Триединый (СИ) - "Генсо-но Ками" - Страница 73

— На что похож твой мир? — неожиданно поинтересовался Олеломенахоку.

— Какой мир? — Неосознанно я принял боевую стойку. — О чем ты?

— То место, откуда ты пришел, похоже на Теаоваи-Мете-Онеру — Мир Воды и Песка? Или Сагинею, как зовут ее белые люди?

У меня пересохло в горле.

— Откуда ты… — я кашлянул. — Откуда ты знаешь?

Старик вновь усмехнулся:

— Я великий мастер. Я чувствую тебя, как рыба чувствует море. Ты сделан из трех. Но один немного больше других. И он чужд этому месту.

— Объясни мне все, — хрипло распорядился я, чувствуя, как колотится сердце. — Немедленно!

Ловец духов уселся, скрестив ноги, будто собрался медитировать.

— Знаешь, как исцеляют лапувале — детей, что родились со слабым духом? Ловят душу в Моана-Полинуи. И запускают к духу лапувале, словно мелкую рыбку в сосуд с осьминогом. Дух лапувале пожирает безымянную душу. Напитывается ее силой. И становится большим и сильным. А больное дитя превращается в умного человека.

Мой ученик поймал дух в Великом Темном Океане. Поймал чужака извне. Но не смог связать с духом этого мальчика. Видимо, потому что внутри уже было два духа.

Хаванавана-Налу силен. Но пока недостаточно, что чувствовать подобное. Не сумев справиться, он в отчаянии воззвал к лима оке-акуа, существам иной природы, нежели мы. Обычно они не отзываются на зов ловцов духов. Но в этот раз они пришли. И совершили чудо, сплавив три духа в один, как кузнец сваривает три куска железа, чтобы сделать крепкий нож.

Я ощутил слабость в ногах.

— Какого хрена ты несешь?!

Старик промолчал.

— Если знаешь, что я не отсюда, верни меня домой!

Олеломенахоку с мерзкой ухмылкой качнул головой:

— У того, кем ты был, больше нет дома. Как и у всех безымянных духов.

— Слушай, ты…

— Безымянные духи, — не обращая внимания на мои слова, продолжал старик, — это мертвецы. Твое бывшее тело сгнило, его съели рыбы, растерзали звери или сожгло пламя.

— Я лежал в больнице! — воскликнул я. — Я был жив!

— Нет, — непреклонно заявил великий мастер. — В Моана-Полинуи попадают лишь ушедшие из круга живых… Кем бы ты ни был в своем мире, того человека больше нет. Тебе некуда возвращаться.

Я отступил, отрицательно качая головой:

— Этого не может быть!

— Так устроено сущее, — равнодушно промолвил Олеломенахоку. — И никакие отрицания не изменят порядка вещей.

Все еще мотая головой, я упал на колени. Состояние было близко к паническому.

Что мне делать? Если этот старикан не соврал, назад я никогда не вернусь. Я застрял здесь навсегда. А значит, меня ждет безумие…

— Слушай, как там тебя… Если не способен отправить меня назад, можешь достать тех, других? Чтобы остался только я?

Великий мастер бесстрастно изучал меня.

— Ты все еще не понимаешь, — обронил он, наконец. — Нет никаких других. То, что было тремя людьми, стало единым. И ни один ловец, ни один маг или демон не сумеет разделить твою душу на части.

То, что он говорил, не укладывалось в моем взбудораженном мозгу. Но, сделав усилие, я попытался размышлять.

— Если не можешь ты, то, вероятно, сумеют эти… что соединили.

Старик сплел пальцы рук.

— Я не знаю, — признал он. — Но, подозреваю, им тоже не справиться с подобным. Даже лучший кузнец не разорвет клинок на первозданные куски железа, из которых он был скован.

— Ты можешь спросить у этих… лима…

— Лима оке-акуа бесплотны и неуловимы. Они могущественнее прочих существ. Никто не может поймать их, увидеть или к чему-то принудить. Когда-то они разговаривали с людьми, но те времена давно минули. И я до сих пор не понимаю, почему они откликнулись на мольбы ученика. Такого не было веками.

— Отозвались раз, отзовутся еще, — я цеплялся за соломинку. — Позови их! Или я тебя заставлю!

— Ты можешь попробовать, — словами Солея ответил Олеломенахоку, усмехаясь. Затем поглядел вдаль. — Я не единожды взывал к ним, узнав о произошедшем. Но они молчат. Не знаю, помогли они с каким-то умыслом или ради забавы. Возможно, и сейчас они наблюдают за нами. Если возжелают — проявятся. Или нет. Мы можем только ждать.

— Я не могу ждать, старик. Я в любой момент могу сойти с ума!

— Почему ты так думаешь? — казалось, великий мастер удивлен.

— Потому что меня одолевают видения! И не просто образы, а чувства, физические ощущения! Это происходит все чаще…

Ловец духов задумался.

— Прежде никто из меа-хопу-ухане не сталкивался с подобным, — медленно вымолвил он. — Могу лишь предположить, что даже лима оке-акуа неспособны сразу и полностью смешать разные души. Вероятно, потому я чувствую части каждой. Они слиты неразрывно, но еще не проникли друг в друга полностью.

— Не понимаю…

— Представь гончара, что взял три куска глины: белой, красной и бурой. Он слепил их в ком и бросил на дно корыта. Теперь это один кусок, но видно части, из которых он сделан. После гончар будет мять глину, покуда она не станет одноцветной. То же происходит и с тобой. Только в отличие от мертвой глины, которая неподвижна без руки ремесленника, духи живые и неторопливо прорастают друг в друга… Любопытно, что произойдет, когда этот процесс завершится?

Холодная отстраненность в его голосе очень мне не понравилась. Так мог бы говорить экспериментатор, наблюдающий за подопытной зверушкой.

Испытывая страх и злость, я тщетно пытался подавить их. Дрожащим от эмоций голосом, спросил:

— Когда духи смешаются, я исчезну?

Олеломенахоку смерил меня долгим взглядом. Поднялся, ушел к лодке. Вернулся, неся в руке оловянную кружку, деревянную флягу и керамическую бутылку.

— Набери морской воды, — он протянул мне кружку.

Я выполнил распоряжение. Дед выплеснул часть содержимого на песок, оставив только треть. Откупорив флягу, отхлебнул. После налил немного в кружку, пояснив:

— Это родниковая вода. А теперь…

Старик открыл бутылку. Пахну́ло спиртом и травами, словно от какой-нибудь микстуры из аптеки. Ловец духов использовал душистую жидкость, чтобы наполнить кружку доверху.

— Скажи мне, исчезла ли морская вода?

Я покачал головой.

— А родниковая?

— Нет.

— И настой меноволиату тоже остался здесь. Но они перемешались, превратившись во что-то новое. Не такое соленое, как морская вода, не такое чистое, как родниковая. И не такое жгучее, как меноволиату. — Опрокинув кружку, он вылил содержимое. — Примерно то же происходит с тобой. А что будет в итоге… Надеюсь, однажды ты снова приплывешь сюда, чтобы я мог увидеть это!

Я не разделял его энтузиазма. Более того, он меня раздражал.

— Не уверен, что твое желание исполнится, старик. Я несколько раз был на волосок от смерти, когда накатывали чужие воспоминания. Иногда они приходят крайне не вовремя.

Великий мастер вновь надолго задумался.

— Возможно, я сумею помочь.

Он опять ушел к лодке. Вернулся с кожаным мешочком, размером с футбольный мяч. Порывшись, достал несколько коробочек, сплетенных из чего-то, похожего на одеревеневшую траву. Вытряхнув из них какой-то мусор, смахивавший на засохший мох, скукоженные растительные волокна и кроличий помет, ссыпал в кружку. Растолок пальцем, плеснул чуток микстуры из бутылки. Взболтал.

— Это средство знахари используют, чтобы утихомирить голоса в головах безумцев. Его состав прост, я передам тебе рецепт через Алакаи.

— Ты хочешь, чтобы я постоянно обдалбывался неизвестно чем?

— Обдал… Похоже, ты думаешь, что мое зелье отнимет разум? — великий мастер снова мерзко ухмыльнулся. — Нет, оно действует иначе. Пей глоток в день, и это заглушит те видения, что тебя тревожат. Но учти, каждое лекарство что-то дает и что-то забирает.

— И что забирает это? — мрачно осведомился я.

— Скорее всего, оно замедлит слияние, — сказал гнусный дед.

— Вот уж беда, — с сарказмом бросил я.

Он вновь оскалился:

— Только не переусердствуй. Иначе забудешь и прошлого себя… Пей!

Сунув нос в кружку, я потянул воздух. Сморщился. Потом залпом выпил.