Совок 10 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 19

— Ты не бойся, Сергей! — по-товарищески, почти интимно подбодрил он меня и даже улыбнулся, показывая, насколько он ко мне расположен, — Расскажи мне всё, что знаешь! Отсюда, из этих стен, ничего не уйдёт!

Я с готовностью подался вперёд, притиснувшись грудью к столешнице, и тоже улыбнулся. Тем самым давая понять товарищу генералу, что готов к любым откровениям. Но мне бы знать еще, к каким?

— Задавайте вопросы, товарищ генерал! — стараясь не перебарщивать, аккуратно изображал я непомерную лейтенантскую искренность. — Я на все ваши вопросы отвечу!

Знамо дело, что начальник областной милиции уже давнолично не колол жуликов и не занимался вербовкой агентуры. Да, руководить УВД всей области, это совсем непросто и отчасти это занятие напоминает оперативную работу. Но всё же… Иногда высокая должность расслабляет. Это я знал по себе. От сытой жизни и всеобщего уважения реакция уже не та, потому и оплошал начальник УВД. Позволил себе генерал Данков недовольно поморщиться в ответ на мои слова. Не гавкнул, как генералу в таких случаях подобает. Да так, чтобы я захотел под стол спрятаться. А только лишь поморщился. По-отечески, так сказать…

— Что за цирк ты устроил с этим уголовным делом по ликёро-водочному заводу? — Данков был вынужден задать мне прямой вопрос, обозначив свой конкретный интерес к моей персоне, — Ты имей в виду, мне из областной прокуратуры на тебя жалуются, Сергей! — показывая свою озабоченность моими будущими тяготами и лишениями, продолжал сочувствовать генерал, — Наказать тебя требуют! Строго наказать! Ты вроде бы с документами что-то напутал? Что там у тебя в деле не так?

Интересно, а генералу делегировали полномочия на проведение этого разведопроса? Или же он в данный момент проявляет свою личную инициативу? Может быть, он ведёт свою индивидуальную игру и стремится обзавестись компроматом на угнетающую верхушку области?

В любом случае, на том, что проявленное мной расп#здяйство является неумышленным, стоять мне надо до талого. И хрен с ними, если они мне не поверят. Признаваться в том, что шустрый вьюнош нагло крутит областными тузами, как шелудивый тузик своим хвостом, нельзя ни в коем случае! Для меня это сродни самоубийству. Это всё равно, что подойти сейчас к товарищу генералу и обоссать ему лампасы на правой штанине. С особым цинизмом и с улыбкой. А потом, безо всякого чинопочитания, заодно еще и на левой обоссать.

— Не знаю, товарищ генерал! — неуверенно протянул я, робко пожав плечами, — Неопытный я пока еще! Может, и правы прокурорские. Может, я и вправду напутал где-то в деле. Работаю-то я в следствии без году неделя. Вы не поверите, но я даже на курсах первоначальной подготовки еще не был!

Товарищ Данков больше минуты немигающим взглядом сверлил стеклянную пустоту моих честных мальчишеских глаз. Наивным добряком он уже не притворялся. Уже не считал нужным это делать. Готов поспорить, что теперь он и по имени меня никогда уже не назовёт.

— Прокурорские говорят, что ты в дело вместо оригиналов какие-то копии подшил. Это так? — он продолжал сканировать моё лицо и глаза, — Быстро отвечай, для чего ты это сделал и где сейчас эти документы находятся? И не вздумай мне врать, Корнеев!

Такая строгость генерала не оставляла мне выбора. Тормозить теперь уже никак нельзя и надо было снова изображать придурка. И делать это следовало по возможности убедительно, и без помарок.

Я начал бутафорить. Испуганно втянул голову в плечи и оторопело отвёл глаза за спину прижучившего меня сатрапа в малиновых лампасах. И сам того не желая, упёрся ими в портрет генсека. Наш дорогой и любимый Леонид Ильич смотрел на меня со стены незлобливо, но укоризненно. Как будто я искурил за гаражом Октябрьского РОВД пролог его «Малой земли».

Мне стало по-настоящему обидно. С самого раннего утра никто сегодня на меня по-доброму так и не взглянул. Ни разу! Чего только не было! Поносили самыми обидными и непристойными словами, и даже швыряли в меня кухонной утварью. Стращали самыми строгими взысканиями и оскорбляли начальственным недоверием. И вот опять!

Раскрасив свой голос гнусавой неуверенностью и страхом перед начальственным гневом, я начал излагать свои оправдания.

— Все черновики и прочие документы, которые я к уголовному делу не приобщил, находятся в моём служебном сейфе! Честное слово! — торопливо выпалил я Данкову самую чистую правду, — А на комитетчиков я не шпилю, товарищ генерал! Я вам слово офицера даю! Да чего там, товарищ генерал! Ну сами подумайте, ведь в противном случае, они, как вы сами понимаете, меня не отлавливали бы два дня подряд! Ну, зачем им это, товарищ генерал, если я у них состою на связи⁈ — я, проявляя униженное от испуга подобострастие, суетливо заглядывал в генеральские глаза, — Ну ведь, ей богу, оперативные контакты с агентурой так не проводят! Даже в сельских райотделах милиции так грязно не работают! Вы же сами оперили, товарищ генерал, и знаете, что будь я их агентом, то так коряво палить меня они бы не стали!

Сука! Похоже, что инициативный юноша меня опять опередил и выскочил поперёд батьки. И я снова засветил квалификацию, и допуски, которых у меня не могло быть по определению. Это я понял по быстрому и чрезвычайно пристальному взгляду Данкова, которым он на долю секунды ожег меня. Но тут же, этот свой молниеносный и, до крайности удивлённый взгляд он спрятал за имитацию начальственного неудовольствия.

Но хуже всего было то, что моего прокола он не постарался застолбить. Заметить-то заметил, но не зафиксировал! И развивать его отработку по горячим не стал. И это может означать только одно-единственное. То, что с этого момента он начал воспринимать меня всерьёз. А это плохо. Очень плохо! Теперь это, безусловно, и совершенно точно означает, что все мои предыдущие кривляния пошли коту под хвост!

— Ну-ну! Чего ты так распереживался⁈ Да хрен с ними, с этими соседями! Сергей, Ты успокойся! — сердитый хищник вдруг снова и неожиданно превратился в доброго дядюшку, — Верю я тебе! Верю, что нет у тебя рабочего псевдонима в гэбэ! — генеральский взор потеплел до максимальной отметки, — Но ты мне поясни, пожалуйста, когда ты на Никитина из горУВД вышел? Поясни мне, когда ты обоснованно понял, что он с жуликами на ЛВЗ связан? И на чем эти твои понимания строились?

Этого захода я не понял и по этой причине свои рассуждения вслух, начал издалека. Обходя и опуская в тину, все свои неоднозначные поступки и даже предпосылки к ним.

— Теперь скажи, ты обо всём этом кому докладывал? И еще, когда ты это докладывал? — Данков цепко отслеживал не только сами мои ответы, но также и органолептику.

Всю запрошенную информацию мне пришлось выдавать дозировано. Ссылаясь на то, что все даты и прочие затребованные генералом уточнения, присутствуют в материалах уголовного дела. В котором я добросовестно их фиксировал. И которое, в соответствии с действующим законодательством, я передал в прокуратуру.

— Про причастность к преступлению майора Никитина, товарищ генерал, я узнал от фигурантов дела! — тщательно дозируя свои эмоции и стараясь не переигрывать, добавил я, — Узнал и сразу же оформил эту информацию, согласно должностной инструкции и процессуальных норм! После чего незамедлительно доложил об этом начальнику Октябрьского РОВД подполковнику Дергачеву!

Генералу Данкову, как я полагаю, надоело изучать мою физиономию и он откинулся на спинку своего кресла.

— Вот, что! Ты, лейтенант, выйди в приёмную и там пока посиди! — после недолгих раздумий распорядился он, — И скажи подполковнику Дергачеву, чтобы он через десять минут ко мне зашел!

Покинув генеральский кабинет, я добросовестно передал распоряжение Данкова подполковнику. Василий Петрович, игнорируя ряд мягких стульев, стоявших вдоль стены приёмной, был на ногах. Выслушивая повеление генерала, он смотрел на меня волком. Нехорошо смотрел, исподлобья. Суровая насупленность с его лица ушла только после того, как он понял, что его без аудиенции в высочайшем кабинете тоже не оставят. Похоже, что он счел себя оскорблённым ролью сопровождающего подчинённого ему лейтенанта до генеральского порога.