Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле (СИ) - "Greko" - Страница 22

— Почему в прообразе? – искренне удивился.

— Почему-почему? – передразнил меня этот тип, уже откровенно меня бесивший. – Нету пока у посольства своего дома в Константинополе. Доделка флигелей идет. Со следующего года основное здание будут строить. Но ты надоел своими вопросами. Я спросил, кто ты? Что задумал с англичанами? Почему на встречу с тобой примчался сам Уркварт?

Чтобы придать ускорение моему желанию отвечать, он резко пробил ногой мне в грудь. Я задохнулся от боли, опрокидываясь на спину. Но и сам лягнул его в щиколотку в ответ. Перот зашипел и снова замахнулся.

— Притормозите, ваше высокоблагородие, – остановил его какой-то старик, появившийся в поле зрения. – Негоже начинать с тумаков разговор с соотечественником – даже с предателем.

— Я не предатель и не русский беглец! – я ощерился зло и, смахивая с лица остатки соломы, добавил. – Разговора не будет, пока не пойму, кто вы на самом деле.

Спутники «черной фески» громко заржали, но тут же заткнулись, когда старик властно взмахнул рукой.

— Я помощник первого драгомана Российского посольства в Константинополе, Антуан Франкони. А человек, которого ты столь опрометчиво пнул ногой, важный чиновник благородного происхождения, из потомственных дипломатов. Был бы ты дворянином, тебя бы вызвали на дуэль. Но ты всего лишь стамбульское отродье, что крутится, где не следовало бы, и якшается с нашими врагами.

— Разрешите представиться: драгоман Посольства, бывший чиновник при главной квартире генерал-фельдмаршала Дибича, Феликс Петрович Фонтон, – шутовски раскланялся мой обидчик.

Только сейчас я сообразил, что мы, считай, ровесники.

— А русских среди вас нет? – все мои собеседники скривились, как среда на пятницу, от моего вопроса.

— То есть кавалер ордена Святой Анны 1-й степени тебя недостоин? – весело спросил Фонтон. Он удивительным образом переменился, стоило ему сбросить маску.

— «Анна на шее»? – вспомнилось мне. Один из высших орденов Империи – это серьезно, тем более, 1-й степени. За какие же заслуги Феликса Петровича отметили?[1]

— Почему на шее? Звезда носится на правой стороне груди, крест на ленте – на правом боку, и то лишь в особые дни, – удивился Фонтон.

Я все никак не мог избавиться от недоверия к этим людям. Вдруг это очередная проверка от «рыбьего глаза»? Но орден… Такая импровизация может выйти боком ее устроителям. Международный скандал с привлечением высших лиц Империи.

— Орден покажете?

Полуподвал сотряс дружный хохот.

— Феликс Петрович! Нуждаюсь в приватном разговоре, совершенно секретном! Тет-а-тет. И орден ваш мне нужен не любопытства ради, а для понимая, насколько можно вам доверять.

Фонтон внимательно меня разглядывал несколько секунд:

— Лягаться больше не будешь? – я отрицательно покачал головой, и он подал мне руку, чтобы помочь подняться. – Ну, пойдем.

Мы прошли в конец помещения.

Фонтон приоткрыл дверь, приглашая меня пройти внутрь кабинета, заваленного папками, книгами и даже одеждой. На спинке стула небрежно пристроился полукафтан темно-зеленого сукна с матовыми белыми пуговицами и красным воротником-стойкой[2]. На столе лежала перевернутая фуражка, белые перчатки и небольшая шпага в ножнах. В углу комнаты – аккуратно застеленная узкая койка.

— Живем как в ночлежном вертепе, – пожаловался Фонтон. – Помещений не хватает. Часть посольских загород съехала, часть пока обитает в доме у братца того старика, Франкони, другие квартиры снимают у местных. А я вот сюда перебрался, в первый готовый флигель под крышей, отсюда мне удобнее делами заниматься. Новосел, можно сказать.

Он открыл шкаф у стены и вынул вешалку с мундирным фраком. На правой стороне тускло поблескивала серебряная звезда с медальоном в середине, в его центре – красный крестик. Я уже и без ордена понял, что это не подстава англичан. Одного взгляда на обстановку комнаты и небрежно разбросанную форму было достаточно, чтобы исключить эту мысль.

— За что же такая награда? – спросил, не скрывая восхищения.

— За участие в спасении его Императорского Величества Николая на море и за счастливое избежание пленения его августейшей особы турками при следовании в Варну на фрегате «Флора» в 1828 году. Ну как, убедился? Теперь рассказывай.

Оставив последние сомнения, выложил все свою эпопею с англичанами, включая бредни Уркварта, свои опасения и предложения. Фонтон слушал спокойно, не перебивая. Потом стал, не стесняясь, переодеваться в какие-то обноски, показав знаком, что, мол, продолжай, не останавливайся.

— Дело ясное, что дело темное! Времени у нас в обрез. Нужно соколом лететь в Бююкдере, тебя там точно будут поджидать соглядатаи. Здесь, на стройке, их тоже, как клопов в проезжем доме. Рожу свою платком закутай и вот эту дрянь сверху накинь – авось, проскочим, – протянул мне какую-то накидку типа восточного халата. – На лодке договорим.

Почти бегом выскочили из полуподвала, пересекли строительную площадку, затем другую, третью, какое-то пожарище. Фонтон на бегу пояснял:

— Пять лет назад Пера основательно выгорела. Теперь тут все строятся. Европа наступает, скоро Гранд рю де Пера будет не узнать.

— Пожар способствовал столицы украшению…

— Не точно цитируешь. У Грибоедова Скалозуб говорит: «пожар способствовал ей много украшению». Грек, цитирующий «Горе от ума»… Да ты человек-загадка, Коста!

Я мысленно дал себе подзатыльник. Очередной прокол! Надо быть внимательнее, более того, вставлять в речь при разговорах с русскими всякие старорежимные словечки типа «доколе» или «всенепременнейше». В общем, по классике: паки-паки, иже есть херувимы, житие мое…

Мы выскочили на пристань.

— Мой каик, – указал Фонтон на остроносую лодку с гребцом. – Лодочник – человек надежный, по-русски не понимает, можно спокойно поговорить. Пойдем на двух парах весел. Эх, разомнусь!

Каик шустро выскочил из бухты на простор Босфора и устремился на север. Фонтон сел загребным, я на корме. Лодка неслась по волнам турецкой стрелой.

— Феликс Петрович, не в обиду! Как вы так легко мне поверили?

— Как ты думаешь, Коста, чем я на войне занимался? Зачем нужен драгоман при штаб-квартире? – я пожал плечами. – Я занимался допросами пленных, насмотрелся на разных за два года. Хорошая практика. Человека вижу насквозь.

Теперь понятно, за что ему орден дали. Видимо, немало услуг оказал мой спутник армейской разведке. А случай на море с императором – это, так, предлог, чтобы наградить, не привлекая внимания. Передо мной не иначе как русский резидент в Константинополе под дипломатическим прикрытием. Не чурающийся работы в поле. Ну, дела!

Быстро договорились о дальнейших шагах, о встрече с греком-драгоманом в кофейне на Гранд рю де Пера, об опознавательном знаке (чуть не сболтнул про журнал «Огонек» под мышкой), о правилах поведения в Посольстве после зачисления в штат.

— Никому не верь, Коста, среди посольских, особенно, перотам, – инструктировал меня Фонтон. – Это такие продажные твари! Хитрые, изворотливые, прожженные интриганы и мздоимцы! Они все местные, из старого генуэзского квартала. Кто по национальности, уже не разберешь. Все перемешались – итальянцы, греки, сербы, валахи... Зато языками владеют с детских лет и все ходы в Диване знают, кто чем дышит, кому какой бакшиш сунуть, чтобы дело решить. Но могут и за гинею продать. Поэтому будь осторожен и запомни мое правило: хочешь сделать хорошо, сделай сам.

Теперь понятно, почему он лично участвовал в моем захвате. Очевидно и другое: резидент и его руководство в Петербурге видят в англичанах своих главных противников в османской столице, им – особое внимание.

— Приближаемся! – предупредил лодочник.

— Сворачиваем к первому встречному перевозчику. Пересадим тебя, чтобы самим не попасться на глаза кому не надо, – пояснил Фонтон.

Пересадка на водное «такси», последующая перевозка моей тушки к причалу в Бююкдере и высадка на берег прошли штатно, без приключений.