Правила Барби (СИ) - Аллен Селина - Страница 44

– Не испытываешь, но я знаю, что ты любишь ее.

– Я не люблю ее, – усмехнулся я, чувствуя, как виски начинает сверлить с такой тупой болью, которую мне еще не приходилось чувствовать до этого момента.

– Как знаешь. – Он пожал плечами. – Мне осталось не больше года. Мой случай неоперабельный, мое сердце уже работает на износ. И после моей смерти пакет акций отойдет Барбаре. Ее голос будет решающим, когда поднимется вопрос об управлении. Два года, Джефри, и ты станешь во главе компании, которую в том числе основали твои предки. Ты получишь кресло управляющего, с ее акциями ты будешь владеть контрольным пакетом.

– Мне не нужна компания. Мне плевать на кресло управляющего. Мне также нет дела до моих предков, если они были такими же задницами, как и ты. – Я блефовал, встать во главе компании было моим желанием с того самого момента, как я смог осознать в каком мире живу.

Он задумчиво покрутил в руках хромированную ручку, а затем махнул рукой. Его лицо оставалось непроницаемым, казалось Эвансу плевать нам мой отказ, но я знал, что это совсем не так. Иначе он не пытался бы подложить свою дочь под меня.

– В таком случае ступай. Я не стану умолять. Уйду сам завтра же, я не дам им снять меня с поста генерального директора моей же компании. – Он кивнул на дверь. – Ты можешь идти.

Уже тогда Эванс знал, что совет в лице Джонсона хотел отобрать «Эванс-Фостер Энергетик». Не затяжную корпоративную войну времени не было. Кроме того, у Эванса был план.

Я нашел Барбару на огромной террасе, выходящей на задний двор поместья Поултеров в одиночестве. Десятки элегантных садовых фонарей заливали ярким светом все пространство, из дома доносились отзвуки музыки, несколько гостей разговаривали, смеялись, курили неподалеку от нее. Барбара стояла у заграждений из резного камня и смотрела на лес за высоким железным забором, в ее руках было блюдце с двумя пирожными-тарталетками. И где она только успела взять их?

Даже на расстоянии двух метров я видел тысячи мурашек, выступивших на ее коже от холода, поэтому, не задумываясь, подошел к ней сзади и накинул на плечи свой пиджак. Она попыталась возмущенно сбросить его с себя, ведь маленькой Барби никогда не требовались мои подачки, но я схватил ее за плечи, не позволяя совершить очередную глупость из-за непомерной гордости.

– На улице едва ли есть двадцать градусов, я удивлен, как ты еще не окоченела здесь, – сказал я, все еще держа ее плечи в своих руках, не решаясь притянуть ее к себе, но и не торопясь отпускать. Поразительно, она всегда была такой маленькой для меня, и я по-прежнему ощущал эту невесомость под своими ладонями. Барбара так часто острила и дерзила, старалась казаться больше, будто собиралась противостоять дикому медведю, именно поэтому так легко было позабыть о том, что она уязвима и хрупка, прямо как летний цветок.

И ответу она предпочла поедание тарталетки.

– Ничего не скажешь? – спросил я, ведь подходя к ней, ожидал огромного взрыва из ее эмоций и нелицеприятных синонимов слова «мудак».

– Мне срочно нужно что-то откусить, радуйся, что это не твоя голова, Джефри, – заворчала она, сжимая пальцами фарфоровое блюдце.

– Самки насекомых обычно откусывают головы самцов после секса.

– Только в случае если секс был паршивым, – парировала она.

– Нет, это случается, когда самку так вытрахали, что она не в состоянии доползти до добычи и ест первое, что попадается ей на пути, – пояснил я, не понимая, какого черта вообще завел разговор о насекомых.

Она обернулась ко мне и привалилась ягодицами к каменному заграждению.

– Даже и не думай, я не собираюсь спать с тобой, – с презрением в голубых глазах, заявила она. – Даже две тарталетки от тебя не изменят этого.

– Я же говорил, фиолетовые плюшевые кролики не в моем вкусе, – фыркнул я, скользя взглядом по ее краснеющим щекам. – И что значат твои слова насчет тарталеток?

Она непонимающе захлопала глазами.

– Официант вручил мне эту тарелку и сказал, что они от тебя, – пояснила она, глядя на меня так, словно я страдал от крайней степени умственной отсталости.

Мои губы тронула улыбка.

– Ты всегда была выдумщицей.

Барбара помрачнела и разочарованно покачала головой.

– Тебя штормит, как оторвавшийся в море буек. Но я могу понять, ты запутался сам и запутал меня. То, что ты испытывал ко мне в прошлом…

– Не сочиняй, – огрызнулся я, так и не дав ей договорить, заранее понимая, к чему она ведет. Разговор о чувствах. Пристрелите.

Она взглянула куда-то мне за спину и ухмыльнулась. Я обернулся, замечая Ронни с таким же, как он другом, предпочитающим накрахмаленные воротнички и накрахмаленные задницы. Они отошли в противоположный конец террасы и закурили, так и не обратив на нас внимания. И зачем только ему Барбара? Пусть прижмется к груди своего дружка. Эванс совсем не для него, он попросту не поймет ее, никто не поймет.

«Кроме тебя?»

– А он мне нравится, думаю, я могу развлечься с ним, пока застряла в этом городишке, – пропела Эванс, не отрывая взгляда от Поултера.

Я рассвирепел за секунды.

Мой мозг воспроизводил для меня картинки их двоих в постели. Обнаженных и разгоряченных. Но черта с два я позволю ему прикоснуться к ней, он даже на метр не приблизится к Барбаре.

– Сделай это, но будь готова к тому, что завтра все новостные заголовки будут об изувеченном трупе мужчины, найденном в темном переулке.

Она медленно, словно нехотя, взглянула на меня. Пухлые губы, запачканные кремом от тарталетки, растянулись в нахальной улыбке.

– Ты такой жестокий, Джефри. Отпало желание есть эту прекрасную тарталетку.

Я навис над ней, располагая руки на ограждении по обе стороны от нее, и медленно поглотил ее пальцы с оставшимся кусочком тарталетки. Мой язык прошелся по холодной коже, слизывая сладкий крем. Она зачарованно наблюдала за мной округлившимися от удивления глазами. Нежная кожа ее предплечья покрывалась мурашками от каждого неторопливого движения моего языка. Мой живот наполнился теплом, яйца закололо. Все, чего я хотел в этот момент, так это увидеть, как ее изящные пальцы с моей слюной на них Барби погрузит в свою киску, сладко постанывая от удовольствия, защекотавшего все ее тело.

Я отстранился, пережевывая тарталетку. Барбара нервно сглотнула и оглянулась по сторонам. Поултер и его дружок бросали в нашу сторону любопытные взгляды.

Пижоны.

Пирожное было слишком сладким, а вкус показался мне странным, вернее вкус обычный, но что-то взбудоражило все нервные окончания в моем теле. Что-то не так. Что-то вызывало чертовски сильную тревогу внутри меня, но я никак не мог понять, что именно.

Думай, Джефри, почему это происходит?

Она нахмурилась.

– Определись уже: ненавидишь ты меня или желаешь. Хочешь видеть меня конюхом в конюшне или своей невестой, потому что я устала от перемен в твоем поведении и настроении.

– Ты скажи мне, Барбара, черт возьми, как относиться к девушке, которой я признался в любви, а она так просто растоптала это?

Лицо Эванс покраснело от ярости.

– Ты невыносимый засранец, который перевернул все, что только можно было! Это ты сделал так, чтобы я сказала эти слова, это ты предал меня, это ты, Джефри, облажался, а сейчас пытаешься свалить вину на меня! – прикрикнула она, своими словами заставляя меня зайтись в гневе. Я всего лишь хотел оградить ее от грязных секретов наших семей, я не имел ничего против нее, только против ее отца, но при этом я не пользовался ей, она же не поверила мне, не хотела слышать, она уничтожила меня словесно, и переспала с моим братом. Чей грешок был больше?

Я отошел от нее на несколько шагов, запустил руки в карманы брюк и принялся осматривать лес за ее спиной, чтобы хоть немного успокоиться. Но если бы парочка гребаных елей обладали подобной способностью, то на свете не осталось бы ни одного психолога.

Барбара устало вздохнула.

– Забавно наблюдать за тем, как ты барахтаешься в этом дерьме, но уверяешь всех, что это обычная вода. А всего-то нужно понять, что все это время чистый берег с зеленой травой был рядом, а ты просто смотрел не в ту сторону.