Всё о жизни чайных дракончиков - Уайт-Смит Нелл - Страница 12

– Для Кейрры это огромный, если не единственный шанс жить полной жизнью, – сказала драконица, всей своей интонацией мерзенько давая мне ощутить свое превосходство.

– Даже если воспринять эту идею всерьез, Кейрра все еще механоид, – отметил я очевидное, – и для нее находиться внутри жидкости слишком долго попросту опасно, я уже не говорю о том, что в Золотых Кронах чай принято пить горячим. А опускание механоида в кипяток обычно называется убийством, что, как я смею заметить, далеко не синоним слова «чаепитие».

– У нас такой план, – приняла мою колкость и продолжила свое драконица с такой решительностью и уверенностью, что я понял, что меня подцепили на крючок живого интереса, и теперь я, к своему стыду, действительно хочу услышать, какой там у них план. – Нужно разработать методику, по которой чай, создаваемый для големов, будет, в том числе и с точки зрения температуры, безопасен для Кейрры. Одно чаепитие обычно занимает полтора или два часа, она легко может находиться в жидкости по шесть-восемь.

– Так, а что с составом чая? – спросил я с подозрением.

– Урегулируем в инструкциях, проведем сертификацию. Проект документации у меня готов, для «Полночного танца» или «Стальной поступи», как самых распространенных в мире сортов, сертификация, скорее всего, пройдет автоматически, для них существует широкий спектр клинических испытаний, нам просто нужно будет подать заявку. Кроме того, усовершенствуем ей запястные ликровые клапаны, поставим и настроим там датчики качества напитка. Проект у Дейрана тоже есть.

– Это в любом случае потребуется, раз пробовать чай на вкус она не сможет.

– Верно, – подхватила она, – хотя это не обязательно будет так, все еще возможны максимально общие сорта, одинаково безопасные и для механоидов, и для големов без дополнительных модификаций. Теперь насыщение.

– Да, – попросил я, внимательно следя за ее мыслью, – расскажите об этом поподробней, потому что одного только наличия механических волос в таком сложном вопросе, как поддержание в напитке всей глубины его естественного вкуса и взаимодействие с карамелями, асидами и добавками, подаваемыми через мельничку, явно недостаточно.

– Вот именно для этого вы так отчаянно нужны нам: Кейрре необходимо приучить волосы к выработке особенных для чайных дракончиков ликровых признаков, позволяющих поддерживать насыщенность чая.

– Отлично, то есть у нее нет этих признаков от рождения?

– Да. Но Дейран, благодаря Чаю, разработал особенный тип переходной ликры, которая могла бы не просто насыщаться от ваших родных ликровых признаков, но и «учить» им механику Кейрры. Мы проводили испытания.

– Патентовали? – быстро спросил я, и драконица наконец смутилась:

– Подали заявку, но нам отказали в принятии к рассмотрению из-за отсутствия лабораторных испытаний в сертифицированном помещении. С деньгами у нас, как вы видите, пока все довольно плохо.

– Зато с уверенностью у вас все хорошо, – поехидствовал я на предмет ее надежд. – И несертифицированную жидкость с неизученным механизмом действия вы готовы использовать на мне и на Кейрре, не думая о том, к каким долгоиграющим последствиям для здоровья (я сейчас имею в виду, разумеется, прежде всего, свое здоровье) это приведет.

– Эта ликра не токсична, – заверила меня драконица, но я не поверил ей.

– Кейрра – очень милая, наверное, девушка, и у нее, конечно, прекрасные волосы, кажется, обворожительная улыбка (если она не показывает зубы) и, уж конечно, привлекательные при правильном освещении веснушки, но я не хочу и не буду ради нее рисковать собой.

– Ваш эгоцентризм не делает вам чести! – выпалила она, и я сразу как-то успокоился.

Поданная драконицей как оскорбление похвала моих профессиональных качеств пришлась словно смазка на шестеренки моей души, травмированные бездумной характеристикой Центра. «Шустрый!» «Добряк!» Растаяв, я уже чуть не сделал своей яростной собеседнице поблажку, но вовремя спохватился:

– А она любит чай? – тихо, вкрадчиво, почти мелодично поинтересовался я.

Драконица разозлилась, услышав вопрос. Я, очевидно, задел за живое.

– Она любит жить! Наблюдать за городом, заводить знакомства, смеяться и радоваться. Она мечтает путешествовать и дарить радость другим существам! Именно это и делает ее хорошим чайным дракончиком!

– Я вижу, что вы любите ее, и вы составили планы на ее будущность, как прекрасный чайный букет: тут и мечты, и цели, и надежды – все есть, и все это способно заражать энтузиазмом других. Я вижу, что вы смелая женщина, способная действовать и бороться, и что вы любите эту бедную девушку. Поверьте, мечты прекрасны, но через культуру чая их никогда не сможет реализовать тот, кто сам чай не любит.

Драконица вздохнула, подводя итог беседы и показывая, как разочарована во мне:

– Нам пора собираться назад.

Я, чтобы не огорчать ее больше, молча соскочил с чайника и вызвал курьера, чувствуя себя при этом победителем. Возможно, я зря обидел драконицу и, возможно, вел себя слишком резко, но я ответственно отнесся к ситуации, куда меня погрузила работа по назначению и которая с того момента, как в ней появились несертифицированные механизмы и жидкости, в любой момент могла стать опасной для всех ее участников. Скорее всего, я этим даже кого-то спас.

Кафе я оставил в приподнятом настроении, но до стадиона добрался в мучительной задумчивости, с причинами которой так и не разобрался, хотя понимал, что дело каким-то образом касалось чая.

Вечер я провел в одиночестве, глядя на то, как давешняя ладненькая бегунья, чем-то не угодившая Дейрану, опять наматывает по стадиону круги. Она показалась мне некой аллегорией мира как вечного двигателя. А мир – это не что иное, как чайник, где наши судьбы мечутся стаей мелких чаинок, раскрывая весь цвет свой и вкус, чтобы улечься на дно и уснуть, отдав себя полностью. Возможно, это мирное упокоение, расслабленное созерцание мира над твоей головой, впитавшего твою душу и ставшего лучше от этого, и есть идеальная аллегория счастливо прожитой жизни.

Капюшон спортивной куртки спал с головы спортсменки, и совершенно не приспособленные к насыщению ликры волосы мотались от плеча к плечу при каждом стремительном ее шаге.

Одна в темноте давно наступившего вечера, под крупными пушистыми хлопьями снега, медленно устилавшими только что убранную дорожку, она все бежала и бежала для каких-то понятных ей одной целей. Глядя на нее, я думал о том, что мир-чай сейчас необыкновенно темен и одинок. Что он останется стоять на столе невыпитым и в нем заведутся чайные чертики.

Паренек-курьер, доставивший меня из кафе, все это время ждал меня на пустом сиденье, чтобы после того, как я закончу с размышлениями, донести до каморки Дейрана. Сидел и пил, чтобы согреться, то, что совершенно искренне считал, бедолага, чаем.

Я смотрел на соперничавшую со всей этой давящей пустотой бегунью и постепенно осознавал, что, возможно, если очень долго вглядываться в проверявшую нас на прочность мглу одиночества, в эту бездну, то жидкость в одноразовом стакане паренька однажды действительно превратится в чай, и это станет днем моего глубокого личного поражения.

И, наверное, это единственное, чего я действительно мог не допустить.

Ночью мне снилась примерно та же картина, которую я наблюдал перед сном. Только вместо холодного бетона парапета, разделяющего верхнюю и нижнюю трибуны, где я, поджимая поочередно лапы, стоял в реальности, греза вознесла меня на мягкую шерсть кота: я восседал на нем – черном, словно само роковое провидение, и смотрел, смотрел и смотрел на то, как тоненький силуэт спортсменки мчится по стадионному овалу так, словно бы это само время несется по циферблату, отсчитывая горести и радости, отведенные нам судьбой, а стадион при этом одновременно был кафе, которое я наконец открыл.