Вперед в прошлое 3 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 49

— Гражданка, прекратите!

Наташка рванула в вагон и прокричала:

— Сергей! На помощь! Там на вашего напарника сумасшедшая напала!

К тому моменту, поняв, что ей Валентина не забороть, бабка села на четвереньки перед животиной, показала ей два пальца.

— Сколько, Лидочка?

— Мэ-э-э!

— Видите: два! Говорю ж, она как человек!

— Поезд отправляется! — гаркнул Сергей, потянул Валентина на себя. — Заходи давай.

Они подняли лестницу, но дверь закрывать не стали.

— А я? А мы? — Бабка сложила руки на груди.

— Жалко вас, психов, — почти ласково сказал Сергей, — но не положено. Она ж весь тамбур зассыт.

— Изверги! Типа люди не ссут в тамбуре! И не курят.

— Но не гадят точно, — рыкнул Сергей.

Причитая и утирая слезы, бабка пошла к другим вагонам — ну а вдруг кого удастся разжалобить.

Мне вспомнился Ян. Для бабки коза — член семьи, для остальных она — источник молока и мяса. Выходит, все люди, кроме веганов, в глазах этой бабки — изверги и живодеры? Так и для Яна кошки — промысловые звери, как зайцы, а он видится людям живодером, хотя удовольствия от страданий котов не получает. Или все-таки получает, ведь считает их виноватыми в том, что он теперь обезображен? Надо за ним понаблюдать.

Когда закрыли вагон, снова стало нечем дышать. А нам двое суток ехать! Чокнуться можно. Еще и вагон набьется под завязку, и запах пота смешается с вонью копченой колбасы.

Но брату с сестрой все было нипочем. Наташка познакомилась с девочками-двойняшками лет четырнадцати и заставила играть в мафию. Когда их позвали родители, сестра научила играть проводников, и они тоже увлеклись.

Ночью хлынул спасительный дождь, и под шелест капель и перестук колес я наконец заснул на своей третьей полке.

И очутился в белом кубе. Ух, как кучно пошло! Интересно, с чем это связано?..

Додумать я не успел, потому что таймер ожил, и пошла перемотка. Теперь она шла дольше, и я очутился на белокаменной остановке неизвестного поселка. Дома тянулись вдоль дороги только с одной стороны, с другой было изумрудное поле, упирающееся в подножие длинной сопки.

Весна?

Вдалеке появился школьный автобус, к которому ломанулась стайка детей.

Время на таймере замерло: 13.01.2026. Два месяца⁈ И раз зеленеет трава — это где-то на юге. Не суть! Сейчас шарахнет! Я рванул к мальчишке, пытающемуся влезть в автобус, но рука скользнула сквозь него.

— В укрытие! — заорал я, но меня никто не услышал.

Расчертил небо инверсионный след…

Я дернулся, инстинктивно сел, просыпаясь, и ударился головой. Зашипел от боли, ткнувшись в подушку, и только сейчас сообразил, что я-то в поезде на третьей полке, которая предназначена не для людей, а для багажа. Сунув пятерню в волосы, я ощупал ушибленный лоб, но шишки не нашел.

Ничего себе! Время сдвинулось на два месяца! Почему? Потому что Костаки должны посадить, и он больше никому не навредит, или дело в мальчике с обожженным лицом? Жаль, невозможно это узнать. Но что-то подсказывало: да, дело в мальчике.

Он чем-то ценен для реальности и совершит великое? Или теперь не обозлится и не совершит ужасное? Не станет серийным убийцей, не устроит теракт, не забьет насмерть жену и детей?

Впрочем, лет через пять станет ясно, что из него получится.

Наверное, час я ворочался, крутил эту мысль так и этак, потом заснул, но сквозь сон слышал песни под гитару и ругань. А потом — бац! Бац! Бац! — что-то ударило по крыше поезда, и я окончательно проснулся.

— Вот же вандалы, — прохрипел дед на второй полке. — И что им не спится?

Из разговоров проводников я понял, поезд закидали камнями деревенские хулиганы, и в соседнем вагоне разбили стекло. Солнце жарило уже вовсю, и заснуть мне так и не удалось.

Наверное, если бы не был разбалован современными вагонами, где иногда имелся даже душ, а дверь не хлопала, а отъезжала в сторону, если нажать кнопку, я переживал бы поездку легче, как Боря с Наташей, которые и не ныли, и спали нормально. А так мне казалось, что задохнусь или истеку потом и сдохну от обезвоживания прямо сейчас.

На мне была довольно плотная рубаха и школьные штаны, а под ними — резинка с пришитым потайным кошельком, где лежали доллары. И еще сотенную купюру бабушка зашила в кармане рубашки. Я вез все наши деньги, чтобы набрать как можно больше кофе.

Весь день мы с Наташей и Борей играли в карты, ели, снова играли. Сергей периодически к нам присоединялся. Он оказался общительным и довольно веселым мужиком. На гитаре, которую ночью забрал у хипповатой компании, он спел две песни Розенбаума и три — Высоцкого.

Вторую ночь я спал без сновидений, а утром договорился с проводниками выгружать товар, только когда все пассажиры выйдут, чтобы не толкаться и нам никто не мешал.

И вот двое суток ада закончились. Сбавляя скорость, поезд покатил вдоль бетонного ограждения, исписанного лозунгами, признаниями, названиями любимых групп. «Алиса», «Кино», «Sepultura», ' Megadeth', «Blind Guardian» и еще куча групп, о которых я не слышал. Некоторые надписи поблекли, намекая на то, что эпоха металлистов уходит. Зато панки — хой! Панки живы всегда, все стены в панках.

Проводники отправились собирать белье. Борис с Наташкой прилипли к стеклу, разинув рты. Когда поезд ехал мимо дороги, закрытой шлагбаумом, Боря воскликнул:

— Гля, две иномарки!

— А вот третья едет! — сказала Наташка. — Как тут все… ну…

— Масштабно, — подсказал я.

— Да! А в Макдоналдсе ты был? — все так же глядя в окно, спросила она.

Ну и как ответить, что был неоднократно, но не в этой жизни? Если фыркну, что чушь это все, а фастфуд вреден, они меня не поймут, для них Макдак — объект культа. Если еще и в школе расскажут, что были там, репутация с одноклассниками взлетит до небес.

— Нет. Не до того было, я ж маме на операцию зарабатывал, — ответил я. — Вот вместе и сходим.

Я читал, что цены там в девяностые были ломовые, и не горел желанием проедать деньги.

Мы ехали в первом вагоне с головы состава. На перроне замелькали встречающие. И Наташка с Борей затихли, высматривая деда. Как он выглядит, они знали лишь с моих слов, но больше всего их волновало, что он самый настоящий татарин!

Как ни объясняй, что страна у нас многонациональная, и все народы так перемешались, что иной русский больше похож на представителя тюркского этноса, чем любой татарин, все равно стереотипы заставляли их представлять Тугарина Змея.

— Ну что, молодежь? Готовы? — проговорил Сергей, и потянувшиеся к выходу пассажиры с сумками затолкали его в купе, где сидели мы.

— Всегда готовы! — ответил я, а брат и сестра смотрели на людской водоворот, силясь там рассмотреть деда.

— Ну, минут десять ждем, — объявил Сергей.

Я глянул в окно и заметил деда с кравчучкой, помахал ему, но он не увидел меня в темноте вагона, хотя стоял совсем рядом.

— Вот он дед, — сказал я и принялся стучать в стекло.

— Где? — не поняла Наташка.

— Да вот же! — улыбнулся Борис, приложил пятерню к стеклу. — И вовсе он не похож на басурманина!

— Ха! — просияла Наташка, от волнения облизнула пересохшие губы. — Борька, он на тебя похож! У него, как у тебя и у отца, глаза чуть китайские!

Борину пятерню дед заметил, положил свою поверх нее, улыбнулся, сверкнув золотым зубом. Наташка прилепила свою ладонь к стеклу, и Сергей на них проворчал:

— Эй, а отпечатки кто отмывать будет?

Брат с сестрой убрали руки, а дед не понял, что пачкает стекло, да так и стоял.

Сергей пошевелил мощными бровями и махнул рукой, отдал гитару заглянувшим в купе походниками, которые ночью орали песни, и проворчал:

— Расстроенная она у вас.

— Никак вашим поведением расстроена, — добавил я.

Наташка и Борис ерзали на полке, изнемогая, поглядывали на неиссякаемый поток пассажиров в коридоре. И их нетерпение передавалось мне. Самому хотелось пожать деду руку и расспросить о подробностях той истории с застреленным преступником, но я понимал, что надо заниматься разгрузкой.