Вперед в прошлое 2 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 34

Всей толпой мы двинулись на стоянку для сотрудников: тетя Ира тарахтела, вытаскивая из меня подробности, бабушка так устала, что отвечала раздраженно и односложно; мы с Толиком плелись следом.

— Как ты догадался поехать в Москву? — спросил Толик, забирая тележки с разобранными картонными коробками, у меня остался пакет с подарками детям, лекарствами и кофе.

— Предположил, — ответил я.

Еще раз перечислять все доводы не осталось сил. И вообще все жутко раздражало, как когда болеешь, а кто-то донимает и вынуждает проявлять активность. После поезда потряхивало от качки в вагоне, казалось, земля под ногами растягивается и сжимается, и есть шанс оступиться.

В душ! Потом — упасть и дрыхнуть, дрыхнуть, дрыхнуть. Только бы успеть, пока воду не отключили!

Возле «шестерки» Толика, припаркованной на стоянке для сотрудников, бабушка сказала:

— Давайте сперва Павлика отвезем, ему ближе. Потом уже — в Васильевку.

— А он из центра сам не… — начала тетя Ира.

— Он с деньгами, — злобно бросила бабушка. — Вопрос исчерпан.

Мы с ней уселись на заднее сиденье и вырубились одновременно, а открыл глаза я уже возле школы в нашем поселке. Что такое детство? Это когда спать — обязанность, а не единственное желание. Не получается у меня быть правильным подростком: пашу, как трактор. Еще ж я пообещал друзьям сегодня провести тренировку! Если не очухаюсь, вздремнув в обед, позанимаемся вполсилы.

Бабушка задрала кофту, отвязала мешочек с деньгами, отдала мне и легла на сиденье, говоря:

— В девять позвони, расскажи, какие новости у Оли.

Я поймал недовольный тетушкин взгляд — как так, столько денег отдать мелкому пацану? Впрочем, понятно, она воспринимает меня как своего бестолкового сына, который накупил бы жвачек и сникерсов на все, ей сложно признать, что бывает и по-другому.

Машина остановилась возле моего подъезда. Я вышел, хлопнул дверцей, но не закрыл с первого раза, пришлось повторит. Пошатываясь и еле переставляя ноги, я отправился домой. Интересно, мама на работе, или у нее хватило ума пойти на больничный? Ступенька, еще ступенька… Мне как будто сто лет, ноги налиты свинцом, еле ползу.

Я толкнул нашу дверь и ввалился в гостиную, втянул кружащий голову аромат блинов. Из кухни вышла Наташка, из детской выглянул Борис и крикнул:

— Ма-ам, Павлик пришел.

Скинув кеды, я уронил:

— Я в душ, а то будет газовая атака. Все потом.

— Ну хоть не зря? — жалобно спросила сестра.

— Все отлично, — ответил я. — Включи колонку, пожалуйста.

В ванной я пустил воду. До того, как она польется, газовую колонку включать нельзя.

Не дожидаясь горячей воды, повернул кран, подставил голову тугим струям. Вот он, кайф! Век бы так стоять. Намылиться, смыть. И еще раз. Ладно, пойду, не буду моих мучить неведением. Обернувшись полотенцем — не надевать же вещи, провонявшие потом и поездом! — я в детской натянул свежие брюки и поковылял в кухню.

Борис и Наташка уже распотрошили черно-полосатый пакет с подарками и рюкзак, который мне отдала бабушка, добрались до журналов и залипли. На столе лежал плакат с Хищником, снова свернувшийся в рулон. Мама перебирала лекарства.

— Основное будет только под заказ, — сказал я ей.

Наташка, разинув рот, держала «Бурду», перелистывала страницы так аккуратно, будто они могли рассыпаться. Борис, улыбаясь от уха до уха, изучал комиксы про ниндзя-черепах и светился от счастья так, что, если к нему подключить провод, мог бы освещать весь район.

— Круто! — просияла сестра. — Это ведь нам, правда?

— Ну а кому? Один выбери себе. И ты, Боря, возьми что-то одно. Остальное отнесу на базу, и оно будет там.

Я уселся на табуретку, подвинул к себе тарелку с блинами и принялся их поглощать, поливая вишневым вареньем.

— Тебе чаю? Или, может, кофе? — спохватилась Наташка.

— Чай, — сказал я, и в этот момент мама вытащила из пакета молотый кофе, который я взял на продажу, уставилась на него изумленно и воскликнула:

— Оно же сумасшедших денег стоит!

— Сколько? — спросил я с набитым ртом.

— На работу приносили по двадцать тысяч!

Захотелось присвистнуть, но с блином во рту это не получилось бы. Я быстренько прожевал, забрал кофе и объяснил:

— Там я взял его за десять, но не нам — на перепродажу. Вот разбогатеем, и себе такой купим. Кстати о птичках. Отгадайте, сколько удалось заработать?

Гадать никто не стал, потому что им тоже было чем поделиться.

— На работе все скинулись мне на лечение, — похвасталась мама. — Получилось восемь тысяч шестьсот пятьдесят!

— А я рыбы продала на пятерку! — Наташка еле дождалась своей очереди говорить. — Ну а ты? На лекарства, вижу, хватило.

Я молча расстегнул кармашек рюкзака, вынул оттуда пачку денег, потом распотрошил бабушкину самосшитую сумку, выложил еще один пресс.

— Чистыми мы заработали шестьдесят тысяч…

— Ох… ренеть! — выдохнула Наташка.

— Что? — Борис так и замер с открытым ртом, я продолжил:

— Здесь около сорока. Плюс двадцать отцовских, и еще десятку он должен. Плюс восемь маминых. Итого почти семьдесят тысяч.

Мама смотрела на деньги и не могла поверить. Сгребла их в кучу, растерянно огляделась, словно в квартире скрывался вор. Еще бы, они тридцать пять штук за полгода накопили, а тут столько же — за пять дней. Я продолжил:

— Так что все будет хорошо, прорвемся! У тебя, ма, как дела?

— Хорошо. Главврач онкодиспансера звонил в Москву, там сказали, что могут меня взять бесплатно! — радостно отчиталась она. — Но нужно ехать туда как можно скорее и ложиться на обследование, чтобы им понять, подхожу или не подхожу.

Я не сдержался, обнял ее.

— Как же это круто! Ты сама туда звонила?

— Потом — да. Сказали, что дистанционно такие вопросы не решаются, надо ехать.

— Поедешь. У нас теперь есть деньги. Пока пройдешь обследование, я еще немного накоплю. Думаю, на аванс главврачу того центра наскребу, если вдруг дадут от ворот поворот. Ну и будем крутиться, как видишь, все достижимо.

Мама закивала. Но главное — на ее щеках появился румянец, а на губах — улыбка.

— Мне там сказали, — успокоила она всех нас, — что рак щитовидки легко лечится. Может, и облучать не будут.

— Ура! — Борис запрыгал по кухне.

Взявшись за руки с Наташкой, они закружились по комнате, а у меня аж сон прошел. Мама потупилась и покаялась:

— Дети, простите, что расклеилась, мне так стыдно. И так… Простите, что вам приходится это пережить. Я постараюсь не унывать. Никогда-никогда. Только сейчас поняла, как же здорово — просто жить!

Борис и Наташка налетели на нее, обняли. Я съел еще блинчик, зевнул.

— Боря, позвони Илье, скажи, что все у меня в порядке, тренировка по плану… Вот только поспать бы…

— Иди в спальню на мою кровать, — предложила Наташка. — Чтобы мы не шастали и не будили тебя.

Впервые за долгое время я засыпал без тревожных мыслей. Лег, но прежде, чем вырубиться, заставил себя подняться и поставить будильник на полшестого вечера. Нужно еще деду позвонить от бабы Вали. Дать ей денег за междугородние переговоры, они дорогие.

Мне снился дед, почему-то похожий на армянина, маленького и черного. Мы с мамой приехали к нему, а он к нам даже не вышел и велел убираться. На улице нас встретил отец и бросился с кулаками: «Я же говорил, что он тварь! Зачем было так унижаться?»

Проснулся я в пять вечера, прислушался к ощущениям. Тело было тяжелым, голову словно ватой набили, совершенно не хотелось шевелиться, так и валялся бы. Вот тебе и «деньги на земле лежат». А ты попробуй их подними! Можно в землю и врасти, как тот Святогор.

Вставай, Пашка, тебя ждут великие дела! Первое — позвонить деду, второе — сперва порадовать подарками, а потом погонять детей. Я задумался, стоит ли удивлять Каретниковых и возвращать долг. Наверное, пока подожду, вдруг эти деньги понадобятся в скором времени. Но отчитаться, чтобы не волновались, нужно.

Но сразу встать не получилось. Вот бы кто поднял меня домкратом! Понежившись в постели еще минут пять, я все-таки встал, оделся.