1928 год: ликвидировать ликвидаторов (СИ) - Ангелов Августин - Страница 20

Давно прошли те времена, когда нищие революционеры вели очень скромный образ жизни. Теперь ни Менжинский, ни Бокий давно уже не носили ни старых полинявших шинелей, ни стоптанной обуви, ни брюк и рубашек в заплатках. Конечно, они не шиковали напоказ, но оба в бытовом плане жили совсем неплохо, имея каждый по трехкомнатной квартире в Москве. Их обязательными атрибутами стали просторные дачи и личные автомобили с персональными шоферами-телохранителями, а занимаемые высокие должности позволяли чувствовать себя уверенно и независимо в любом уголке Советского Союза. Бокий, помимо всего прочего, заделался еще и тайным нэпманом, создав артель, которая изготавливала сейфы и приносила немаленькую прибыль.

В сущности, Глеб Бокий относился к тем редким людям, которые, несмотря на всю тяжесть давления той системы, в которой они существовали, умели чувствовать себя достаточно свободно, словно рыбы, живущие под постоянным давлением воды, но не замечающие этого в силу своих природных особенностей. Льва Троцкого Глеб всегда недолюбливал, считая идеи о мировой революции не столько даже глупыми, сколько совершенно несвоевременными, а его самого — обыкновенным выскочкой, который пытается бежать впереди паровоза исторического процесса.

Зная это мнение Глеба о Троцком, высказанное им неоднократно в их беседах с глазу на глаз, Менжинский решил поручить проведение операции «Селезень» именно Бокию. По этой причине, помня о их предстоящей утренней встрече, Вячеслав не стал сразу суетиться и не посчитал нужным созывать большое совещание ради выполнения поручения Сталина. Лишняя огласка в таком деликатном деле казалась опасной. Ведь Менжинский пока точно не знал, кто в Центральном аппарате ОГПУ является скрытым сторонником Троцкого, но подозревал, что таковые могут иметься даже на уровне начальников отделов.

Потому Бокий, которого Менжинский хорошо знал, и который умел охранять государственные тайны, подходил на роль главного тюремщика Троцкого, наверное, лучше всех. Во всяком случае, ему Менжинский доверял больше других. Ведь, располагая обширным компроматом на самого Вячеслава, Глеб ни разу не позволил себе даже намекнуть, что может использовать эти материалы во вред своему другу. Впрочем, располагал Глеб и компроматом не только на многих других начальников системы ОГПУ, но и на партийных руководителей Советского Союза. И все это можно было использовать, задействовав в предстоящей аппаратной борьбе в качестве грозного оружия против оппонентов.

А я, таясь в своем уголке черепушки Вячеслава, прекрасно понимал, что с домашнего ареста Троцкого серьезная аппаратная борьба за власть со стороны Менжинского только начнется. И потому было необходимо немедленно начать подбор серьезных союзников, которые станут важными фигурами в этой предстоящей игре прямо сейчас. Оттого выбор Глеба Бокия в качестве первейшего из союзников я одобрял, считая его вполне обоснованным. Кому же еще доверять, как ни человеку, называющему себя много лет другом и, в сущности, свою дружбу доказавшему?

Внимательно выслушав Менжинского, рассказавшего о сути предстоящей операции «Селезень», Бокий отпил чай и сказал:

— Есть пустая правительственная дача в Горках. Объект со всех точек зрения вполне подходящий, достаточно уединенный и, в то же время, эта дача находится довольно близко. Если я сейчас дам указания, то мои люди приведут там все в полный порядок, оборудуют прослушку и посты скрытного наблюдения за пару дней. Так что успеем к сроку, который определил Сталин. В пятницу утром Троцкого туда уже и перевезем.

— Отлично, так и поступим, — кивнул Менжинский, прожевывая хрустящую сушку, потом заметил:

— А ведь ты, Глебушка, пришел с докладом, но так ничего еще мне не доложил.

Поставив чайный стакан в подстаканнике обратно на поднос, Бокий проговорил:

— Да, доложить хотел тебе кое-что интересное. Есть у меня на Соловках один арестант, Епифан Игнатьев из монахов, которого все называют пророком. И он, представляешь, точно предсказал смерть Ленина, а потом и смерть Дзержинского тоже. Так вот, мне доложили, что последние сутки он бьется в истерике и кричит, что чувствует изменения мира. И, по его словам, этот мир меняешь ты, Вяча.

Менжинский поднял глаза на собеседника, внимательно посмотрел на него и проговорил слегка ошарашенно:

— Что еще за ерунда! И ты придаешь значение подобному бреду?

Но, Бокий протянул задумчиво:

— Даже не знаю. Но, он еще сказал, что Менжинский очень скоро арестует Троцкого. И с этого момента мир изменится необратимо. Вот как же не поверить, если только что про фактический арест Троцкого мы с тобой говорили?

Вячеслав на это сказал:

— Изменится, разумеется, что-то, когда Троцкий под домашним арестом окажется. Но, уверяю тебя, что изменения для мира будут не столь существенными, как это кажется твоему пророку. Выдумывает он. Просто случайное совпадение, я полагаю.

Но, Глеб не смутился:

— Ты же знаешь, Вяча, я сверхъестественное пытаюсь не отрицать, а изучать. У этого человека необычные приступы эпилепсии, во время которых он и выкрикивает свои пророчества. А потом, в нормальном состоянии, он сам о своих пророчествах и не помнит ничего, словно бы сквозь него прорывается во время припадков некто другой. Как будто бы какая-то скрытая сущность включается в эти моменты. Я не понимаю природу этого явления, но наши ученые из института мозга с ним плотно работают. Может быть, что-нибудь интересное выяснят об этой его скрытой личности. По какому информационному каналу поступают к нему подобные сведения? Барченко, кстати, им тоже очень заинтересовался. Впрочем, в основном я собирался докладывать о более приземленных вещах. О начале эксплуатации специальной радиостанции номер три, о нашей текущей работе против западных разведок и эмигрантских организаций, об успешных перехватах интересной информации за последние месяцы прошлого года. Вот, в папке все материалы приготовил.

И он положил на стол картонную папку со своим докладом, которую до этого держал у себя на коленях во время чаепития. А я тут же перелистал в памяти Менжинского материалы про этого упомянутого Барченко, обнаружив, что человек этот весьма неординарен и имеет большое влияние на Бокия. Дело в том, что Александр Васильевич Барченко слыл главным советским исследователем всего сверхъестественного, мистиком и эзотериком, обладающим навыками гадателя, астролога и гипнотизера. Обучаясь несколько лет на врача, но так и не завершив учебу, Барченко какое-то время проработал научным сотрудником в институте Бхтерева, пока Бокий не пригласил его к себе в спецотдел.

Еще до этого Глеб очаровался лекциями, с которыми выступал Барченко, рассказывая революционным матросам Петрограда о существовании древнейших цивилизаций, погибших задолго до появления архитектурных памятников Древнего Египта и непризнанных официальной наукой. Почувствовав родственную душу, Бокий устроил маленькую провокацию. Вызвав Барченко в ОГПУ, он предъявил обвинения в антисоветской деятельности. Но, Барченко объяснил, что, напротив, пропагандирует коммунизм, потому что древние цивилизации, о которых он рассказывал людям, имели, по его мнению, именно коммунистическое общественное устройство. И это явилось для Бокия последним аргументом, чтобы привлечь Барченко к сотрудничеству.

Получив покровительство Бокия, Барченко сразу же развернул бурную деятельность. Под его руководством на Кольский полуостров ради поисков легендарной Гипербореи направилась научная экспедиция специального назначения. Помимо поиска и описания каменных памятников древности, исследователи пытались понять причину полярного безумия, так называемого «меряченья», когда в человека словно бы вселялся какой-то потусторонний дух. После публикаций по итогам той экспедиции, Барченко пригласили консультантом в Институт мозга, где он пытался проводить опыты по телепатии и телекинезу. Впрочем, без каких-либо заметных результатов.

В 1923 году Барченко организовал некое тайное общество сродни масонскому, «Единое трудовое братство», задачу которого видел в изучении наследия древнейших доисторических мифических цивилизаций, вроде Гипербореи, Лемурии, Атлантиды и Шамбалы, которые, якобы, погибли в результате Всемирного потопа. И «Единое трудовое братство», по задумке Барченко, должно было постараться объединить всех лиц, имеющих отношение к эзотерике: шаманов, знахарей, колдунов, ведьм, ясновидящих и прочих людей с необычными способностями. Убедив Бокия в необходимости направить экспедицию в Тибет на поиски Шамбалы ради овладения секретами древних технологий, Барченко стал причиной скандала внутри Центрального аппарата, потому что Трилиссер, ведающий закордонной разведкой, решил, что Бокий хочет действовать через его голову, собираясь устраивать столь дорогостоящую зарубежную экспедицию без согласования с Иностранным отделом. В итоге известный художник Николай Рерих не стал дожидаться помощи от ОГПУ, а организовал экспедицию в Тибет на собственные средства. И с тех пор Трилиссер терпеть не мог Бокия.