Черкес. Дебют двойного агента в Стамбуле (СИ) - "Greko" - Страница 19

— Они, любимые… Фунты, франки, пиастры…

— Это разумный вопрос, Коста. – заметил Стюарт, давая ясно понять, кто тут хозяин, пропустив «мистера» и делая знак Ахмету убрать нож от моей шеи.

Я перевел дух: кто тут разберет, что придет в голову албанцу-головорезу в любую минуту?

– Пока рано разговаривать о деньгах, – упивался ситуацией Стюарт. – Мне всего лишь нужно ваше согласие, чтобы заняться подготовкой нужных бумаг. Кстати, должность садовника вам подходит? Конечно, я говорю не про бостанджи-садовников – палачей султана, а про обычного. Вы что-то понимаете в уходе за растениями?

Он спрашивает сына мамы-гречанки, помешанной на уходе за своим садом, знаю ли я что-то о подрезке роз и стрижке кустов или с какого бока браться за ручку мотыги?! Да я за 30 лет прошел такую школу, что и не снилась вашим мудрецам – то бишь, садоводам!

— Более чем приемлемый вариант, мистер Стюарт. Но все же, вопрос о финансовой составляющей сделки не хотелось бы оставлять открытым.

— Сразу видно человека из коммерции! Мы еще вернемся к этому вопросу, уверяю вас. Никто не будет заставлять вас работать бесплатно.

— Тогда скажите, где расписаться кровью?

— Кровью не требуется, Коста. Оставим кровопускание врачам. Или нашему другу Ахмету – он в это деле мастер. Достаточно вашего слова джентльмена.

Где-то я слышал про такое выражение. Точно, так говаривал Василий Иванович Чапаев в известном анекдоте: дал слово джентльмена, вот тут-то мне карта и пошла!

— Даю свое слово, мистер Стюарт!

Он довольно кивнул и пожал мне руку.

… Два дня после всех моих стамбульских приключений с их безумным ритмом, непривычным мне в моей прежней жизни, я просто отдыхал.

Ахмет принес оставленную у Малики одежду, а также еду и воду. И все эти наполненные ожиданиями часы выносил мой горшок. То еще зрелище, когда здоровенный детина, увешанный «холодняком», тащит на вытянутой руке «ночного генерала»!

Я не выходил из своей комнаты, пытаясь все осмыслить и прийти к какому-либо решению.

Здесь, в этом мире, мне нечего предложить, кроме жалкой кучки бизнес-идей или будущих научных открытий, в которых я сам ни черта не смыслю. И весь мой жизненный опыт тут никому и даром не нужен. Я не спецназовец, способный одной левой скрутить противника или тихо снять часового. Не тактикульный космодесантник, готовый пушку танка штопором завязать. Не Сорос с его умопомрачительным финансовым чутьем (или в первой половине XIX века Ротшильды «банкуют»?). И даже не менеджер-гений, которому по плечу поднять с нуля компанию мирового уровня. Лишь знание многих языков как-то выделяет меня из толпы, но и это не эксклюзив. Уверен, что в этом мире найдутся тысячи полиглотов. Легко осваивать языки, когда твоя голова не забита информационным мусором, а тот же Стамбул, который ест на завтрак представителей сотни народов, дает прекрасную возможность для языковых практик.

По сути, единственное мое преимущество – откровенный цинизм, как отрицание идеализма, присущего XIX веку, зачатки знаний социальной психологии и способность к анализу, основанному на послезнании. Все то, чем должен обладать настоящий политик или... разведчик с той единственной разницей, что послезнание им заменяет предвидение или интуиция. Политик из меня аховый. А разведчик? Для меня как Спиридона –- выбор допустимый. А для Косты? Что, если я сейчас своим решением изменю предначертанное Варвакису?

Почему изменю? Изменил! То самое послезнание мне в помощь! Ведь есть же ответ в архивах, которые нашел тбилисский ученый, если принять за аксиому, что Коста Варвакис и Константин Варваци – это одно лицо. Как там было в письме, которое передала мне сестра и которое сорвало меня с места, закрутив эту удивительную цепочку событий? «Имя вашего прапрадеда в документах Канцелярии Наместника Кавказа светлейшего князя Воронцова попадается нередко. И что важно: на этих бумагах то и дело встречается надпись: «Совершенно секретно. Лично в руки». Это приводит нас к очевидному выводу, что Константин Спиридонович Варваци, хорунжий Черноморского Казачьего войска, служил в армейской или политической разведке».

Доказано: грек Коста был русским агентом, причем, не на последних ролях. Вдруг это мой выбор, именно, мой – Спиридона, а не Косты? Но что это, в принципе, меняет? Так быть по сему: пойду в шпионы! Где тут Форт-Брэгг?

Но я не готов шпионить на Британию против русских, моих бывших соотечественников. Пусть мне придется работать с дворянами и верными слугами Царя, с теми, кого бывшая Родина с энтузиазмом вырезала под корень. Все равно: мы – люди одной культуры, одной веры и общего понимания «единой и неделимой». Быть может, проживи я больше 12 лет после распада СССР и испытай подольше на себе промывку мозгов от Евросоюза, я бы видел в русских чертовых оккупантов. Но я не забыл школьных уроков истории, меня еще не обработали в прозападном духе, несмотря на то, что последние годы жил в Греции. Содрать с меня такую идеологическую кожу – нелегкая задача. Я по-прежнему считаю, что «англичанка гадит», а не помогает, а Россия – не злобная мачеха, а добрая матушка, укрывшая, кстати, примерно в то время, в которое я попал, семью Позовых своим крылом.

Решено: буду двойным агентом! Найду людей в русском посольстве, кто достоин доверия, и полностью раскроюсь. А дальше будь, что будет.

Мучило и другое. Малика… Что с ней стало? Кто она? Откуда все это – наше любовное безумие, эта вспышка всепоглощающей страсти?

Со мной все понятно: жахнул три наркомовские нормы и на приключения потянуло. Или это – любовь с первого взгляда? Почему меня ни капельки не тронуло известие, что Малика замужем? Словно это не имело ровным счетом никакого значения. Точно любовь с первого взгляда, когда никакие препятствия или обстоятельства не принимаются в расчет!

Но что двигало моей боснийкой? Быть может, все проще, и Ахмет неслучайно нарисовался в самый горячий момент? Может, Малика ловко подстроила нашу встречу? Классическая «медовая ловушка»?

Или все еще проще? Кто этих женщин поймет? Что ими движет? Скука? Вспышка эмоций? ПМС? Как мне понять психологию женщины, живущей по большому счету в восточном средневековье? Как расценивать ее шутку «я дарю тебе свою чуму»? Вдруг это было тайное предупреждение о грозящей мне опасности? И спросить некого. Или есть?

Конечно, есть! Схожу-ка я проведаю своего друга Константина в Гедикпаша Хамами, единственного человека, отнесшегося ко мне как к родному, а не пытавшегося меня прирезать или подловить. Да и должок за мной, сам обещал навестить.

Ахмет не возражал. Мы отправились в Бани.

Не идти же в гости к другу с пустыми руками? Завернули к старику-лавочнику.

Все-таки он хорошо разбирался в людях! Увидев меня, сразу понял, что я на этот раз в счастливом расположении духа. Тут же начал широко улыбаться и, шутя, потирать руки, намекая на ожидаемый барыш.

— Не ожидал увидеть вас так скоро, – поприветствовал он меня. – Но рад, что вы улыбаетесь!

— В первую очередь, благодаря вам!

Старик поднял руки, стремясь указать на то, что его роль не так велика, чтобы принять такую похвалу и благодарность.

— О чем вы, господин? Я всегда рад вам помочь, чем могу. Что на этот раз? Уже не такое крепкое? – лавочник рассмеялся.

Я поддержал его смех.

— Совсем не такое! К другу иду на чай!

— Ну тогда... – старик чуть отошел в сторону, чтобы можно было рассмотреть забитые полки.

После недолгих раздумий прикупил короб со сладостями, которые любили греки во все времена – рахат-лукум и пастилу из айвы. Еще решил сделать сюрприз: взял самый мягкий воск, который нашелся в лавке.

Рассчитался, исходя из названной суммы. Сверху положил еще две монеты.

— Но я уже выполнил уговор! – удивился старик. – И взял сверху две монеты.

— Прошу вас, не обижайтесь и не обижайте меня. Эти жалкие две монеты не смогут выразить всей моей благодарности вам! – я чуть склонил голову.

Лавочник в ответ склонил свою.