Ворон и медведь (СИ) - Каминский Андрей Игоревич - Страница 6

В пылу битвы рыжебородый воитель не сразу услышал, как изменились крики позади, как ярость сменились растерянностью или даже страхом. Прогремел раскат грома, блеснула молния и в следующий миг послышался топот множества копыт. Грозный крик разнесся над равниной и в следующий миг в стальной клин врезался конный отряд, вылетевший из неприметного оврага, почти скрытого густым кустарником. Впереди, на гнедом жеребце скакал высокий молодой человек с красивым, но хищным лицом. Длинные светлые волосы выбивались из-под шлема, увенчанного фигуркой медведя. Из других доспехов он носил явно трофейный, невесть откуда взятый ромейский панцирь с Медузой Горгоной на груди. Огромные змеи вились вокруг искаженного злобой лика — и такое же злобное торжество горело в серых глазах молодого воина. Привстав в седле, он наносил мечом удары направо и налево, каждым взмахом снося чью-то голову.

Не ожидавший подобного удара клин нападавших остановился, пытаясь развернуться навстречу новому врагу. Приободрившаяся пехота с новыми силами ринулась на воинство рыжебородого — и иные из его соратников уже лихорадочно оглядывались ища пути для бегства. Рыжеволосый также заметил это — и лицо его исказилось бешеной яростью берсерка.

— Умри, отродье троллей!

Взревев, как медведь, он рванулся вперед, в слепой ярости нанося удары, уже не разбирая своих и чужих. Нападавшие шарахнулись в разные стороны и внезапно рыжебородый оказался лицом к лицу с вражеским предводителем. Тот едва успел поднять коня на дыбы, когда лезвие топора с влажным хрустом врубилась в грудь скакуна. Жалобно заржав, конь повалился на землю, в агонии суча ногами и истекая кровью из страшной раны — светловолосый всадник едва успел соскочить на землю. В следующий миг перед ним вырос рыжебородый, оказавшись чуть ли не на голову выше противника. Окровавленный рот искривился в пренебрежительной улыбке, когда воин увидел сколь молод его враг.

— Саксонский щенок, чего ты стоишь без коня? — рявкнул он, — клянусь Тором, сегодня сука, что тебя родила, будет выть от горя!

Его противник не тратил времени на оскорбления — с быстротой молнии ударил меч, целя в глаза рыжебородому. Тот, без труда уклонившись от этого выпада, ударил в ответ: светловолосый успел отпрянуть, но все же топор пусть и на излете все же достал его. Молодого воина спас панцирь: топор лишь слегка зацепил его, срывая резьбу с Горгоной, а в следующий миг отскочивший сакс закружил вокруг врага, словно волк, атаковавший дикого быка. Рыжебородый и ревел сейчас словно зубр, обрушивая на противника удар за ударом, но всякий раз топор обрушивался в пустоту — его враг, ловкий как кошка, всякий раз умудрялся уклониться от удара. Однако и ему ни разу не удавалось достать врага клинком — несмотря на кажущуюся неповоротливость, рыжебородый мало чем уступал саксу в ловкости. Несколько уравнивало шансы лишь то, что он сражался уже давно, тогда как молодой предводитель только вступил в бой.

Понимая, что схватку на выносливость он проигрывает, рыжебородый выплеснул все силы в одной ужасающей атаке. Сакс вскинул меч, отбивая топор, но его клинок, наконец, не выдержал, разлетевшись на куски. В следующий миг молодой предводитель, в попытке уклониться, поскользнулся и упал. Рыжебородый с торжествующим рыком вскинул топор, готовясь покончить дело одним ударом, однако широкое лезвие встретило лишь влажную почву — сакс все же успел откатиться в сторону и вскочить на ноги. Пока рыжебородый пытался вырвать из земли топор, сакс сорвал с пояса короткую палицу, с двух сторон окованную железом, и метнул ее во врага. Этот удар раздробил бы голову менее крепкому мужу — рыжебородый же, оглушенный ударом, лишь выронил топор и рухнул в грязь. Бездумно ворочая налитыми кровью глазами, он хлопал руками по земле, пытаясь встать, когда его грудь придавил сапог молодого сакса. В следующий миг перед глазами рыжебородого возникло сразу несколько мечей, приставленных соратниками победителя.

— Конунг Сигифред, ты мой пленник, — на покрытом кровавой грязью лице появилась слабая улыбка, — нет позора в том, чтобы сдаться сыну короля.

— Какого еще короля? — Сигифред, приподнявшись на локтях, сплюнул на землю кровавую крошку из зубов и оглянулся — его воинство разбегалось, преследуемое конными всадниками.

— Короля Тюрингии, — сказал воин, — я Редвальд, сын Германфреда и Кримхильды, дочери герцога Этельвульфа.

Сына от наложницы, — Кримхильда действительно была дочерью герцога, но внебрачной, как и сам Редвальд, — Германфред, по настоянию королевы, отправил к саксонским сородичам. Страна Саксов в то время лишь частично пребывала под властью Тюрингии: Остфалия и большая часть Ангрии признала власть ее королей и местные саксы постепенно переселялись на юг, смешиваясь с тюрингами. Однако Нордальбингия и часть Вестфалии колебались: то мирясь со своими южными братьями, то вступая с ними в жестокие сражения. Временами в саксоно-тюрингские войны вмешивались фризы, франки, даны.

Несколько лет назад конунг данов Сигифред, покорил Нордальбингию. Однако его планы простирались куда шире — Сигифред мечтал оторвать от Тюрингии всю Саксонию. Несколько дней назад он, заключив союз со славянами-ободритами, перешел Эльбу и двинулся на юго-запад. Вверх же по Везеру двигалась войско фризов и вестфальских саксов, под командованием короля фризов Аудульфа. Союзники должны были соединиться там, где Аллер впадает в Везер и совместными силами обрушиться на тюрингскую Саксонию. Однако Редвальд, прознав об этих планах ударил первым — сначала он разбил Аудульфа заставив фризов отступить на север, а потом, перейдя Аллер, вышел на равнину, что именовалась Лангобардской, хотя уже несколько веков минуло с тех пор, как народ «длиннобородых» ушел из этих краев. Хоть и не вся Лангобардская равнина считалась территорией Тюрингии, Редвальд хорошо ее знал — потому и сумел устроить тут ловушку данам. В его войске имелось немало славян — жирмунтов и моричан, — до подчинения Тюрингии служивших аварам и хорошо обучившихся конному бою. Да и сам Редвальд неплохо держался в седле. Вовремя введенная в бой конная сотня и привела к сегодняшней победе.

— Прими эту жертву, о Всеотец.!

Редвальд махнул рукой и один из его воинов выбил обрубок древесного ствола из-под ног пленника. Тугая петля захлестнула его горло, пока он, хрипя и дрыгая ногами, корчился в предсмертных судорогах. В сгущавшихся сумерках в угадывалось много подобных висельников, подобно диковинным плодам, свисавшим с ветвей низкорослых елей. Ниже по склону на деревьях висели мертвые животные — собаки, свиньи, даже лошади.

Сам Редвальд уже сменил воинские доспехи на черное одеяние жреца. Черной была и краска, причудливыми узорами покрывшая его лицо и руки. Редвальд шагнул вперед, срывая с пояса скрамасакс и одним ударом вспорол грудь и живот еще бьющемуся в агонии саксу. Влажные кишки, словно жирные змеи, вывалились наружу, раскачиваясь в воздухе вместе с испускавшим дух пленником. Редвальд смочил пальцы в хлещущей фонтаном крови и провел ею по лицу, добавив красных узоров к своей черной раскраске. Серые глаза вспыхнули фанатичным блеском.

— Ведите следующего!

Свою ставку Редвальд разбил в святилище Водана, на горе Брокенберг. Хотя Тюрингия и претендовала на то, что ее власть простирается и севернее, чуть ли ни на всю Лангобардскую пустошь, но только здесь, в горах Гарца, находился по-настоящему надежный рубеж, прикрывавший центральные области королевства от северных набегов. Именно здесь обосновались воины Водана, наследники древнего братства гариев, пронесшие через века свои кровавые обычаи и обряды. В густом лесу, покрывавшем склоны Брокенберга, на ветвях елей, причудливо искривленных постоянными сильными ветрами, висели жертвы Водану и его Дикой Охоте. Вершина же священной горы была почти лишена растительности — здесь всегда царил холод и даже летом, порой, выпадал снег. Клубились тут и влажные туманы, сквозь которые сейчас ледяным светом просвечивала мертвенно-бледная Луна.