"Зарубежная фантастика 2024-1" Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Баркер Клайв - Страница 128

Он отдал чашку водовозу и пошел дальше по улицам, пока не заныли колени и бедра. Солнце склонялось к западным горам. Зимой дни и без того короткие, а солнце, как и сейчас, будет прятаться за горами, не успев достичь горизонта. Несправедливо.

Когда Маати вернулся во дворцы, пешая прогулка до Ваунёги его уже не прельщала. Все равно они будут заняты приготовлениями к свадьбе. Лучше поговорить с Дааей Ваунёги потом, когда все успокоится. Хотя, конечно, к тому времени утхайем соберется на совет, и одним богам известно, успеет ли Маати что-то выяснить.

Возможно, преступник откроется лишь тогда, когда все увидят нового хая.

Оставалось еще одно, последнее. Маати сомневался в успехе, но не мог не попытаться. Во всяком случае, дом поэта был ближе, чем Ваунёги. Маати свернул на тропинку среди дубов, и камешки захрустели под его весом. С деревьев, фонарей и скамей уже сняли траурные ленты, но пока не заменили яркими флажками и цветами.

Когда Маати вышел из-за деревьев, на ступенях перед открытой дверью сидел Размягченный Камень. Увидев гостя, массивная фигура повернулась к дому и что-то пробасила. Маати не разобрал слов. Будь он воробьем или убийцей с пылающим мечом, андат повел бы себя так же, подумалось поэту.

Из дверей выбежал сияющий Семай. От разочарования при виде Маати он погрустнел и принял позу вежливого приветствия.

Наконец в голове Маати все сложилось: гнев Семая, когда тот узнал, что Ота жив, а Маати это скрыл; отсутствие свадебных украшений на деревьях; разочарование, что Маати — всего лишь Маати, а не другой, более желанный, гость… Бедняга влюблен в Идаан Мати.

Что ж, одна тайна раскрыта. Негусто, но, боги свидетели, нынче ему все сгодится. Маати ответил на приветствие.

— Уделишь мне немного времени? — спросил Маати.

— Конечно, Маати-кво. Заходите.

В доме царил аккуратный беспорядок. Столы не были перевернуты, свитки не валялись в жаровне, однако все стояло не на своих местах, и воздух казался спертым и душным. Маати овладели воспоминания: так выглядела и пахла его комната, когда его бросила женщина. Он подавил порыв положить руку юноше на плечо и сказать что-то утешительное. Лучше делать вид, что не заметил, и не ранить его самолюбие. Маати со стоном облегчения опустился в кресло.

— Старею… В твоем возрасте я мог гулять целый день без всяких последствий.

— Наверное, надо взять прогулки в привычку, — сказал Семай. — У меня есть чай. Немного остыл, правда…

Маати поднял руку в вежливом отказе. Семай, будто взглянув на дом чужими глазами, широко раскрыл все ставни и только потом сел рядом с Маати.

— Я пришел попросить отсрочку, — начал Маати. — Могу придумать оправдание. Могу сказать, что ты должен мне подчиниться как старшему по возрасту и посланнику дая-кво. Могу устроить любое представление. Но сводится все к одному: я до сих пор не выяснил, что происходит. Мне важно знать: что бы с Отой-кво ни случилось, это произошло не по моей вине.

Семай взвесил его слова.

— Баараф сказал, что вам пришло письмо от дая-кво.

— Да. Когда до него дошла весть, что я передал Оту-кво отцу, он призвал меня обратно.

— И вы не повинуетесь.

— Я принимаю решение на месте по своему усмотрению.

— Увидит ли разницу сам дай-кво?

— Не знаю, — ответил Маати. — Если согласится со мной — хорошо. Нет — и не надо. Я могу лишь догадываться, что бы он сказал, знай он все, что я знаю.

— Думаете, он предпочел бы сохранить секрет Оты?

Маати рассмеялся и потер руки. Натруженные ноги приятно подрагивали и расслаблялись.

— Вряд ли. Скорее он запретил бы вмешиваться. Сказал бы, что послал меня в библиотеку, чтобы не все, кто в здравом уме, догадались о моем настоящем задании. Еще сказал бы, что я задаю от его имени слишком много вопросов и всех обманываю.

— Не обманываете. — Спустя миг Семай добавил: — Хотя… вы поступаете не так, как хотел бы дай-кво.

— Верно.

— И хотите, чтобы я был вашим сообщником?

— Да. Точнее, прошу тебя. Хочу тебя убедить. Правда, если честно, я был бы только рад, если бы ты меня отговорил.

— Не понимаю… Зачем это все? Только не надо рассказывать, что вы не хотите мучиться кошмарами двадцать зим спустя. Вы сделали больше, чем любой другой. Что такого в этом Оте Мати?

Ох, подумал Маати, зря ты задал мне этот вопрос, мой мальчик. На него я могу дать ответ, но тебе будет так же больно, как и мне.

Он сложил ладони домиком и заговорил:

— Когда-то в молодости мы любили одну и ту же девушку. Если я причиню ему вред — или позволю причинить ему вред, — я не смогу посмотреть ей в глаза и сказать, что не поддался обиде. Что я не злился на ее любовь к нему. Я не видел ее много лет, но когда-нибудь увижу снова. И для того мне понадобится чистая совесть. Даю-кво и другим поэтам это ни к чему. Но, что бы про нас ни думали, под этими мантиями мы люди. И… как человек человека, я прошу тебя: подожди еще неделю. Хотя бы до тех пор, пока не наметится новый хай.

Позади раздался шорох. Оказывается, андат давно вошел и стоял в дверях с обычной безмятежной улыбкой. Семай наклонился и трижды прочесал пальцами волосы, будто мыл голову без воды.

— Еще неделю, — сказал он. — Я буду молчать еще неделю.

Маати удивленно сморгнул: где же мольбы о том, что Идаан подвергается опасности? Почему он не просит предупредить хотя бы ее?.. Старший поэт нахмурился, а потом все понял.

Семай уже все рассказал. Идаан Мати знает, что Ота жив. В душе Маати светлячками вспыхнули раздражение и гнев — и тут же потускнели перед радостью и даже гордостью за молодого поэта. «Мы люди под этими мантиями, — подумал Маати, — и поступаем так, как не можем не поступить».

Синдзя резко крутанулся, дубинка просвистела в воздухе. Ота вступил в область удара и нацелился в запястье противника; промахнулся и с треском попал по его дубинке. Удар отдался болью до самого плеча. Синдзя рыкнул, оттолкнул Оту и печально рассмотрел свое оружие.

— Прилично дерешься! Конечно, не мастер, но надежда есть.

Ота опустил дубинку и сел, опустив голову между коленей, чтобы перевести дух. Ребра болели, словно он только что скатился по каменистому склону, пальцы ныли. И все-таки он чувствовал себя прекрасно — усталый, избитый, грязный… и свободный. Приятно было вновь владеть своим телом. Глаза жег пот, в слюне был привкус крови. Ота с ухмылкой посмотрел на Синдзю и увидел, что тот тоже улыбается. Ота протянул руку, и Синдзя рывком поднял его на ноги.

— Еще?

— Не хочу… пользо… ваться… твоей… уста… лостью.

Синдзя изобразил на лице полное бессилие и принял позу благодарности. Они вместе пошли к дому. Вокруг сновали мошки, пахло сосновой смолой. Толстые серые стены дома, приземистые деревья вокруг — все вызывало чувство покоя и тишины, будто не было дворцовых интриг, жестокости и смерти. Вот почему, подумалось Оте, Амиит выбрал это место.

Упражнялись они с самого завтрака. Ота решил, что уже достаточно окреп, да и рано или поздно все равно придется иступить в бой. Его никогда не учили биться на мечах, и Синдзя с готовностью предложил свои услуги. По дороге на поляну непринужденный дружеский тон нравился Оте; затем он вспомнил, что случилось с недавними приятелями Синдзи, и путь обратно показался гораздо длиннее.

— Еще немного, и из тебя выйдет неплохой воин, — бросил на ходу Синдзя. — Ты слишком осторожен. Готов упустить хороший удар ради собственной защиты. Это порок, следи за ним.

— Надеюсь, я буду не часто браться за меч.

— Я не только про мечи.

Когда они вернулись, то увидели в конюшне четыре чужих лошади, взмыленных после дороги. Их чистил стражник из Дома Сиянти — лицо было Оте знакомо, а вот имени он не знал. Синдзя обменялся со стражником понимающим взглядом и поднялся по лестнице в комнату для встреч. Ота последовал за ним, от любопытства и опаски почти забыв про боль.

Амиит Фосс и Киян сидели за столом с двумя мужчинами. Один — постарше, с тяжелыми нависшими бровями и крючковатым носом — был в одеждах с солнцем и звездами, символами Дома Сиянти. Второй — молодой человек с полными щеками и уже заметным животом — был в синем халате из недорогой ткани, но перстней на его пальцах хватило бы на скромный дом. Когда Ота с Синдзей вошли, все замолчали. Амиит улыбнулся и жестом указал на скамьи.