Ночь над водой - Фоллетт Кен - Страница 16
- Предыдущая
- 16/110
- Следующая
Пока он упорно молчал. Гарри не произнес ни звука даже тогда, когда инспектор в порядке устрашения резко схватил его за лацканы смокинга и легонько придавил к двери, пообещав в следующий раз «проучить молчуна» посерьезнее. Однако играть «в молчанку» так или иначе долго не удастся. Если станут раскручивать дело по-настоящему, ему несдобровать.
У Гарри имелся лишь один шанс снова оказаться на свободе. Ему придется убедить присяжных отпустить его под залог. Затем он незаметно исчезнет. Внезапно на него напала тоска, появилось огромное желание оказаться на воле, вздохнуть полной грудью, как будто он здесь не часы, а долгие годы.
Исчезнуть далеко не просто, но другого выхода нет.
Привычка красть у богатых привела к тому, что он постоянно вращался в высшем обществе, а это, в свою очередь, наложило отпечаток на весь образ жизни. Так, он поздно вставал, пил кофе из миниатюрных фарфоровых чашечек, носил изящную дорогую одежду, обедал в известных ресторанах. Нет, не то чтобы он совсем оторвался от своих корней. Иногда он по-прежнему захаживал в пивнушки, болтал со старыми надежными приятелями, брал билеты себе и матери в кинотеатр «Одеон». Но после блеска и роскоши, с которыми он невольно соприкоснулся, мысль о тюрьме казалась просто невыносимой. Вся эта грязная, пропахшая потом одежда, ужасная пища, никакой личной жизни и, самое жуткое, абсолютно бесцельное существование в обстановке однообразия, зловония и скуки.
С трудом поборов отвращение, Гарри задумался, как сделать, чтобы его все-таки отпустили под залог.
Полиция, конечно, будет возражать, но, в конце концов, решать судьям. Он еще никогда в жизни не появлялся перед судом, хотя вырос в таких кварталах, где люди с пеленок знали звук полицейской сирены и голос своего участкового. Освобождать под залог запрещалось только лиц, подозреваемых в убийстве. В остальных случаях все оставляли на усмотрение присяжных. Обычно они следовали рекомендациям полиции, но не всегда. Иногда, особенно с помощью умного адвоката, их можно было уговорить, например, придумав какую-нибудь жалостливую историю о больном ребенке. Иногда сами полицейские вели себя неверно и слишком давили, тогда суд принимал противоположное решение, желая подчеркнуть свою самостоятельность. Придется выложить денежки – примерно двадцать пять – пятьдесят фунтов. Это не проблема. Деньги у него есть и немалые. Когда ему разрешили связаться по телефону с родными, он позвонил Берни, владельцу газетно-книжной лавки на углу улицы, где жила его мать, и попросил послать кого-нибудь из ребят позвать ее к телефону. Когда мать наконец взяла трубку, он сказал ей, где взять деньги.
– Они отпустят меня под залог, – сказал он с напускным задором.
– Я знаю, сын. Тебе же всегда везло.
– Да, что правда, то правда, но вдруг, все-таки...
Никаких вдруг. Ведь ему приходилось выпутываться из разных ситуаций. Впрочем, если признаться честно, то были цветочки, а ягодки – впереди.
– Маркс, на выход! – прогремел голос охранника. Гарри встал. Он уже знал, что будет сейчас говорить, фантазии ему вообще было не занимать, сочинял истории моментально. Но сейчас, пожалуй, впервые, ему хотелось иметь действительно стройную, хорошо продуманную легенду. Ладно, надо выкручиваться. Он застегнул смокинг, поправил галстук и кончик платка в нагрудном кармане, потом недовольно ощупал свои колючие от отросшей за ночь щетины щеки, пожалел, что не имел возможности побриться заранее. Гарри еще раз прокрутил в голове свое короткое произведение, вынул из манжет запонки и сунул их в карман.
Дверь открылась, он вышел в коридор.
Его повели наверх по бетонной лестнице, ввели в зал судебных заседаний, усадили на позорную скамейку для подсудимых.
Впереди места для судей, сегодня они пусты, какой-то клерк, очевидно секретарь, составляющий протоколы, склонился над столом, дальше скамья, на которой сидят трое присяжных.
«Господи, – подумал про себя Гарри, – сделай так, чтобы эти ублюдки меня отпустили».
На балконе для прессы он увидел молодого репортера с блокнотом. Гарри внимательно оглядел зал. В задних рядах он сразу приметил мать, одетую в лучший костюм, на голове – новая шляпа. Она недвусмысленно постукивала пальцами по карману – видимо, деньги на случай залога у нее уже приготовлены. Почти тут же в глаза ему бросилась яркая брошь у матери на груди. Именно эту штучку он украл тогда у графини Эйер.
Гарри перевел взгляд в другую сторону и тут же вцепился рукой в перила, чтобы унять внезапную дрожь. Прокурор, лысый полицейский инспектор – пожилой, с большим носом – зачитывал какую-то бумагу.
– Итак, господа, под номером три в нашем списке кража двадцати фунтов банкнотами и золотых запонок стоимостью пятнадцать гиней у сэра Симона Монкфорда, а также обман, связанный с денежными расчетами в ресторане «Св. Рафаэль» на Пикадилли. Полиция требует содержания обвиняемого под стражей для проведения дополнительного расследования, учитывая большое количество материала о пропаже ценностей.
Гарри внимательно наблюдал за присяжными. Один из них был старик с седыми бакенбардами, жестким накрахмаленным воротничком сорочки, другой, судя по всему, отставной военный в форменном галстуке. Оба уперлись взглядом в бумаги, видимо, нисколько не сомневаясь в виновности каждого, кто оказывался на скамье подсудимых. С такими обычно разговаривать трудно. Гарри начал отчаиваться. Но его уныние продолжалось недолго. Может быть, даже лучше, что они не хватают звезд с небес, будет легче убеждать. Ученому человеку не так просто запудрить мозги. Между ними сидел председатель, с этим надо держать ухо востро – мужчина серьезный, среднего возраста, седые усы, серый костюм. Видно, прожженный тип, наслушался за свою жизнь уйму разных историй, без труда различает, где правда, где ложь. Его надо иметь в виду, подумал Гарри.
Председатель обратился к нему.
– Так что, молодой человек, вы просите отпустить вас под залог?
Гарри притворился смущенным.
– Да, конечно, если это возможно, – ответил он в тишине робким голосом.
Трое присяжных насторожились, услышав правильную английскую речь, безошибочно выдававшую в нем аристократа. Так, первый удар достиг цели. Это его коронный прием, теперь надо продолжать, кто знает, возможно, и удастся провести этих олухов.
– Ясно, – лениво прервал председатель, – и что вы можете сказать в свое оправдание?
Гарри тщательно прислушивался к его акценту, пытаясь точно определить социальное происхождение. Человек, несомненно, принадлежит к среднему классу – фармацевт или, скажем, банковский служащий. Безусловно, умница, но, как и все, раболепствует перед высшими слоями.
Гарри постарался как можно выразительнее показать смущение, отвечая ему почтительным голосом провинившегося ученика.
– Боюсь, сэр, произошла досадная ошибка. – При этих словах оба присяжных сразу оторвались от бумаг, с интересом взглянув на него. Подумали, очевидно, что дело обещает быть интересным, неординарным. А Гарри, увлекшись, продолжал интригующим тоном: – Да будет вам известно, вчера в Карлтон-клубе кое-кто здорово напился, больше мне добавить нечего, – он сделал паузу и выжидающе посмотрел на присяжных.
– К-а-р-л-тон-клуб! – глубокомысленно произнес вслух отставной военный. По всему было видно, что члены подобного привилегированного заведения не часто являлись перед судом.
Гарри засомневался, уж не переборщил ли он, не перегнул ли палку. Может быть, не стоило так сразу брать быка за рога. Он поспешил исправиться:
– Как ни неловко это признавать, мне, наверное, нужно немедленно извиниться перед всеми, кто так или иначе оказался задет, и уладить это маленькое недоразумение. – Тут он медленно перевел взгляд на свой смокинг. – Правда, сначала хорошо бы переодеться.
– Вы что, хотите сказать, что не брали запонок и этих злосчастных двадцати фунтов? – спросил старик.
Хотя вопрос был задан сухим недоверчивым тоном, хорошо уже то, что они сомневаются, решил Гарри. Если не отметают сразу его оправданий – это добрый знак, можно будет продолжить. Теперь главное, не ошибиться.
- Предыдущая
- 16/110
- Следующая
