Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле (СИ) - "Greko" - Страница 24

— Ты хочешь, чтобы я сделал тебе так же, как в прошлый раз?

Малика, не отрывая рук от лица, после недолгой борьбы, переборов стыд и смущение, кивнула.

— Душа моя, – повторил я и мягко отвел её руки. Она не сопротивлялась. – Я сделаю это с удовольствием. И буду всегда делать по твоему желанию.

Малика выдохнула, взглядом поблагодарила. Я начал медленный спуск.

— Только... – остановила меня Малика.

— Да?

Она уже окончательно переборола все свои страхи.

— Как бы я тебя не просила, не останавливайся, пожалуйста! Я хочу дойти до конца!

— Будет исполнено, моя госпожа!

Я продолжил свое движение, думая с улыбкой, но не без примеси гордости, что эдак меня можно считать теперь еще и «прогрессором», заброшенным в город Константина, Руматой Эсторским, плюнувшим на попытки совершить глобальную революцию для всех и перевоспитать всех неразумных. А сосредоточившимся только на одной прекрасной женщине и решившим совершить эту революцию только для неё одной. Только для одной, но в той области, которая, на самом деле, имеет наибольшее значение в жизни всех: и разумных, и неразумных. В области взаимных отношений и всё спасающей любви...

Я исполнил её желание. В эту ночь я исполнил все желания царицы…

… Если утром очень плохо, значит вечером было очень хорошо – гласит народная мудрость. Но не в моем случае. Ночью было восхитительно, а днем просто прекрасно: я выспался и теперь торопился в Перу на встречу с доверенным лицом Фонтона, переводчиком и студентом из понтийских греков, прибывшим на языковую практику от Азиатского Департамента МИД России.

Дмитрий Цикалиоти уже поджидал меня в кофейне: узнал его сразу по студенческому мундиру и фуражке. Мы устроились в уголке. Началась нудная лекция. Видимо, студент решил отыграться на мне за годы сидения в аудиториях под усыпляющий бубнеж профессоров.

— Посольство наше – уникальное среди прочих. Мало того, что его возвели на освященной русской земле, доставленной кораблями по приказу святейшей бабушки нашего Императора, так нет ему равных по значению, важности и многогранности стоящих перед ним задач. Все дела Ближнего Востока, Балкан, православной веры и паломничества в Святую землю, торгового судоходства через проливы – все в его ведении. Штат посольства огромный, одних драгоманов девять душ. Да прибавьте сюда служащих дипломатической и коммерческой канцелярий, почтовую экспедицию, медицинскую часть и церковь. Истинный Вавилон!

Пришлось сидеть и слушать, не смея притронуться к остывающему кофе. Чинопочитание в Империи Николая вошло в историю. Не хотелось произвести впечатление невежды или наглеца. Но на кой черт, спрашивается, нужны все эти важные сведения будущему садовнику?

— Феликс Петрович, – наконец, перешел он к делу, – поручил мне отрекомендовать вас управляющему резиденцией в Бююкдере. Бумаги у вас собой? – он по ходу пьесы никак не мог понять мой статус и старался не тыкать.

Я протянул английскую заготовку.

— Неплохо, неплохо, – внимательно изучив каждую букву, заключил будущий дипломат и спрятал мои бумаги за обшлаг мундира. – С такими рекомендациями вы могли бы устроиться в любой богатый европейский дом в пригороде. Османы, насколько я знаю, предпочитают использовать рабов. Почему именно к нам?

— ?

— Ах, о чем это я, вас же нашел лично Феликс Петрович. А это, доложу я вам, многое решает. Обратись вы к нашим итальянцам, без подношения ничего бы не добились. Нет, я ценю опытность господ Франкони, Тимони и Пицани, что десятилетиями служат здесь драгоманами и даже занимают важные посты в обеих канцеляриях… Но как они хапают!

Понятно: и место не освобождают молодым да ранним, и доходами не делятся с нищими студентами. Старая, как мир, история.

— Ну что ж, пойдемте знакомиться с управляющим. Далее мне поручено вас сопроводить, вплоть до Дворца в Бююкдере, но это уже завтра.

Вышли из кофейни и не спеша двинулись по Перской улице. Вчера у меня не было возможности тут осмотреться – то солома в арбе, то какие-то задворки и пепелища. Теперь же крутил головой, как деревенщина, впервые попавший в столицу.

Здесь было на что посмотреть. Словно в другой мир попал: дома в европейском стиле, магазины, нарядные лавки, рестораны. Единственное, что портило впечатление – слишком узкая улица, на которой двум повозкам не разъехаться, зато очень длинная и со множеством строительных лесов. И продавцы каштанов на каждом углу со своими жаровнями. Франки, наверное, моду завезли?

— Обождите здесь, – указал мне Цикалиоти на будку на территории Посольства за открытыми настежь воротами. Туда то и дело заезжали арбы со строительными материалами.

Сказали ждать – буду ждать. Присел на лавочку. Вдохнул воздух, пропитанный строительной пылью, потоптал ногой по екатерининской земле. Здравствуй, Родина!

Цикалиоти вернулся через полчаса.

— Все в порядке! Вас приняли. Управляющий сказал, что ему ныне недосуг. Позже на вас посмотрит. Препоручил вас моим заботам. И Фонтон вас ожидает. Идемте.

Феликс Петрович ждал нас не в своем кабинете в полуподвале, а в другом доме, в почти законченном каменном флигеле, над которым устраивали крышу из черепицы. Рабочих внутрь уже не пускали, и можно было коротко переговорить на пустынной лестнице.

— Все порядке? Просьбы?

Я отрицательно покачал головой. Затем меня осенило.

— Ваше высокоблагородие! Есть! Есть просьба! Не примете на хранение мой капитал? Ящик небольшой, порядка трехсот золотых монет.

Фонтон прищурился:

— Вот не могу я тебя понять, Коста, хотя давеча хвалился, что всех вижу насквозь. Другой бы денег попросил за службу, а ты сам деньги мне тащишь. Ничего себе, всего около трехсот… Не то ты отменный хитрец, не то жулик первостатейный. В чем подвох?

— Нету никакого подвоха. Все честно. Как учил меня дед: дашь священнику денег, и Богу должен останешься. Хочешь друга потерять, одолжи ему денег. Куда мне с моим золотом податься? Ненадежно спрятано, и Константинополь покидаю. Когда еще обратно ворочусь? Кому, как не вам, довериться, вы же человек чести? Будет нужно, выдадите, сколько потребуется. Не потребуется, у вас полежит, не протухнет. Не откажите!

— Каков твой дед мудрец, но богохульник. Возьмёшь свой капитал с собой в Бююкдере, там найдешь отца Варфоломея. Удивительно доброй души человек. Он присмотрит и на храм не попросит. А связь со мной будешь держать через студента. Пущай приучается к работе… дипломата. Из цирюльников в визири не попадешь, сложа ноги на диване и покуривая трубку, – засмеялся Фонтон, глядя на залившегося краской Цикалиоти.

Ну, раз так карта легла, помчался вприпрыжку к Константину. Оказался у Гадикпаша Хамами уже ближе к вечеру. Моего приятеля на месте не оказалось. Может, оно и к лучшему?

Прокрался к знакомому лазу, прихватив у печей тлеющую ветку – смысл теперь маскироваться, если обратно не вернусь? Пролез в цистерну. Стал искать фонарь. Нету, все руками обшарил.

— Кто здесь? – спросил тихо.

Сбоку раздался шорох. Поднял тлеющую ветку и взмахнул, чтоб разгорелась получше. На меня надвигалась темная фигура. Отскочил назад. Нога подвернулась. Ветка выпала из руки. Я с громким воплем упал в воду.

[1] История Феликса Фонтона, как русского резидента в Константинополе – авторская выдумка. Никаких данных о его принадлежности к секретной службе нет. Но он, действительно, был награжден одним из Высших орденов Империи, и ходатайствовал о его награждении сам И.И. Дибич. Даже у посланника А.П. Бутенева орден Св. Анны был второй степени. И драгоман в самом деле участвовал в допросах пленных во время войны. Непростым чиновником он был.

[2] Белые пуговицы – отличительный знак русских дипломатов. Шутка «пришей к мундиру белые пуговицы» – намек на то, что человек искусен в переговорах.

Вынырнул из воды, отплёвываясь. Необходимо успокоиться. Быстро решить, как действовать. Это засада. Сердце стучало, как бешеное.