(Не) его трофей (СИ) - Борзакова Надежда Марковна - Страница 42

— Конечно обрадуюсь, Яр. Но у меня терки с организаторами, с Агаевскими, «Брик». Папа же еще не здоров, да и… вся эта ситуация.

— Олег в полном порядке, а твои несчастные ответчики никуда не денутся за пару дней, как и работа в «Брике». Тебе нужно отдохнуть, Кать. И…только представь, — на этих словах горячая ладонь поднимается по бедру и сжимает ягодицу, — ты, я, вид на Лувр. Всегда мечтал тебя трахнуть у окна с таким видом.

— Спасибо, что не у входа, — хихикаю, уворачиваясь от жадных губ.

Уезжаем на пару часов в офис, где с семи утра уже папа и потому все в панике. Босс первый день на месте!

— Катюш, только с понедельника давай уже полноценно приступай к делам, — отвечает, когда говорю, что Яр увозит меня в Париж. — Ты мне здесь нужна, сама понимаешь. Я уже молчу про все эти твои танцы с законами! Хобби всем надо, понимаю. Но оно тебе не приносит столько, сколько фирма, а время жрет. Не забывай…

От папиного ворчания и от того, что вот он здесь, в своем кабинете, совсем прежний властный босс и большой начальник теплеет на душе.

Вернувшись домой мечусь по гардеробной, собираясь. Яр пытается мешать, потому оказывается отправлен забирать заранее заказанные в сети подарки.

В одиночестве дело спорится быстрее, потому к его возвращению чемоданы упакованы. Нам обоим, да. Как жена.

Наш отель и правда оказывается с видом на Лувр. Мы не предупреждали маму, что приедем, чтоб сделать сюрприз, поэтому рассвет застает нас в отеле.

Я вжата телом Яра в стекло панорамного окна, небо за ним розовеет, а в предрассветных сумерках вырисовывается величественный дворец.

Холод от стекла резонирует с жаром мужского тела донельзя обостряя ощущения. Кажется, что я парю над прекрасным городом, сгорая от удовольствия, которое дарят ненасытные руки и губы. А потом вспыхиваю, как фейерверк, если б он умел сверкать долго-долго.

А потом у нас душ в огромной полностью стеклянной кабинке, традиционный завтрак — круасан и кофе для меня и четыре круасана и кофе — для Яра.

Приезжаем к маме и звоним в дверь. Николас на смене в больнице, а она не работает, так что скорее всего застанем дома.

— Катю-юша! — вскрикивает мама и сжимает нас в объятиях. — Ярослав! Да что ж вы не предупредили? Мы б вас забрали в аэропорту! Ну разве так можно, а, дети?

И через пару минут мы сидим в зале, наблюдая, как словно из воздуха и вопреки нашим заверениям, что уже поели, материализуется завтрак. Мама с минуту любуется, как мы едим, а потом звонит Николасу и говорит, что «дети зде-есь» и у нас сегодня ужин.

— Вы…определились с датой? — спрашивает как-то вдруг, кивнув на кольцо.

— Думали про начало февраля, — отвечает Яр. — И острова. Только для своих, без сотен гостей и журналистов.

— Ой, как хорошо, — всплескивает руками мама.

Едем гулять. Есть люди, покоренные магией Парижа, есть те, кто замечает в нем только бродяг и мусор на обочинах, есть те, для кого это просто еще один город. Что до меня — Париж это про любовные романы классиков, которыми зачитывалась в юности, про первую поездку в Европу и, конечно же, про новую жизнь и новую меня. После того, как восстановилась после… Стаса, пару месяцев гостила у мамы. Возрождалась из пепла словно птица Феникс, на узких живописных улочках, окруженная ее заботой.

Пробираемся в обход очереди в Лувр, дурачимся в Диснейленде, делаем бесчисленное количество фото, звоним по видеосвязи папе, записываем сториз. Голодные, уставшие и счастливые добираемся обратно, где нас уже ждут Стефани со своим бойфрендом, Николас и ужин. Готовит он прекрасно. Болтаем до поздней ночи, они уговаривают нас остаться ночевать, но мы решаем все же вернутся в гостиницу, а ребята уезжают к себе. Как-то неловко было бы… Но, ввалившись в номер, все, что делаем, это добираемся до постели и засыпаем, как младенцы.

Елисейские поля, шоппинг, Версаль, снова Диснейленд. Маленькие кофейни, большие, мишленовские рестораны. Фото. Очень и очень много. Хватит забить ленту на год, если б я публиковала фото каждый день. Гуляем вместе с ребятами, с мамой и Николасом, с ними всеми, одни.

Меня кружит и уносит, пьянит, словно сам парижский воздух пропитан вином и счастьем.

— Вы так внезапно собрались, Катюш, — говорит мама. — Я так соскучилась…Прочли мои мысли не иначе.

Мы в дамской комнате в ресторане поправляем макияж.

— Да это Яра идея, — подкрашиваю губы. — Разбудил меня сообщением, что летим в Париж, представляешь? Выдернул из всего, что только возможно, чтоб отдохнула. Папа обещал в понедельник работой запрячь.

Хихикаю.

— А…м-м-м…Что там с Игорем решили?

— Никто не хочет видеть его в совете директоров. Думаю, как раз с понедельника и начнем переговоры. Папа немного втянется.

Мама лишь хмыкает в ответ, но остаток вечера она грустная и напряженная. Хоть как счастлива с Николасом, а все равно… Есть вещи, которым не перегореть.

Уезжать жалко. Настолько, что, когда нас отвозят в аэропорт, на глаза наворачиваются слезы. Но я не подаю вида, чтоб не расстраивать родных. Захожу на биржу, чтоб отвлечься. Вижу, что акции «Брика» висят там с пятницы.

— То есть вы просто-напросто устранили меня со сцены, верно?!

Решив, что разбираться с одним Барковским несправедливо, дожидаюсь утра понедельника. Даже уснуть получается, сказывается перелет. Всего на час, но все-таки. Успокаиваю себя тем, что если б были проблемы, то я бы узнала. Дядя Коля бы позвонил или Сергей. Саша в конце концов. Да и Яр бы уж точно узнал и не молчал.

При виде спокойного и всем довольного папы, впрочем, беспокойство не уменьшается.

— Она на тебя тоже так орет? — папа насмешливо вздергивает бровь.

— Ей можно, — Яр пожимает плечами.

— Я вообще-то здесь стою, господа.

— Угу. Стоишь. И орешь так, что я аж проснулся без кофе, — фыркает папа. — Дочь, переживать не о чем. Все улажено. Больше Игоря мы не увидим и не услышим.

— В смысле? — меня как ледяной водой окатило.

— В смысле он продал мне акции, тем же вечером сел в самолет и покинул страну. А ты что подумала?

Я? Я очень много чего подумала!

— Ай, Светка, просил же по-человечески, не говорить ничего, — бормочет папа. Натыкается на мой удивленный взгляд. — Что? Скажи еще, что мать твоя тебе ни слова вчера вечером не сказала!

— Не сказала, — растерянно протягиваю.

Вспоминается тот разговор с мамой. Я-то думала, что она расстроилась просто из-за мелькавшего в беседе отца, а она, выходит, сделала свои выводы о происходящем еще раньше и лишь подтвердила их в разговоре.

— Я увидела акции на бирже, — выдыхаю. — Но, пап, вы оба могли бы мне сказать.

— И зачем? — включается Яр. — Нужно было чтоб ты на всякий случай уехала. Просто мера предосторожности, не более того. А если б я рассказал, то ты бы либо не поехала, либо провела эти дни вся на иголках. Что бы это изменило?

— Угу, послушай своего жениха, дочь.

— То, как вы спелись, уже бесит, — шиплю я, но весь запал проходит.

Выдыхаю, падаю на диван в кабинете. По очереди смотрю на стоящих напротив мужчин.

— И что теперь?

— Как что? Работать, деточка, — говорит папа. — Хорош прохлаждаться.

Работать. И не прохлаждаться. То, что Яр отправляется смотреть помещение под спортивный зал, вместо того, чтоб находиться рядом со мной говорит само за себя. Не верится. Мне правда не верится, что все… Вот так.

Но дни превращаются в недели, недели — в месяцы. Я разбираюсь с организаторами боя, Максу выплачивают компенсацию за травму, вступаю на должность заместился генерального директора «Брика». Яр с головой уходит в дела и полтора месяца спустя — в рекордно короткий срок — уже открывает зал. Учитывая масштаб события, имя и результаты первого месяца работы, пройдет пара лет и зал превратится в сеть.

До Нового года остается четыре дня. Выпадает снег, и столица становится похожа на сказочный городок.