Вперед в прошлое 3 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 53

— Сколько старинных домов, — восторженно выдохнула Наташка. — У нас столько нет.

— Где Третьяковская галерея? — потянул деда за рукав Борис.

Мы чуть отошли от метро, и дед кивнул на красно-белое здание с арочным входом. Брат вскинул брови, и на его лице прочиталось: «И все⁈»

— А ты ожидал увидеть дворец? — усмехнулся дед. — Там все интересное внутри. И мы сюда еще вернемся.

Наташа скрестила руки на груди и начала притопывать.

— Хочу на Красную площадь и — увидеть ГУМ, ЦУМ или что оно такое. И в Макдональдс.

— Эх, сестра, — вздохнул я, — как ты далека от искусства!

— Я бы в театр пошла. Или — на балет. Ни разу не была на балете!

— Действуем по изначальному плану! — распорядился дед, и мы двинулись на север мимо старинных построек и немногочисленных прохожих.

Стоя на мостике через речку, Борис спросил:

— А там купаться можно?

— Можно, но недолго, — улыбнулся дед.

— В ниндзя-черепашку превратишься, — добавил я. — Или жабры вырастут.

— Гляньте, а вон Кремль! Вон он! — воскликнул Борис, и мы ускорились.

Наташа несла себя с достоинством и не выказывала удивления или восторга: смотрите на меня, я, вот, в модных кроссовках, все это видела и вообще тут живу! А Борис портил ее имидж и носился восторженным щенком.

И вот мы на Красной площади — такой грандиозной, людной. Можно сказать, в сердце России. Дед подвел нас к мавзолею и сказал:

— Когда-то тут была огромная очередь. Чтобы посмотреть на вождя, часами стояли. А теперь очереди только за едой и в Макдональдс. Их уже два открыли, потому сейчас уже нет той толчеи. Но видели бы вы, что творилось в первые дни!

— Культ личности сменился культом потребления, — сказал я и объяснил свою осведомленность: — Как в книге Хаксли «О дивный новый мир».

А потом в очередях будут стоять за новыми смартфонами, чтобы первыми заполучить игрушку и радостно ее запостить: да, да, я самый верный адепт общества потребления! Смотрите на меня, завидуйте мне! Вот только общество это не дарит надежды на светлое будущее или загробную жизнь, оно дает минутный выплеск дофамина и желание брать еще, грести тонны бесполезного ширпотреба.

— Да, — вздохнул дед, который, оказывается, эту книгу читал, — и правда ведь.

А потом случилось маленькое чудо: он достал из своей сумки, перекинутой через плечо, фотоаппарат «Полароид» и сказал:

— Я взял его на время у друга. Мы можем сделать десять снимков. По одному личному и семь коллективных.

Наташка распахнула глаза, хватанула воздух ртом и выдохнула:

— Ахр… ох… как классно!

— Давайте-ка встаньте вот сюда, чтобы был виден Кремль, — дед указал на середину площади. — Здесь — одна фотография! И если кто хочет личную…

— Стоп! — вскинул руку я. — Давай сперва коллективную с тобой, дедушка. Она останется тебе. — Я окликнул проходящую мимо девушку с двумя косичками. — Извините, не могли бы вы нас сфотографировать? Два раза.

— Зачем? — удивилась Натка.

— Одну деду, другую нам.

Дед объяснил девушке, что и где нажимать, встал в середине, обнял Наташку, гордо вскинувшую голову, и Бориса, раскинувшего руки. Я сел на корточки и показал «козу».

Девушка сказала:

— На счет «три». Раз, два, три, птичка!

Вместо птички из фотоаппарата вылезла готовая фотография, Борис с Наташкой ломанулись ее рассматривать.

— Я тут жирная какая, господи! — возмутилась сестра.

— А мне нравится! — сказал Борис. — Еще! Но теперь я сяду, как Пашка!

Мы поменялись местами.

— Птичка! — скомандовала девушка.

И появилась еще одна фотография четверых лучащихся счастьем людей. Вот так посмотришь на запечатленные снимком Борину улыбку, Наташкины глаза, на деда, румяного и довольного, и аж радостно и тепло. Пожалуй, единственное, чем мне нравятся девяностые — мы умели радоваться таким простым вещам.

Потом мы бродили по окрестностям, посетили Александровский сад, сфотографировались на фоне постамента с названием нашего города, побродили по Старому Арбату. Дед специально вывел нас на Новый — показать экран, которым бредил Борис. Брат пытался выпросить фотку на его фоне, но мы его разубедили. В основном, конечно, я, потому что со временем такой экзотики будет много.

Если бы был смартфон, брат и сестра запечатлели бы каждый дом, каждый памятник и перекресток, каждую группу уличных музыкантов и кришнаитов, но можно было сделать лишь десять снимков, и приходилось выбирать. Впечатлений брат с сестрой получили больше, чем за полгода дома.

И финальный аккорд — Макдональдс на Пушкинской, самый первый, культовый, где можно увидеть настоящих негров и арабов.

Модерновое по нынешним временам новообразование прилепилось к страшному офисному зданию, отдающему казенщиной. Гнутая коричневая крыша, светящийся логотип, обилие иномарок вокруг… Но они не интересовали юных Мартыновых, влекомых блеском евроремонта и предвкушением вкушения ритуально-западной пищи.

Вспомнилась песня о том, что цинично продавали эрзац мечты. Макдональдс и есть мечта о красивой сытой жизни, где вместо злых и угрюмых подавальщиц — улыбающиеся девочки в красных униформах, вместо прокуренных, пропитанных запахом еды пыльных залов — выдраенные до блеска помещения, где все в тон. У входа Борис остановился, как баран перед новыми воротами, и побледнел, оглянулся на деда с ужасом.

Я представлял, чего он боится — как тот мужик с дефлопе, что в нем разглядят деревенщину, которая может замарать чистоту и блеск, и выставят вон.

— Я все куплю, — улыбнулся дед. — Вы просто скажете, чего бы вам хотелось, а я закажу, это несложно. Там меню прямо на стене.

— Я за себя заплачу, можно? — спросила Наташка.

— Нет, — отрезал дед.

На языке крутилось, что, когда увидит цены, у нее глаза выпадут, но я промолчал. Разберутся.

— Я вообще не знаю, что там за еда и какую лучше взять, — проблеял Борис и покраснел.

— Все, отставить панику! — распорядился я. — Это не больно, а вкусно. Идем! — И зашагал внутрь.

К кассам тянулись очереди, все столики были заняты, и я сказал деду:

— Мне — мороженое рожок. Пока вы тут выбираете, я покараулю, когда освободится столик.

Сидеть по одному здесь было не принято, и стоило кому-то уйти, как его место тотчас занимали. Возле стойки мы все не поместимся, а вон за тот столик на четверых, откуда встают две девушки и где бабка с авоськой запихивает в себя чизбургер — вполне.

Как только девушки отошли, я спикировал за столик, пожелал бабке приятного аппетита и спросил:

— Не помешаю?

Роняя на стол крошки, она помотала головой. Брякнувшись на стол и подождав, пока сотрудница соберет одноразовую посуду, я развернулся и жестом подозвал своих, которые еще стояли в очереди, потому что на освободивший стул уже нацелился дедок в спортивках. Наташка стояла на цыпочках, разглядывая меню, Борис напоминал ежа, готового свернуться и ощетиниться.

— Тут занято, — сказал я мужику, Наташка озвучила заказ деду и прибежала охранять место.

В это время за соседним столиком началось движение. Сотрудница, мило улыбаясь, рассказывала двум мордатым коротко стриженных мужикам, разливающим водку по принесенным с собой рюмкам, что спиртное распивать запрещено.

— У вас же ресторан? — спросил мужик, сидящий ко мне спиной.

Девушка кивнула, улыбка не сходила с ее лица, но с каждой секундой становилась все менее радостной.

— А в ресторане — можно! — объявил он и потянулся к приятелю рюмкой. — Давай, братан! За приезд!

— В правилах написано, что в ресторане быстрого питания…

— Да попустись, малая! — подал голос второй мужик и положил руку девушке на задницу. — Быстрого питания, медленного. Лучше принеси мне колы!

Девушка позеленела и округлила глаза, но продолжила улыбаться.

— Извините, но у нас самообслуживание.

— В туалете самообслуживание!

Мужики захохотали. Девушка убежала.

Я отвернулся от них и подумал, что цены, привязанные к доллару и невысокие для иностранцев, для бывших советских граждан были ломовыми. Приезжие специально откладывали деньги, чтобы сходить сюда, как в музей, и приобщиться к западной культуре. За те же деньги можно было поесть в нормальном ресторане, вот эти двое и решили, что тут должен исполняться любой их каприз.