Панк-рок. Предыстория. Прогулки по дикой стороне: от Боба Дилана до Капитана Бифхарта - Кузищев Михаил Юрьевич - Страница 39

В феврале Уорхол арендовал Синематеку Йонаса Мекаса, чтобы начать эксперименты с собственным сценическим шоу. В телеинтервью, спрятавшись за темными очками и запинаясь, он сообщил: «Я спонсирую новую группу. Она называется The Velvet Underground. Поскольку я больше не верю в живопись, я подумал, что будет здорово сочетать вместе, эмм, музыку, и… искусство и фильмы… Если все получится, это будет гламурно». Было очевидно, что Уорхол собирался использовать готовую идею мультимедийного шоу, опробованную еще Пьеро Хеличером (в той же Синематеке, с теми же «Вельветами»), однако Хеличер был мало кому известным авангардистом, а Уорхол был знаменитостью национального масштаба. Новое шоу Уорхола получило название "Andy Warhol’s Uptight" («Напряг Энди Уорхола») и выглядело знакомым образом: на фоне фильмов Уорхола, демонстрировавшихся одновременно на двух экранах, The Velvet Underground играли свои песни, а Джерард Маланга, при поддержке Эди Седжвик, танцевал с хлыстом. Когда Нико, в распоряжении которой было всего три песни, поинтересовалась у Рида, что ей делать на сцене все остальное время, тот, язвительно улыбнувшись, ответил: «Нико, ты всегда можешь вязать»^[88].

Ингрид Суперстар: «Хочешь, опишу Стерлинга Моррисона? Стерлинг очень высокий, долговязый, худощавый и сухой. У него лохматые волосы средней длины, которые выглядят так, как будто их никогда не причесывают и не моют. Стерлинг самый дружелюбный. Он всегда был милашкой, зайкой. Он может говорить часами и шутить. У него самые смешные шутки. Ты будешь надрывать живот от смеха, а он будет оставаться тихим: такой, в духе Билла Уаймана» ^[89].

Зрителями «Uptight» были в первую очередь многочисленные поклонники Уорхола, пристально следившие за каждым его шагом. Однако по воспоминаниям Стерлинга Моррисона, далеко не все оказались готовы столкнуться с The Velvet Underground: «Первый раз, когда мы сыграли «Heroin», два человека упали без сознания. Я не знаю, схватили они передоз или просто рухнули в обморок»^[90]. Для Лу Рида первые концерты The Velvet Underground были чем-то вроде маяка для всех «отверженных» города Нью-Йорка, или, как он сам выражался, «тайного призыва всех фриков города»^[91].

Взрывающееся, пластмассовое, неизбежное

Программа "Andy Warhol’s Uptight" собрала весьма противоречивые отзывы, касавшиеся, главным образом, монотонных фильмов Уорхола, однако принесла достаточно денег, чтобы Энди мог организовать более основательное шоу, ставшее кульминацией его сотрудничества с The Velvet Underground, – легендарное "Exploding Plastic Inevitable". Название EPI придумал Пол Моррисси, когда рассматривал конверт одного из альбомов Дилана, на котором был напечатан его (словами Моррисси) «амфетаминовый бред». Читая текст по диагонали, Моррисси, по его воспоминаниям, выхватил из бессмысленной массы слова «взрывающееся», «пластмассовое» и «неизбежное». Именно это название и появилось весной 1966 года на нью-йоркских афишах вместе с именами Энди Уорхола, The Velvet Underground и Нико. Рекламные объявления в Village Voice гласили: «Последний шанс потанцевать на диско-свето-теке Энди Уорхола! Вы хотите потанцевать и снести себе крышу – The Exploding Plastic Inevitable!» Шоу стартовало 1 апреля на втором этаже бывшего центра польских эмигрантов, которое поляки называли Polski Dom Narodowy, а окрестные англоговорящие жители – просто Dom. К тому моменту эмигранты уступили здание более предприимчивым гражданам, а те устроили на первом этаже здания танцевальный бар.

Даже с учетом ранних прецедентов вроде проектов Пьеро Хеличера, "Exploding Plastic Inevitable" было совершенно особенным шоу – уникальным мультимедийным экспириенсом. The Velvet Underground были лишь одной из составляющих этого перформанса. Они находились в тени, на заднем плане, однако странные фигуры музыкантов в черных очках невозможно было не заметить: невысокий, напряженный, словно генерирующий электрические разряды Лу Рид; мрачный и загадочный Джон Кейл, поражающий своим диковинным альтом и сверкающий стразами шейного украшения в форме змеи; невысокая, похожая на ливерпульского бит-музыканта Морин Такер, половую принадлежностью которой пытался угадать каждый; угловатый и отстраненный Стерлинг Моррисон и, наконец, в центре всеобщего внимания, – высокая и стройная фигура нордической Нико, умеющей, как на подиуме, одним легким движением притягивать к себе все взгляды.

Статичные, одетые в черное «Вельветы», казалось, бесстрастно взирали на интенсивное сценическое действо, которое разворачивалось прямо перед ними: Джерард Маланга и новая звезда Уорхола Мэри Воронов устраивали не просто танцы с хлыстом, а настоящие ритуальные действа. В момент исполнения песни «Heroin» Маланга, мастер драматического эффекта, ложился на сцену, затем зажигал свечу, медленно поднимался на колени, доставал из кармана ложку, грел ее над свечой, закатывал рукав, стягивал с себя ремень, перетягивал себе руку, после чего (в тот момент, когда песня достигала кульминации) делал себе «инъекцию» карандашом. А в это время на задник сцены, где располагалось два экрана, проецировались одновременно два фильма Энди Уорхола. Иногда это были кадры с участием самих музыкантов. На зрителей 1966 года эти кадры оказывали дезориентирующий эффект – временами на них глядел с экрана взятый крупным планом глаз Джона Кейла или огромное лицо Нико. Два экрана, казалось, взаимодействовали друг с другом, а живые музыканты – со своими киноизображениями. Поверх всего этого Уорхол и Моррисси при помощи дополнительных проекторов показывали с балкона разнообразные фотослайды или переливающиеся радужные разводы, подсвечивали экран разноцветными, мерцающими лучами стробоскопа. Под потолком располагалась еще одна диковинка – самый настоящий зеркальный диско-шар, который отбрасывал по темному залу тысячи сверкающих и кружащихся бликов. Энди был в полном восторге. «Это уродливо… – объяснял он одному из нью-йоркских журналистов. – Но это прекрасно… Да, прекрасно. Ленивые, похожие на сон шумы. Можете забыть о текстах в большинстве песен. Просто врубайтесь в шум, и вы поймете наш саунд»^[92].

Дэнни Филдс: «Я считал, что визуальный ряд Exploding Plastic Inevitable тупой и пошлый, считал танцы с хлыстами тупыми и пошлыми… EPI была каким-то детским садом, она и рядом не стояла с мощью музыки. Вот музыка – это было серьезно» ^[93].

«Мы просто играли, а вокруг нас все бурлило – без всякого контроля с нашей стороны»^[94], – вспоминал Стерлинг Моррисон. Джон Кейл считал, что значение EPI в истории The Velvet Underground трудно переоценить: «Я не думаю, что мы смогли бы стать чем-то без той заманухи, которую создал Уорхол. Уолтер Кронкайт и Джеки Кеннеди приходили и танцевали прямо перед нами. Телевизионщики тоже приезжали. Это была вечеринка для каждого»^[95]. Многочисленные журналисты были под впечатлением. Газета New York World Journal Tribune описывала звучание группы как «дикие серии атональных выплесков и электронного фидбэка. Тексты сочетают в себе садомазохистскую отмороженность и свободные образные ассоциации. Весь звук напоминает плод тайного брака между Бобом Диланом и Маркизом Де Садом»^[96]. East Village Other, не находя слов, сообщал, что «звучание тяжело описать, еще тяжелее воспроизвести, но оно неотвязчиво в своей уникальности. И вместе с «Вельветами» выступает Нико, еще более стильная^[66] Дитрих для еще более стильного поколения». Стоит отметить, что большая часть отзывов касалась, в первую очередь, нового проекта, организованного под вывеской Энди Уорхола; во вторую очередь, впечатляющего мультимедийного шоу; в третью очередь, «дитрихообразной» Нико. Группа The Velvet Underground шла где-то на четвертом месте. Характерно, что The New York Times, самое значимое издание города, решило осветить EPI в своем женском разделе, посвятив большую часть световому шоу и «новой девушке года», Нико. «Можете представить, как это воспринял Лу Рид»^[97], – посмеивался Пол Моррисси.