Добыча хищника (СИ) - Ромова Елена Александровна - Страница 25

Он медленно опустился на колени, а затем облокотился на вытянутые ладони по обе стороны от моего лица.

– Мы начнем с прикосновений, Эля.

– С чего? – признаюсь, до этого момента я даже не дышала.

Вместо объяснений, он потянулся к моей руке. Я наблюдала за этим с таким отчаянием, будто мне под кожу вводят иглу. Его пальцы слегка задели рукава рубашки, и я с шипением втянула раскаленный воздух.

Когда его пальцы скользнули по обнаженной коже моего запястья, мы оба замерли.

Это длилось целую вечность – я слушала, как стучит мое сердце.

Его указательный и средний палец повторили рисунок моих вен и прочертили линию на безвольной ладони.

– Это линия жизни… – прошептала я сухими от волнения губами.

Его взгляд вернулся к моему лицу. Его ресницы слегка опустились – он посмотрел на мои губы.

– …говорят, если она длинная, то жизнь тоже будет длинной…

– Предрассудки.

Ну, разумеется. Что еще он мог сказать?

– Там есть еще линии ума и сердца.

– Функционально они нужны, чтобы сжимать и разжимать руку.

– Ты зануда, – мягко, но язвительно сказала я.

Он был серьезен – дьявольски серьезен.

Его пальцы с настойчивостью скользнули по моей ладони вверх и переплелись с моими пальцами. Это было настолько интимно, что я не смела оторвать взгляд он наших рук, будто мне явили величайшее волшебство на свете.

Он проделал тоже самое и с другой моей рукой, а затем протолкнул колено между моих ног.

Я почувствовала вес его тела – он опустился на меня.

В моей жизни ни один парень не позволял себе ничего подобного.

– Спокойно, Эля, – его голос снова сочился напряжением, – я не трону, если ты не будешь дергаться. Скажи мне еще какую-нибудь глупость.

Его слова очень сильно разнились с тем, что он делал – прижимался ко мне своим твердым, напряженным, как струна, телом.

– Глупость?

Он склонился надо мной… к самым губам.

– Да.

– Не знаю, что… я… – всхлипнула, когда он коснулся моей щеки носом и губами.

– Сейчас, Эля…

Подтянул наши руки к моей голове и до боли вжал в пол. Ахнув, я поспешно выпалила:

– Какая температура в космосе?

– Минус двести семьдесят по Цельсию.

– Сколько планет в солнечной системе?

– Восемь.

– На Марсе живут марсиане?

Я почувствовала, как его губы шевельнулись, он улыбнулся.

Он медленно поднял голову и заглянул мне в глаза.

– Я, кажется, уже выиграл эту викторину, Эля.

Наши губы соприкоснулись – распахнулись навстречу друг другу, будто жажда испытать, попробовать, почувствовать была единственной движущей силой между нами. К черту гравитацию и силу притяжения – теория Большого взрыва ничтожна по сравнению с тем, что случилось в этот момент.

[1] Всемирно известный трюк французского канатоходца Филиппа Пети, который в 1974 году прошел по канату, натянутому между Северной и Южной башнями-близнецами Всемирного торгового центра в Нью-Йорке.

[2] Примечание автора: эти вещи действительно запускали и доставляли в космос в разное время.

Сейчас я занималась очень важным делом – брала удар на себя.

Никто бы не сделал этого лучше.

И это продлилось миллионы световых лет, не иначе. Какая-нибудь звезда успела взорваться, превращаясь в сверхновую.

Пока его губы двигались поверх моих – я умирала и возрождалась сотни, а может тысячи или миллионы раз.

Затуманенный наслаждением взгляд вернул меня к жизни, заставив сделать глубокий вдох – мы оба дышали, как сумасшедшие.

– Осталось восемь, Эля, – услышала я его голос.

… а затем он просто исчез, оставив меня на полу.

Оглушенная, едва способная соображать, я судорожно глотала кислород.

Закрыв лицо руками, я стиснула зубы, чтобы удержаться от самого большого искушения на свете – попросить его вернуться. Кричать его чертово имя, кричать до хрипа, пока его губы снова не сомнут мои.

А затем спустя много бесцельных минут, спустя миллиарды прожитых мгновений, когда мир менялся вокруг, оставляя неизменным только то, что отныне я чувствовала, на горизонте снова вспыхнул рассвет.

Необычайно яркий, как мазок алой краски, он разлился над темной Волгой, высвечивая конструкцию арочного моста, соединяющего два берега. На башнях и в куполах монастырских зданий заиграл несмелый свет.

Когда я вышла во двор, натягивая куртку, меня уже ждали.

Из кабины военного грузовика соскочил на землю Шилов. Мы обменялись взглядами – кажется, он испытывал ко мне странную смесь чувств: от брезгливого отвращения до иррационального восхищения.

Плевать.

Я забралась в фургон и уселась на лавку, сохраняя на лице хмурое и неприветливое выражение. Я не желала, чтобы меня трогали. Кажется, я не просто оказалась в пасти глубоководного удильщика, я позволила ему меня сожрать, добровольно.

Сев на противоположную лавку, Шилов криво усмехнулся:

– Что значит «осталось восемь»?

Я сжала кулаки, пряча взгляд.

Полковник слышал каждое слово, произнесенное нами. И видел, пожалуй, достаточно.

– Бусин в четках.

– Каких бусин?

– Это вас не касается, – я склонилась к коленям, обхватывая их руками.

– Ошибаешься, Эля.

Я спрятала лицо в сгибе локтя, чувствуя себя раздавленной, униженной и одинокой.

Когда мы вернулись на базу, Шилов дал мне лишь десять минут, чтобы привести в порядок мысли и переодеться. Мне бы понадобилась целая вечность, на самом деле.

Когда я оказалась в лаборатории, Инна усадила меня на кушетку, перетянула жгутом руку, чтобы взять кровь.

– Мы должны посмотреть, как реагирует твой организм на метку, – сказала она сухо, – еще ни одна девушка не прожила так долго.

Это она не со зла, конечно.

Закончив, она положила руку мне на плечо и заглянула мне в глаза:

– Ты молодец, Эля. Ты не сделала ничего, за что тебе бы следовало стыдиться.

Она стянула перчатки, сопровождая меня к двери, за которой меня ждала экзекуция пострашнее. Я должна была встретиться с членами команды.

Однако, за дверью меня ждал один Галоян.

Черт бы его побрал.

Выражение его лица говорило само за себя: он был раздражен и крайне разочарован.

Слегка помятый, с покрасневшими глазами, свидетельствующими о том, что он не спал всю ночь, он выглядел, как восставший зомби и единственное, что он желал, наверно, выклевать мне весь мозг.

– Пойдемте со мной, Эля, – и покуда мы брели по коридору к кабинету, который он делил с Сухановым, он шипел: – Вам выпала такая возможность, Черникова! Вы просто… даже представить не можете, какие тайны он может раскрыть, какими обладает возможностями, что знает о Вселенной, но… вы… о, вы способны только на то, чтобы говорить ему всякую чушь! Ваши методы… Боже, вы редкостная дура!

Я еще не вошла в его кабинет, а слушать это дальше у меня отпало всякое желание.

– Вам следовало самому поехать туда и поговорить с ним с глазу на глаз обо всех этих тайнах мира, – протянула я до того небрежно, что Галоян, опешив, обернулся ко мне.

– Я бы и поехал, – поджав от злости верхнюю губу, процедил он. – Но у вас есть то, в чем он сейчас нуждается.

– Редкий ум и эмпатия?

Зрачки Галояна расширились. Похоже, я почти довела его до бешенства.

– Неужели вы тешите себя мыслью, что он оставит вас в живых? – и на секунду у него на лице промелькнуло выражение полнейшего превосходства, будто он знал то, чего я не знаю.

Распахнув кабинет, он нетерпеливым жестом пригласил меня войти.

Когда я несмело вошла, подумывая, на самом деле, просто сбежать, Давид подошел к своему столу и указал мне на кресло:

– Садитесь.

– Это зачем? – я спрятала руки в карманы толстовки, потому что меня начало потряхивать от волнения.

– Покажу вам кое-что.

Сердце у меня тревожно забилось.

– Быстрее, Элеонора, у нас совещание через десять минут. Видео длится не дольше семи.

Встав за креслом, он зловеще опустил на его спинку ладони, а когда я села, склонился через мое плечо, чтобы запустить проигрыватель: