Ирландская колдунья - Фетцер Эми - Страница 63

• Предыдущая
• 63/80
• Следующая

Они двигались все быстрее и быстрее.

Балдахин над кроватью снова зашевелился от сквозняка, хотя и двери, и окна были закрыты. По комнате поплыл пьянящий аромат орхидей, пламя в камине внезапно проснулось и зашумело, грозя вырваться на свободу.

Но они были заняты друг другом и не замечали, что творится вокруг. Реймонд снова подвел свою неистовую кельтскую красавицу к тому волшебному обрыву, за которым лежало ослепительное блаженство, и она отвечала ему с такой же страстью.

— Фиона! — сорвалось с его пересохших уст, когда первые судороги разрядки прошлись по его телу. Фиона присоединилась к нему в этом вихре экстаза, вознесшего их на самый пик наслаждения.

Они долго лежали неподвижно на кровати, принадлежавшей когда-то ее предкам, и Реймонд не выпускал Фиону из объятий. Аромат орхидей внезапно усилился, и Реймонд медленно, заранее опасаясь того, что ему предстояло увидеть, приоткрыл глаза. Экзотические цветы прорастали прямо сквозь каменные стены, чтобы распуститься и через минуту поникнуть, превратившись в кучку легкой сверкающей пыли. Затем его взгляд привлекло большое зеркало, висевшее на стене. Фиона выглядела в нем особенно соблазнительно, плавные изгибы ее спины и бедер так и манили к ним прикоснуться. Высокородный Реймонд де Клер с благоговением смотрел на простую демонстрацию силы любви и волшебного дара женщины, которую он держал в своих объятиях. Он смотрел на абсолютно гладкую, безупречную спину Фионы. Ужасные шрамы, в течение многих лет заставлявшие ее мучиться от стыда и унижения, исчезли без следа.

Реймонд проснулся задолго до рассвета, встал и тихонько натянул штаны, рубаху и сапоги. Он прокрался к двери, но не удержался и еще раз оглянулся на Фиону, раскинувшуюся во сне поперек кровати. Она лежала на животе, согнув одну ногу, и являла собой живое воплощение женской красоты и совершенства. Шрамов на ее спине не было и в помине. Этот непреложный факт стал последней каплей. Больше Реймонд не мог отрицать то, что видел своими глазами. Магия существовала, хотел он того или нет. И Фиона была средоточием и источником этих чудес.

Он спустился в зал и прошел к выходу во двор, стараясь не потревожить сон людей, искавших защиты от неведомых налетчиков под его крышей. Только на кухне можно было обнаружить признаки жизни и то, что он искал. Вернее — кого он искал.

Изольда привычными размеренными движениями месила тесто для хлеба.

Реймонд не без основания считал ее самой старой обитательницей замка и надеялся получить от нее ответы на вопросы, с которыми не справилась бы даже Фиона.

— Стало быть, ты все-таки явился, чтобы расспросить меня? — негромко сказала старуха и рукой, измазанной в тесте, указала Реймонду на стул по другую сторону стола. Реймонд уселся и сложил руки перед собой. Изольда снова взялась за тесто.

— Как долго ты знаешь Фиону?

Она улыбнулась, и Реймонду стало ясно, что под сеткой морщин скрывается лицо, поражавшее когда-то своей красотой. Ее глаза выцвели от старости, но не стали равнодушными и водянистыми: в них все еще сверкал молодой задор.

— Я помогла ей появиться на свет. Я была личной служанкой у Эгрейн.

— Значит, ты видела все? И наказание?

— Да. Это был скорбный день для Гленн-Тейза.

— А это проклятие, что оно означает?

Изольда повернулась к соседнему столу, отрезала толстый ломоть хлеба, намазала его маслом и подала Реймонду.

— Прикажешь понимать это как приказ выложить всю правду?

— Да. — Он откусил от еще теплого ломтя.

Изольда посыпала стол мукой и снова принялась мять кусок теста.

— Союз Дойла и Эгрейн не задался с самого начала, а когда ушел Куинн — стало и того хуже.

— Куинн? Ах да, это брат Фионы! — Пендрагон рассказывал ему что-то об этом парне.

Изольда со стариковским терпением смотрела на него, дожидаясь, когда он снова соизволит вернуться к ее истории.

— Куинн ни за что не вернется сюда. Его долг — хранить всю Ирландию, а не только владения его отца4. Даже мать не могла убедить его остаться — пока он не объявил об избранной им судьбе. И вся тяжесть наследства легла на плечи Фионы. Ее обручили еще в детстве с сыном влиятельного вождя с владениями где-то возле Банн-Ривер. Конечно, она об этом не знала, — добавила Изольда, заметив, как Реймонд напрягся всем телом при этом известии. — Она была совсем крошкой. И отец заявил, что не хочет тревожить ее прежде времени. — Она пожала худыми плечами, разделила тесто пополам и стала придавать ему форму хлеба. — Но Дойл помнил об этом договоре и рассчитывал получить могучего союзника и много денег за свою дочь. Вот почему ее измена с Магуайром задела интересы столь многих вождей — не говоря уже про короля Тайрана. Магуайры были в ярости и требовали баснословного откупа — о таких деньгах здесь никогда не слыхали. О'Флинны и О'Каганы сочли себя оскорбленными, разорвали с Дойлом все договоры и союзы и превратились в его заклятых врагов. А король Тайран, этот насильник и самодур, стал требовать ее голову на блюде. Вот именно — на блюде, — повторила старуха, пронзительно глянув на Реймонда.

— И как же ей удалось выжить?

— Шивон не тратила времени даром и вышла за Тайрана, немного остудив его гнев и остановив войну в Коулрейне и Донеголе. Совет старейшин решил, что во всем виновата Фиона — особенно в том, что наложила чары ради собственной выгоды, не спросив Шивон. Их мало волновало то, что Йен ввел ее в заблуждение своей ложью и что Шивон не очень-то сопротивлялась, когда ее похитили. — По брезгливому тону Реймонд заключил, что старуха так и не простила Йена — в отличие от своей хозяйки. — Его выслали на три года из Ирландии, но отцу Фионы пришлось расстаться с владениями в западном Антриме и даже с Девятью Лощинами. В сущности, у него только и осталось, что этот замок да Круг Камней. — Изольда постаралась выпрямить согбенную спину и сурово посмотрела на своего нового лорда. — Дойл женился на Эгрейн ради ее земли. Ему еле удалось выторговать у совета старейшин ее руку, и когда он потерял почти все, что у него было, его ярость обрушилась и на дочь, и на мать. Он объявил, что выгоняет Фиону из дому на десять лет и один день, и выдрал ее как собаку. Он сам бил ее кнутом, и от каждого удара на спине лопалась кожа и открывалась рана, но ни одна из них не кровоточила. — Она вздохнула и понурилась. — Все тогда смотрели только на Фиону, и пока она не скрылась в лесу, никто не замечал, что Эгрейн лежит на ступенях замка и истекает кровью.

Он уже слышал это от Коннала и волей-неволей должен был поверить в правдивость этой истории.

— Я ухаживала за Эгрейн как могла, но она лишилась дочери, а с ней и желания жить. Однажды ночью, перед самым концом, Дойл не позволил мне войти в ее спальню. Он сам остался с ней, и я боялась, что он ее убьет. Поэтому я решила подслушивать под дверью. Не знаю, были они там вдвоем или к ним приходил кто-то третий, но я слышала слова.

Реймонд напряженно выпрямился на своем стуле, с замиранием сердца ловя каждое ее слово.

— «Пока леди Гленн-Тейза не вернется на свое законное место и не обретет заслуженную ею любовь — все земли, кроме заповедной лощины, не родят ни травы, ни зерна, и вечно будут холода и тучи!»

Лицо Реймонда превратилось в суровую маску. Он глубоко задумался.

— Наутро Эгрейн не стало, а над замком повисли тучи. Реймонд машинально доедал хлеб, все еще думая о чем-то своем. Изольда молча разглядывала этого чужака — англичанина, полюбившего ее Фиону.

— А что стало с ее отцом? — У Реймонда просто руки чесались вышибить этому типу мозги.

— Тело Эгрейн пропало, и те, кто был ей предан, обвинили Дойла в том, что он поскупился на похороны — если вообще не расчленил ее и не скормил свиньям. — Реймонд с полным ртом уставился на старуху, не скрывая ужаса. — Кое-кто даже хотел его убить. Один старый друид поплатился за это жизнью, — и она провела пальцем вокруг шеи, намекая на виселицу. — Замок пришел в упадок и скоро стал той развалиной, что досталась тебе. Люди отказывались подчиняться Дойлу, обвиняя его в том, что из-за него их землю прокляли. А какой же он господин, если у него нет вилланов? Его все забыли, и он умер один, никому не нужный, в одной из башен.

• Предыдущая
• 63/80
• Следующая