Ледащий (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 18

— Вы полагаете?..

— Все может быть, — сказал Качура. — Неплохо б было сообщить об этом адмиралу.

— Письмо за вашей подписью?

— За моей не надо. Подумает, что делаю попытку перетянуть его на нашу сторону. Сам напиши, как частное лицо. Дескать, сообщаем, что у нас в республике есть волхв, при этом тоже Николай Несвицкий. Возможно, родственник. Распиши какой наш волхв герой. Даже, если он не родственник адмиралу, то о геройском однофамильце с удовольствием прочтет. А дальше… Нам советник императора, настроенный доброжелательно к республике, не помешает.

— Сегодня ж напишу! — пообещал начальник канцелярии.

— Займись! — кивнул Качура…

[1] Слова Владимира Сергеева.

6.

Опасение, что выступление на кладбище Несвицкому откликнется, подтвердилось спустя три дня. Утром Николай спокойно шел в госпиталь. Стояла редкая для октября прекрасная погода. Светило солнце, легкий ветер качал верхушки росших с краю тротуара разлапистых каштанов, срывая с них желто-коричневые листья. Молчала артиллерия противника, вследствие чего не приходилось опасаться гулять по городу. На душе у Николая царило умиротворение. На минуту он подумал, что можно не спешить и побродить немного по пустынным улицам — будний день, люди на работе, но с сожалением отверг соблазн. В госпитале ждут. Позавчера на фронте шли бои — славы попытались прорваться сразу в трех местах. Наступление отбили, но это обернулось потерями у ополченцев. В госпитали поступило много раненых, которым требовался раствор здоровья. Кривицкий сообщил вчера: запасы на исходе, расход большой. Ладно, сделает…

Николай поднялся по ступенькам к входу в административный корпус госпиталя. Отсюда было ближе к столовой, где он завтракает, и к цокольному помещению для автоклавов. И тут внезапно путь преградил какой-то хмырь, скользнувший из-за колонны.

— Приветик, Шкет! — хмырь оскалился, сверкнув коронками во рту.

«Фиксы», — подумал Николай. Хмырь был явно из блатных: худой, вертлявый, с покоцанной бандитской рожей. Николай нахмурился.

— Я тебя не знаю. Что надо?

— Братана не признаешь? На зоне вместе чалились. Я Шустрик.

— И хрен с тобой! Уйди с дороги.

— Не понятиям себя ведешь, братан, — блатной ощерился. — Ты, что, считаешь, раз пробился в волхвы, то можешь так с ворами разговаривать? Мало я тебя учил на зоне? За неуважение раствора больше принесешь, усек? Два литра! Всосал?

— Ага! — кивнул Несвицкий и двинул кулаком по носу Шустрика. Тот охнул и схватился за лицо. Из-под пальцев с синими наколками показалась кровь. Николай не ограничился одним ударом и пнул бандита между ног. Тот согнулся, и Несвицкий ребром ладони врубил по тощей шее. Шустрик повалился боком на крыльцо и застыл на выщербленной плитке.

— Стоять, пацан!

Из-за колонн возникли двое. Один, худой и в шляпе, постарше Шустрика, сжимал в ладони револьвер, ствол которого направил на Несвицкого. Второй, громила в шапочке, держал в руке короткую дубинку, которой, ухмыляясь, хлопал по ладони.

— Что ж ты, Шкет? — укоризненно сказал тип с револьвером. — Братан к тебе с приветствием, а ты его рыло. За это не два, а пять литров вынесешь.

— Не стреляйте! — Николай добавил в голос паники. — Я дам вам денег. Много.

Он сунул руку в боковой карман. С недавних пор он носил там «Штайер». Кобура на поясе вызывала настороженный взгляды персонала госпиталя, и Николай решил не нервировать людей. Патрон в патроннике — конструкция оружия позволяла так его носить без ослабления пружины и риска случайного выстрела. Пистолет не самый легкий, в отличие от ПСМ[1], но и не килограммовый «Стечкин».

Несвицкий, не доставая пистолет наружу, потянул за спуск. Негромко хлопнуло. Тип в шляпе выронил оружие и грохнулся ничком. Николай вырвал руку с пистолетом из кармана и направил на громилу.

— Стоять, бояться! Дубину бросил!

— Ты чё, пацан?

Бандит попятился. Несвицкий приподнял повыше «Штаер» и потянул за спуск. Звук выстрела на каменном крыльце оказался необычайно громким. Пуля, угодив в колонну за спиной громила, осыпала его бетонной крошкой.

— Все, бросил.

Громила отшвырнул дубинку.

— Лицом на пол! Руки — на затылок! Раздвинул ноги!

Громила подчинился. Несвицкий быстро осмотрелся. Больше никого не наблюдалось. Только из входных дверей, наверное, привлеченная устроенным им шумом, выглянула чья-то голова в платочке. Николай узнал уборщицу.

— Степанида Фроловна! — крикнул женщине. — Быстрее звоните в полицию! Нападение на волхва. Один бандит убит.

— Ох, божечки!..

Голова в платочке скрылась. Николай прошелся возле лежавших на полу бандитов. Носком ботинка отшвырнул подальше револьвер. Его хозяин лежал, не шевелясь. Из-под тела на выщербленную плитку натекала лужа крови. Похоже, что готов. Николай вздохнул, подумав, что теперь начнут его мурыжить: зачем стрелял? Почему на поражение? Ага! Как будто выбор у него имелся.

Шустрик, вроде, пребывал в отключке или прикинулся таким. Несвицкий пнул его носком ботинка. Шустрик охнул.

— Лежать! Бояться! — рявкнул Николай. — Шевельнешься — словишь пулю.

Блатной застыл.

— Отпусти меня, волхв, — внезапно попросил громила. — Я не бандит. Костыль меня позвал, сказал, что нужно припугнуть какого-то хмыря. Не знал, что волхва, так бы в жизни не пошел.

— Лежи! — велел Несвицкий. — Полиции и объяснишь.

— Не надо меня к ним! — громила всхлипнул. — Я не хочу под пули.

— Заткнись! — рявкнул Николай, мимоходом удивившись: «Какие пули?»

Ждал он не долго — примчалась кавалерия. Скрипнув тормозами, перед крыльцом остановился внедорожник, и из салона посыпали полицейские в синих куртках с красными погонами. В руках они держали автоматы. Несвицкий сунул пистолет в карман и, подняв руки, вышел им навстречу.

— Кто таков? — подскочил к нему один из полицейских с широкой желтой лычкой поперек погона. — Что здесь случилось?

— Николай Михайлович Несвицкий. Волхв. На меня напали вооруженные бандиты. Одного я застрелил, остальные живы и лежат вон там, — крутнул он головой. — Мои документы — во внутреннем кармане куртки.

— Урядник Грошев, — отозвался полицейский. — Опустите руки, Николай Михайлович, я вас узнал. Не нужно документов. Ведите.

Через несколько минут двух закованных в наручники бандитов, погрузили во внедорожник. За этой сценой наблюдал высыпавший из здания медперсонал и, в том числе, Кривицкий.

— Труп позже заберут, — сообщил урядник. — Приедет следователь и медэксперт. Заодно поговорит и с вами. А мне пора. Извините, что так случилось. Совсем бандиты обнаглели — напасть на волхва! Ну, ничего, на передке их быстро вразумят.

Урядник с полицейскими залез в машину, и та уехала. К Николаю подошел Кривицкий.

— Вы не пострадали? — спросил взволнованно. — Мне сообщили, что подверглись нападению бандитов.

— Я в порядке, — сказал Несвицкий. — Разве вот карман заштопать, — он указал на дырку в куртке. — Пришлось стрелять, не вынимая пистолета — один бандит держал меня на мушке.

— Хотел убить? — голос у главного врача чуть дрогнул.

— Пугал. Их мой раствор интересовал: требовали, чтобы вынес пять литров.

— Скоты! — выругался главный врач. — До чего же обнаглели! Средь бела дня, у входа в госпиталь… О куртке не волнуйтесь — поменяем.

— Для чего им мой раствор?

— Продать на черном рынке, — сообщил Кривицкий. — Мы используем раствор для раненых, но имеются болезни, которые корпускулы отлично лечат. И есть люди, готовые за это заплатить.

— Сколько?

— Ну, я не в курсе цен на черном рынке, — главный врач замялся. — Но речь о тысячах ефимков. Ладно… Как вы? Сумеете зачаровать раствор? Или возьмете выходной?

— Сумею, — успокоил Николай…

Следователь нашел его в библиотеке. Представился, как капитан полиции Гончар Семен Аркадьевич. Лет сорока, с невыразительным лицом и лысой головой, опасным он не выглядел. И только цепкие глаза под черными бровями давали знать, что с капитаном нужно быть настороже.