок. Их нравы, их бескультурье, жестокость и странные обычаи – всего этого я не скрою от своих читателей. Взять те же отели! На весь Стамбул – ни одного приличного места, не считая пансиона Джузепино, где я остановился.

— Наверное, он в Пере?

— Вы абсолютно правы. Золотой дукат в день – и в вашем распоряжении приличные комнаты, завтрак, обед с бутылкой вина и чай по требованию. Надеюсь, вы найдете время меня там навестить.

Однако! С такими расценками я со своим капиталом смог бы год прожить в комфорте. А то и два.

— Впрочем, местная знать может тут многое себе позволить. Меня пригласил в гости турецкий паша. На его вилле на берегу Мраморного моря нас ждал роскошный прием. Какой обед! Какие деликатесы! Кебаб из утиной грудки и фаршированная «мастикой» скумбрия, горячо любимые при дворе султана баклажаны, террин из креветок и осьминога с соусом из апельсинов и грецких орехов, ассорти из долмы, цельный корень сельдерея, фаршированный рисом с травами, сухофруктами и артишоками. Подавали все, как и готовили, рабы господина. Но, как я понял, эту тему мне лучше не развивать в вашем обществе.

Он причмокнул губами, изображая свой полный восторг.

— Вы ведь много путешествовали? – неожиданно он переключился на мою персону. – Доводилось ли вам бывать в Одессе, в Крыму?

— Не доводилось, мистер Спенсер.

— Где же вы изучили столь много языков, включая русский? – проявил Спенсер странную осведомленность.

— Всё в тех же путешествиях, сэр. На Черноморском побережье Кавказа кого только не встретишь.

— О, эта таинственная Черкесия, манящая и опасная. Как бы я хотел там побывать! Меня интересует эпос, включая крымско-татарский, этнография, природа – список обширен. Можно было бы подготовить поэтическое исследование народных сказаний или бросить вызов Клапроту. Впрочем, у меня все впереди. Зов дальних стран – не пустой звук для англичанина. Открытия нового, неизведанного – это прекрасно, не находите?

Я пожал плечами: знал бы он, в каком путешествии я пребываю и какие открытия ждут меня на каждом шагу! Но что скрываешь ты, англичанин, за своими словесными кружевами, что тебе нужно от меня, зачем подошел? Это стоит с нашими обкашлять …

— Подозрительный тип, – согласились со мной Фонтон и Дмитрий, когда мы встретились наутро, чтобы обсудить как дальнейшие шаги, так и нового актера на сцене нашей игры – Нужно за ним проследить, перехватить переписку. Он тебя, Коста, в словах утопил. Ты мог не увидеть тонких намеков или оговорок. Или просто решил на тебя взглянуть, оценить, взвесить по одному ему известному резону.

Я лишь пожал плечами. Что мне ответить? Упоминание Уркварта меня насторожило, но разве встреча английского путешественника с первым секретарем родного посольства – это доказательство чего-то предосудительного?

— Эти слова про Крым и Черкесию не идут у меня из головы, – продолжил Фонтон. – С одной стороны, перед нами этакий чудак, типичный писатель, изливающийся фонтаном слов, чтобы проверить реакцию на свои словесные конструкции. С другой – возможно, хитрый враг, вынашивающий коварные планы. Он не в первый раз попадает в наше поле зрения. Он все время крутится вокруг посольских гостей. Набился в компанию Бутенева на экскурсию по старинным мечетям. Добился знакомства с Нарышкиной. Клинья подбивал к нашим генуэзцам из посольства…

Тут я припомнил привычку англосаксов набирать в разведку людей со стороны, но с оригинальным «бэкграундом» – литераторов, путешественников, ученых. Что если Спенсер из их числа?

— Можно продолжить знакомство, навестив его в пансионе Джузепино. До него от нашего Посольства два шага. Не то чтобы меня приглашали заглядывать, но если найти повод…

— Повод есть, – потер руки Цикалиоти, – я тебе по заказу Стюарта несколько копий из переписки насчет Сефер-бея подготовил, правильнее сказать, черновиков бумаг. Ты смог бы при желании отыскать нечто похожее в моей комнате.

— Так что, – подхватил Фонтон, – изыщи случай ненавязчиво попросить Спенсера передать их Стюарту.

— А если откажется бумаги взять?

— Коль откажется – невелика потеря. А вот если возьмёт, стоит еще внимательнее к нему приглядеться, – подытожил Феликс Петрович.

— Подделка? – решил на всякий случай уточнить.

— Как можно? – возмутился Дмитрий.

— Первые бумаги для англичан должны быть – комар носа не подточит, – разъяснил политику партии Фонтон. – И в дальнейшем не стоит злоупотреблять. Куда интереснее создать подобными документами мышеловку, которой свяжем руки англичашкам.

— А кто этот Сефер-бей, с которым все носятся? Турецкий паша, важный чиновник?

— Нет, брат, бери выше. Сефер-бей Зан – лидер черкесов в Константинополе. К нему все заграничные ниточки с Кавказа сходятся. Он сын анапского князя, учился в Одессе, служил в полку на Кавказе, откуда сбежал в горы. После войны в 31-м принес присягу императору и снова сбежал – теперь в Константинополь. Отсюда стал нам вредить любыми способами. Сторонников у него здесь – тьма! – выложил мне всю необходимую информацию Фонтон.

— Черкешенки, что по сералям столетиями сидели, влияния набрали и деньгами располагают, – подхватил Цикалиоти. – Их дети, положения видного и под влиянием матерей и тетушек, согласны с беем, что с адыгами несправедливо поступили: забрали их землю и отдали Белому царю без их спроса. Поэтому интригуют при дворе в пользу кавказской родни и поддерживают все просьбы черкесов об оружии и порохе. Даже драгоценности свои жертвуют для закупок.

Фонтон грустно вздохнул:

— Ныне в Восточном Причерноморье – настоящая партизанская война! А Сефер-бей – ее местный дирижер.

Ну, понятно. Ленин местного разлива. Пьет вместо венского пива щербет и шлет на родину письма: к оружию, товарищи! Товарищам – казацкой шашкой по башке, бею – почет и уважение.

—Тут Уркварт приехал, с ним снюхался и давай авансы раздавать. Съездил нелегально в Суджук-Кале. Потом опубликовал «Декларацию независимости Черкесии», – продолжил свои разъяснения Фонтон. – По нашим сведениям, они на пару с Сефер-беем ее написали. Ныне через него англичане стали деньгами черкесам помогать, платят золотом за жизнь русского солдата. В общем, лютый вражина, этот Сефер-бей. Нам ничего не оставалось делать, как добиться от султана его высылки из столицы. Но он и из провинции продолжает действовать.

— Не скажите, Феликс Петрович! – не согласился Дмитрий. – Здорово мы этой ссылкой его авторитет подорвали. Доносят верные люди с Кавказа: там задумались, как же так, взяли и сослали? И теперь спрашивают, могущественен ли их вождь, каковым Сефер-бей себя объявил, если его выкинули, как щенка, из столицы по первому слову нашего посланника? А он, по слухам, старается всех уверить, что уехал для вида, чтобы русских обмануть. Вот, думаю, англичане и зашевелились, чтобы понять, где правда. Пущай черновики моих писем читают да знают: супротив нашего влияния они – дети малые.

— Как же я объясню, что в этих письмах имя бея есть, коли по-турецки только говорю, но читать-писать не умею?

Дмитрий достал бумаги, развернул и ткнул пальцем в одну строчку арабско-турецкой вязи, которой были написаны черновики писем:

— Вот эти закорючки означают имя Сефер-бея. Запомнил? – я кивнул. – Навряд ли кто спросит, но, если спросят, покажешь.

Ловкий план придумали господа-шпионы из нашего Посольства, но был изъян. С какого перепугу Спенсер меня примет? Нужен хоть какой-то повод к нему заявиться.