Философы с большой дороги - Фишер Тибор - Страница 11
- Предыдущая
- 11/90
- Следующая
В любом случае мне бы хотелось предостеречь вас от поспешных суждений, будто бы все философы высокоморальны, а все туристы – набиты деньгами.
– Но ты же – турист, – резюмировал тать с пистолетом в третий раз, и тон его был таков, словно это утверждение – толстенное письмо, которое он пытается пропихнуть в слишком узкую щель почтового ящика, а оно, зараза, не входит. – У туриста же должны быть деньги!
Виноват: право слово, рад был бы располагать средствами, на которые рассчитывал грабитель, но – увы! Мне повезло, что посетитель не стал прибегать к насилию: ответной его реакцией было раздраженное бормотание, переходящее в мрачное смирение, – так ведут себя люди, обнаружившие, что по ошибке они сели не в тот поезд.
Тать с пистолетом не осыпал меня угрозами, но вовсе не собирался покинуть мой номер. Он сел на кровать, наклонился вперед, подперев голову ладонями, так что та стала похожа на мяч для гольфа, замерший на краю лунки. «Нет, нет, нет», – повторял он. Медленно. С расстановкой. Через равные промежутки времени. Я просто не знал, что делать. Еще один прискорбный провал в нашей системе образования. Свою пушку мой посетитель зажал между ног, и та смотрела в потолок под немыслимым углом.
– Может, вы будете с этим поосторожнее? – произнес я, кивая на пистолет.
– Он не заряжен, – тихо отозвался гость – с отчаянием человека, чья нежно любимая семья только что погибла в автокатастрофе. – Мне даже на патроны не хватило, – пояснил он, расставляя все точки над «i».
Я уже собирался заметить, что он, злоупотребляя приглашением, несколько затянул визит, но приглашения в данном случае как раз и не было, так что корректнее было бы сказать, что он затянул налет. Как воспитанному философу вести себя с вооруженным грабителем, потерпевшим фиаско? Чем старше я становлюсь, тем реже стараюсь упоминать о моей профессии: почему-то мой статус ассоциируется у собеседников с призывом попросить у меня дармовой совет или выплакаться в жилетку (нечто подобно должен чувствовать врач, которого и после рабочей смены в госпитале все кому не лень достают жалобами на боли и недомогания). Занятие философией как призыв к откровенности со стороны собеседника. Избавьте меня от ваших откровений... Слушать их, знаете ли, не фунт с изюмом... (Так, в Лидсе, в одном из пабов, некий джентльмен настойчиво искал во мне собеседника, готового разделить его доходящую до идолопоклонства страсть к далматинским догам: «Далматинцы! Далматинцы! Я без ума от далматинцев!» Поневоле подумаешь: прав был пророк Софония...) Однако этому татю с пистолетом, чтобы выговориться, не нужен был даже облеченный известностью философ. Он начал выкладывать свою подноготную без всякого приглашения с моей стороны.
– Он и пистолет-то мне не хотел продавать. У меня денег было – ровно половина. Ну он и сказал: «Ладно, Юбер, ты только вышел, а пистолет без обоймы – что он у тебя есть, что его у тебя нет – я тебе, так уж и быть, продам в кредит. В порядке одолжения».
Я не проявил к его рассказу никакого интереса – однако он продолжал щедро делиться со мной перипетиями своей жизни. Этим утром его выпустили из тюрьмы. Выходное пособие он тут же пустил в дело, обзаведясь этой самой штукой. Описывал он ее не иначе как «пукалка, а не пистолет: не калибр, а черт-те что». Ну а обзаведясь, стал подыскивать подходящую жертву. Лично против меня он ничего не имел, но...
– Что ж, польщен. Приятно, знаете ли, услышать, что выглядишь человеком со средствами, – вставил я в этом месте, чтобы показать, что я не держу на него зла.
– Мне – мне многое надо сделать, – пробормотал он, не проявив при том никаких признаков, традиционно указывающих на то, что человек собирается вас покинуть, похоже, он и не думал шевелиться. Я хотел было предложить ему выпить – что уж теперь, когда попытка ограбления позади и остается травить байки. Я бы и себе поднес стаканчик, но, увы, в номерах, подобных этому, выпивка отсутствует.
Он бросил на меня оценивающий взгляд, и я понял, что он не косит, как показалось мне поначалу, а просто у него вместо левого глаза – стеклянный протез.
И в этот момент правая его кисть, обтянутая черной перчаткой, вывалилась из рукава и с глухим шлепком упала на пол, словно хотела сделать ему а-та-та.
– Ну вот, так всегда, – проворчал он, не сделав даже попытки вернуть конечность на место или как-то иначе обозначить намерение собраться и оставить меня в одиночестве. Его уход был заранее обречен на провал точно так же, как запланированный им налет. – А ты? По-французски ты вроде ничего говоришь. Зарабатываешь-то ты чем?
Я собрал все свое мужество. Что ж, профи я или нет, в конце концов?!
– Я занимаюсь философией, – ответил я, размышляя, корректно ли здесь настоящее время. Все шло к тому, что теперь выпроводить его удастся не скоро.
– А-а... И что, этим можно заработать?
– Ну, это зависит...
– Зависит? А от чего?
– От того, что ты за философ.
– И ты не из этих, не из богатых, я правильно понял? Или, может, тебя грабанул кто, прежде чем мы с тобой встретились, нет?
Я понял, что все приятное, отпущенное в этот день на мою долю, кончилось.
– У тебя и родители есть, да? – спросил он, вдруг резко сменив тему разговора.
– Ну, вообще-то у людей это принято...
– Не у всех. У меня – нет.
Мы укрылись за молчанием, которое мне не хотелось нарушать профессиональным любопытством, касающимся его генеалогического древа.
– И как тебе Франция? – сказал он, подводя черту, – в голосе звучала жгучая ревность собственника.
Я уже собирался было дать моему собеседнику краткий отчет, но его внимание, подобно бумерангу, описав дугу, вновь вернулось к себе, любимому. Мне было предложено часовое представление «Встречайте Юбера». Менее всего я мечтал об этом, но...
Юбер: недолгая преступная карьера – длительное тюремное заключение. Отпущено судьбой: невезучесть, полной мерой. Не дано судьбой: ряд функциональных органов, человеку не лишних.
– Я появился на свет в усеченной, так сказать, версии. Усеченным на одну руку. Безруким то есть. Правда уж, нет – но мне это было подано именно так.
Детство: найден на помойке, куда был выброшен при невыясненных обстоятельствах, и помещен в детский дом. «Они очень любили напоминать мне о том, откуда я к ним попал». В результате перенесенного инфекционного заболевания лишился левого глаза. Прочие подробности детдомовского воспитания опушены: a priori предполагалось, что это был если не сам ад, то один из его филиалов.
Слушая, я поймал себя на мысли: какая жалость, что я так и не нашел способ делать деньги, терпеливо преклоняя мой слух к такого рода излияниям. Похоже, у такого рода рассказчиков это мое качество явно в цене. Тем временем Юбер перескочил к моменту своего совершеннолетия и ознаменовавшему это эпохальное событие криминальному дебюту. На дело пошли вдвоем: он и еще один тип, занимающий в уголовном мире несколько более высокое положение. Они выследили известного в том районе ростовщика и сутенера и устроили засаду у него на дому. Попав им в лапы, ростовщик был сам не свой от ужаса: бедняга принял Юбера и его напарника за представителей налоговой полиции. Осознав, что имеет дело с банальными правонарушителями, он разразился идиотским смехом и лишь хихикал, покуда налетчики осыпали его пинками и грозили ножами, пытаясь вызнать шифр сейфа.
– Я ничего не скажу, – радостно объявил он. Тогда в дело пошла канистра бензина, которую Юберу велено было прихватить с собой. Связанного скрягу, лежащего на полу, облили бензином, напарник Юбера нарочито медленно закурил сигарету и, изображая на лице смущенную гримасу, стал оглядываться, куда бросить горящую спичку.
Скрягу прорвало, и он заговорил. Говорил он столь энергично, что Юбер и его наставник никак не могли уловить детали, которые бедолага с таким энтузиазмом повторял им вновь и вновь, покуда не упал замертво, сраженный сердечным приступом. «Интересный юридический казус, – заметил наставник Юбера. – Хотел бы я знать, что они нам пришьют?» Подельники ушли с пустыми руками – не считать же добычей несколько почтовых марок, которые Юбер прихватил с кухонного стола.
- Предыдущая
- 11/90
- Следующая
