Ворон и медведь (СИ) - Каминский Андрей Игоревич - Страница 7

Холод и тьму Брокенберга развеивали лишь полыхавшее на вершине кольцо костров, возле которых стояли, вскинув руки, жрецы Водана. Иные, вместе с Редвальдом вспарывали животы повешенным, внимательно следя за током крови, другие, на установленных перед кострами плоских камнях копались во внутренностях принесенных в жертву людей и животных. Посреди же круга костров стоял идол — вырезанный из мореного дуба могучий старик, с одним глазом и высунутым языком. По бокам идола стояли такие же резные волки, а на плечах грозного бога сидели два ворона. Еще одна птица, — расправивший крылья большой орел, — венчала высокий шлем старика, тогда как в ногах его извивалась змея: символ двух обличий, что принимал Водан, когда добывал Мед Мудрости, а заодно его власти над Верхним и Нижним мирами. В одной руке Всеотец держал копье, увенчанное выбеленным временем черепом — этой чести удостаивался лишь самый родовитый или отважный из принесенных в жертву врагов. В другой руке Водан держал покрытый рунами серебряный рог, изнутри почти черный от засохшей крови.

Разгромив данов и фризов, Редвальд отправил в Скитинг гонца с вестью о своей победе, а сам принялся праздновать. В первый же день он сломал захваченное у пленников оружие и утопил его в болотах у подножья гор. На второй и третий день Редвальд приносил в жертву животных, на четвертый — рабов. Сегодня же он обрекал смерти тех из саксов, кто, предав свой народ и своего короля, перешли на сторону Сигифреда. Всего же празднование шло девять дней — следующими должны были статьфризы и даны, а на девятый день — сам Сигифред. Его череп займет свое место на копье Водана, а кровь наполнит рог бога, после чего обряд можно считать завершенным.

На сегодня Редвальд закончил с жертвоприношением и собирался покинуть вершину Брокенберга, когда из леса вдруг послышался стук копыт. В следующий момент на вершине горы появилась белая кобыла. В седле ее сидел некто стройный, в белом одеянии и капюшоне надвинутым на глаза. Вот всадник сбросил капюшон и по его плечами рассыпались светлые волосы.

— Эрменгильда! — изумленно воскликнул Редвальд, — что ты тут делаешь? Тебе нельзя...

Он сделал вид, что не заметил осуждающих взглядов жрецов — Редвальд и без них знал, что женщина может появиться на священной горе только как жертва. Даже священным пророчицам-вельвам, истово почитавшихся всеми германцами, был закрыт доступ на Брокенберг. Такой порядок пошел еще с тех пор, когда на священной горе собирались молодые головорезы из всех окрестных племен, объединявшиеся в тайные общества почитателей Водана. Спустя века старое название «гарии» сменилось по имени широкого ножа, ставшего главным оружием и священным символом мужского братства. Конечно, со временем участники этих банд остепенились: осев на землю и взяв в жены пленниц покоренных народов, постепенно они сами стали народом. Однако на священной горе и по сей день оставался незыблем старый закон тайных союзов «ножевиков» — саксов.

Эрменгильда хорошо знала обо всем этом — и Редвальд знал, что она знала. Если она все равно явилась на Брокенберг, значит, причина была по-настоящему веской.

— Я бы никогда не осмелилась, — сказала девушка, спрыгивая с коня и подходя к брату. Вопреки ее словам в больших серых глазах не было и тени страха — только спокойная решимость.

— Я знаю, что мне нельзя подниматься на Брокенберг, — сказала она, — и все же по-другому нельзя. Знай Редвальд, что твой брат Атаульф, король Тюрингии убит в собственном дворце.

— Убит?! Кем?!

— Родерихом, сыном Гибульда, по наущению своего отца — так сказал Крут. Он теперь новый король — и он послал за тобой.

— Послал тебя? — недоверчиво спросил Редвальд, — у него не нашлось гонца получше?

— Нашлись, — понизила голос Эрменигильда, — но я опередила их всех. Чтобы успеть сказать — Атаульфа убил не Родерих, а сам Крут, чтобы править всей Тюрингией. А зовет он тебя по совету своей матери, королевы Ярославы, которая...

Голос Эрменигильды упал почти до шепота, когда она произнесла еще несколько слов у самого уха брата. И все его соратники невольно содрогнулись при виде того выражения что проступило на лице саксонского принца.

Сигифред был пленен в пещере, у подножия Брокенберга. Его темницу день и ночь охраняли девять лучших воинов Редвальда. Оружие у дана отобрали, но в остальном относились к нему со всем почетом: ему приносили жареное мясо, хорошо пропеченные ковриги хлеба и лучшее пиво и мед, какие только находились в этой глуши. Иногда Сигифреду приводили и женщин.

— Я знаю, что ваш хозяин не выпустит меня живым, — хохотал конунг данов, заваливая очередную плачущую девку, — пусть тогда эти ублюдки, когда вырастут, отомстят за меня.

Сигифред хорошо знал о своей грядущей участи, но не страшился ее, готовясь встретить смерть, как и подобает вождю. Редвальд обещал дану, что тот умрет с оружием в руках, самой почетной из смертей, что отправит его душу прямо в Вальхаллу.

Сейчас Сигифред сгрызал мясо с увесистой говяжьей ноги, запивая ее крепким медом и бросая похотливые взгляды на скорчившуюся в углу пещеры франкскую девушку. Дан настолько увлекся своим занятием, что даже не сразу заметил, как расступились охранявшие его воины и в пещеру вошел Редвальд. За его спиной, бесшумной тенью, следовала Эрменгильда.

— Привет, сакс, — ухмыльнулся конунг, — что, решил привести мне новую девчонку? Что же, она будет получше этой, — он пренебрежительно посмотрел на съежившуюся рабыню.

— Это моя сестра, — сказал Редвальд, — и она здесь не для твоих утех — но для того, чтобы стать твоим свидетелем.

— Свидетелем чего?

— Нашей сделки. Что, если я предложу жизнь тебе и твоим людям?

— Что-то новое, — усмехнулся дан, но в его глазах блеснул невольный интерес, — и ты не побоишься оставить Водана без жертвы?

— Его ждут новые жертвы, — парировал Редвальд, — куда обильнее, чем те, что я смог бы принести сейчас. Реки крови прольются во имя Одноглазого и он простит, что я сохранил тебе жизнь.

— И какова же цена?

— Побратимство, — сказал сакс, — побратимство, скрепленное кровью, перед лицом Водана и на глазах всех наших воинов. После этого я отпущу тебя в Данию, не взяв даже выкупа.

— А ты смышленый для своих лет, — дан искоса посмотрел на Редвальда, — что-то случилось на юге? Что-то, из-за чего тебе вдруг понадобился надежный тыл на севере?

— Ты тоже умен, конунг Сигфред, — усмехнулся Редвальд, — ну так что, по рукам?

Сигифред бросил испытующий взгляд на сакса, потом кивнул и протянул ему огромную лапищу, заросшую рыжим волосом.

— Ты хочешь сказать, что мой сын предал своего короля и добровольно, без всякого принуждения, перешел к Круту?

Молодой алеман невольно сглотнул, при виде того как грозно нахмурил рыжие брови герцог Гибульд. Правитель Алемании и без того славился своим крутым нравом, а уж сейчас, когда из Скитинга приходили одна весть хуже другой, любого, кто вызвал его недовольство часто настигала быстрая и кровавая кара.