Философы с большой дороги - Фишер Тибор - Страница 12

• Предыдущая
• 12/90
• Следующая

После этого Юбер пришел к выводу, что пора, видимо, заняться сольной карьерой. Он подался в глухую провинцию на сбор винограда, жил в бараке и грустно размышлял об отпечатках пальцев, в изобилии оставленных на канистре с бензином, брошенной на месте преступления. «А мне ведь еще и собственные деньги за этот бензин пришлось выложить», – заметил он.

Передохнув, Юбер приглядел симпатичный, небольшой, но весьма тучный банк, клерки которого были с ним небрежно-высокомерны, когда он пришел просить кредит, столь необходимый для покупки престижного пистолета, который сразу выделил бы его среди налетчиков.

Он вполне грамотно угнал машину, намереваясь использовать ее для отхода с места преступления. Вооруженный пистолетом, в котором воплотилась большая часть его жалованья за сбор винограда, он вошел в банк и обнаружил, что грабить легко – так же легко, как дышать (последнее легко, если у вас нет хронических или иных заболеваний, делающих затрудненным дыхание, а в полости дыхательного горла отсутствуют посторонние объекты – в таких обстоятельствах, допускаю, дыхание может быть сопряжено с некоторыми усилиями; следует учесть, что дыхание представляется проблематичным, если вы обнаружили себя погруженным в толщу воды с железобетонной плитой, привязанной к ногам; следует также исключить из рассмотрения условия высокогорья, где каждый вдох сопряжен с серьезными физическими нагрузками, а также борьбу за глоток воздуха в условиях естественного возвышения над уровнем моря, если таковая имеет место в процессе вашего удушения).

Юбер, полагая, что нашел наконец-то свое призвание, взял деньги, прочистил горло и объявил присутствовавшей в зале кучке банковских служащих и двум слесарям-алжирцам: «Леди и джентльмены, прошу внимания. Вам выпала честь видеть мой дебют. Ваши внуки будут смотреть на вас с обожанием только потому, что вам повезло присутствовать здесь и именно в этот миг. Одно лишь это заставит ваших отпрысков относиться к вам с трепетом и обожанием».

Затем он выскочил из банка со своей добычей, чтобы обнаружить – машину, которую он угнал, чтобы на ней покинуть место сие, покуда он был в банке, угнали другие.

Он ведь оставил дверцу открытой, и ключ зажигания торчал в замке. Лицо его перекосила гримаса отчаяния. Сохрани он самообладание – можно было бы найти альтернативные средства отступления, которые помогли бы ему перенести комплекс чувственных ощущений, который он воспринимал как свое тело, подальше от этого места: можно было застопить проезжавшую машину или предпринять что-нибудь в этом духе. Но: «Я ударился в панику».

Юбер бросился бежать. Полиции оставалось лишь следовать указаниям прохожих, тыкающих пальцем вслед удаляющейся фигуре. Эти указания в конце концов привели стражей порядка в секцию охлажденных продуктов местного супермаркета, где Юбер свернулся калачиком, закопавшись в гору упаковок мороженой фасоли, тщетно пытаясь, елико возможно, уменьшить видимую поверхность своего тела. На требование полицейских сдаться он картинно отбросил свой пистолет в сторону, в результате чего тот выстрелил и пуля угодила полицейскому в ногу.

В этот момент, утверждает Юбер, удача вновь вернулась к нему: его могли застрелить, но не застрелили. Вместо этого он получил десять лет. Тюрьма лучше, чем детский дом «Никто не притворяется, будто ты на свободе». И: «Я знал: у меня будет второй шанс».

Стемнело. Я предложил Юберу выйти и поискать, где бы перекусить на наши четыре монетки. Голод объединяет. Мой visavi предложение принял. Он даже отдал мне свою монетку и предложил, если я хочу, одолжить в придачу к ней пистолет. «Боюсь, знаешь ли, испытать второй провал за день». Мы пошли в бакалейную лавку, работавшую до глубокой ночи, – багеты в ней стоили пять франков. Перекусив таким образом и несколько уняв муки голода, Юбер (после вежливого вопроса, можно ли ему переночевать у меня) сгреб с кровати покрывала и подушку и перешел в горизонтальное положение.

* * *

Еще несколько размышлений

Проснулся я с чувством, которое теперь постоянно отмечает мой переход от сна к яви: не так уж много осталось у меня утренних пробуждений. Они – вроде особей исчезающего биологического вида, которому грозит полное уничтожение. Так что если я и впрямь хочу положить мир на лопатки – самое время встать и показать ему, где раки зимуют. Но суть в том, что я вовсе не горю таковым желанием и отнюдь не готов взять на себя роль тектонического фактора, который возьмет да и подвинет все эти континенты мысли.

Чего я хотел, так это тушеного мяса, которое продают навынос в одной забегаловке в Лейтонстоуне. Не просто тушеного мяса, плавающего в жиру в пластиковой миске, а именно этого, из Лейтонстоуна, и чтоб жира было ровно столько, сколько там. Среди самых ужасных мучений и жесточайших насмешек случая – вдруг обуревающее вас желание съесть что-нибудь, на что вы можете рассчитывать лишь за сотни миль от того места, где вы в данный момент находитесь и где вас настигла тоска по прекрасному.

Так я спокойно переходил колледжевый дворик в Кембридже, когда меня вдруг просто-напросто скрутила тоска по вкусу жареных мидий. Нет, не жареных мидий вообще, не тех достаточно прожаренных, почти сухих, жареных мидий, которые подают в некоторых неплохих ресторанах, – поймайте такси и поезжайте, через десять минут вы уже за столиком. То была тоска по жареным мидиям, которые готовят в одном ресторанчике около Le Levandou.

Однако что происходит, если вы на Le Levandou, а вокруг вас роятся запахи лучшей в мире кухни? Вас изводит – прямо-таки завязывает в узел – фатальная необходимость надкусить шоколадку, которые подают только в одном месте: в кондитерской, из тех, которые можно встретить, свернув в переулки – чуть в стороне, найдешь – так случайно, а потом не вспомнишь где, – в Южном Лондоне. Иной сказал бы: иди и купи плитку шоколада, ты, толстый суетливый недотепа, самого шоколадного шоколада, шоколаднее некуда. На это отвечу – поедая плиточки из той кондитерской, ты знаешь: Бог есть, в этот момент ты видишь Его лицом к лицу. Вот она – истинная сладость доказательств. Что-то вроде: невозможно существование блага во Вселенной, если Вселенная существует без Бога.

Юбер степенно лежал на полу. Настолько степенно, что казалось: ему на редкость комфортно. Судя по его дыханию, он проснулся, но вставать не спешил. Так тянет время боксер после нокдауна, прежде чем вскочить и вновь схлестнуться с противником. К чему принимать вертикальное положение, когда можно еще полежать.

День – будто назойливый коммивояжер – пытался через щель в занавесках соблазнить нас образчиком своей продукции. Солнечный свет не произвел на меня особого впечатления. Слишком старый трюк, чтобы на него попасться. На меня он, во всяком случае, не действует.

Юберовы протезы, живописно разложенные по комнате, придавали ей несколько карнавальное убранство. Слуховой аппарат красовался на кожаной куртке: король на троне, да и только. Ножной протез стоял, прислоненный к креслу по соседству. Вид у этой культяпки был такой, что сразу становилось ясно – далеко на ней не ускачешь. Рука покоилась на раковине: казалось, она ждет приказа открыть кран, как только настанет время для утреннего омовения. Созерцая этот ассамбляж, я понимал, почему Юбер не торопится встать с пола: он, несомненно, был занят обдумыванием головоломки, как бы половчее собрать все это богатство.

Я и сам чувствовал себя так, словно барахтаюсь в болоте и погружаюсь в него все глубже. Мои планы уверенной, неспешной походкой сойти со сцены жизни и исчезнуть, пропадая из виду где-то там, в кулисах, – эти планы в отсутствие солидной, если не сказать внушительной суммы денег оказались полным фуфлом. Приходит время, когда вы полагаете, что заслужили право отбросить мысль о презренном металле. (В юности – пожалуйста, лезьте из кожи вон, чтобы заработать то, что вам полагается, ничего не имею против – если такая юность длится не слишком долго.) И право слово, мне казалось, я достиг точки, где пора уже не думать о деньгах.

• Предыдущая
• 12/90
• Следующая