Капитан - Оченков Иван Валерьевич - Страница 31
- Предыдущая
- 31/71
- Следующая
Пациент, или точнее подопытный, на первый взгляд показался Марту глубоко пожилым человеком, но, судя по данным медицинской карты, ему едва миновало сорок лет. Несмотря на отсутствие ноги и серый цвет лица, чувствовалось, что прежде он был силен. Но теперь худые, перевитые венами руки беспомощно лежали поверх одеяла, а будто присыпанные пеплом глаза выражали полнейшую безнадегу.
— Как вы себя чувствуете, Петр Михайлович? — участливо спросила Ермольева.
— Покуда живой, — безучастно отвечал тот.
— Я смотрю, вас родные навещали, — обратила она внимание на лежащий на прикроватной тумбочке узелок.
— Была жена с детишками… Только я им велел более не приходить. Нечего на меня такого глазеть. И на гостинцы не надо тратиться. И так подохну…
— Зачем же так? — укоризненно посмотрела на него целительница.
— Так ведь этого все одно не миновать, — на лице больного впервые показалось нечто вроде эмоции. — Вы, главное, с деньгами не обманите. Тяжко им придется без меня…
— Не беспокойтесь, — положила она на его руку свою ладонь. — Все, что обещала, я выполню.
— Вот и ладно! — откинул голову на подушку пациент и наконец обратил внимание на остальных. — А это что, студенты опять пришли? Ну, пускай смотрят…
Едва увидев Порфирьева — такая была фамилия пострадавшего рабочего, Крылов с Колычевым скользнули в «сферу» и внимательно ознакомились с его состоянием. Насколько мог судить Март, операции, которым его подвергли, прошли успешно, но вот нравственное состояние оставляло желать лучшего. Он махнул на себя рукой и хотел лишь не слишком обременять своим содержанием семью.
— На каком станке работал, браток? — поинтересовался он, заметив характерные следы на натруженных ладонях мастерового. — Токарном, фрезерном или, может быть, слесарь?
— Токарь, — тихо отозвался тот, и уголки губ еле заметно дрогнули.
— Эко тебя угораздило.
— На грех мастера нет…
— Ну, руки, слава богу, целы, значит, работать сможешь.
— В прежние времена, может, так бы и случилось.
— В «прежние» это какие, при царе Горохе?
— Зачем при царе? При Иване Архипыче, царство ему небесное. Он всех своих работников знал, в беде бы не бросил!
— Ишь как, — заинтересовался Март, — а ты его разве застал?
— А как же, — еще немного оживился пациент. — Строгий был, но справедливый. Не то что нынешние прохвосты!
— А сын его?
— Федор Иванович-то? Тоже хороший человек был, только немного не от мира сего. Все в науках своих витал. Но при нем получше было, чем при нынешних, это да…
Так за разговорами они закончили осмотр и, придя к кое-каким выводам, покинули палату.
— Зинаида Виссарионовна, — с ходу начал Крылов. — При всем уважении, это перебор! У пациента, помимо всего прочего, явная депрессия, а при таком настрое ожидать позитивной динамики…
— Ваш метод, насколько я поняла, — парировала целительница, — сродни чуду. И спасти Порфирьева может только чудо. Но в случае успеха оспорить его уже никто не сможет! Кстати, — обернулась она к Колычеву, — как вам удалось разговорить больного? Мне, несмотря на весь мой опыт, так и не удалось пробиться…
— Все просто, — пожал плечами Март. — Во мне он видит своего, а в вас — большое начальство. Несомненно, доброго человека, но очень далекого от него и от его проблем.
— Вот как? — немного по-другому взглянула она на молодого человека.
— Любопытно, а что вы ему пообещали? Выкупить скелет после смерти для анатомического кабинета?
— Нет, конечно, — смутилась целительница. — Просто небольшую сумму денег за участие в экспериментах для семьи, а также компенсацию затрат на погребение.
— Просто аттракцион невиданной щедрости! Простите, я не слишком осведомлен о рабочем законодательстве. Какие-то компенсации от работодателя за увечье ему положены?
— Насколько я знаю, да, — растерялась Ермольева.
— Существуют фабричные кассы взаимопомощи, — пришел ей на помощь Крылов. — Но, говоря откровенно, выплаты не очень велики. Так что все, на что может рассчитывать его семья, это благотворительность частных лиц.
— Понятно, — кивнул Март. — Мы беремся за этот случай!
— Подожди, — попытался остановить его компаньон, но было поздно.
— Зинаида Виссарионовна абсолютно права. Этот случай будет невозможно игнорировать, и мы одним махом добьемся большего, чем годами исследований.
— Вы уверены?
— Более чем!
— Вам говорили, что вы очень странный молодой человек? — внимательно, как будто узнала что-то новое, посмотрела на него Ермольева.
— Постоянно говорят, — пожал плечами тот. — Особенно женщины.
Высший свет — это своего рода закрытая корпорация, в которую очень трудно попасть. Однако, если ты все-таки стал ее частью и соблюдаешь определенные правила, перед тобой открываются многие двери и еще больше возможностей. В том числе и для решения сугубо личных проблем.
Вскоре по приезде в столицу Империи графиня Оссолинская получила из здания на створе Дворцовой набережной и Миллионной улицы[15] именное пригласительное письмо на званый ужин за подписью самого чрезвычайного и полномочного посла Великобритании сэра Уильяма Сидса. В отдельной, собственноручной приписке сэр Уильям, извиняясь, писал: «Миледи, простите за срочность».
Причиной такого жеста со стороны англичанина было то, что дата проведения мероприятия стояла следующим днем, что никак не вписывалось в рамки принятого в этой среде заблаговременного уведомления хотя бы за неделю, если не за две. Но Оссолинская понимала, что сама явилась нежданно-негаданно в Петербург, и, напротив, была благодарна своему визави за такую оперативность. Тем более им было что обсудить.
Естественно, Нина Ивановна подобной возможностью пренебрегать никак не могла. И потому в назначенный час арендованный «роллс-ройс» серебристым призраком на снежном фоне подкатил на набережную все еще не скованной льдом Невы, высадив свою пассажирку прямиком у порога посольского особняка. Посол, выказывая ей особую честь, лично встретил престарелую графиню в широком фойе, подав ей руку, которую она охотно приняла.
— Миледи, рад вас видеть.
— Взаимно, сэр Уильям, — проворковала графиня. — А где ваша очаровательная супруга?
— Она сейчас в Баден-Бадене.
— Бедняжка Арабелла заболела? — с деланым участием осведомилась Нина Ивановна. — Но что случилось?
— Ничего серьезного, — поспешил успокоить ее дипломат. — Просто врачи рекомендовали ей провести эту зиму на водах.
— Как досадно! Мне будет ее не хватать…
— Надеюсь, вы сможете это пережить, — сдержанно улыбнулся сэр Уильям, прекрасно осведомленный, что никакой близости или даже просто приязни между его женой и графиней Оссолинской никогда не было, да и быть не могло.
Но старая интриганка не унималась и продолжила светскую беседу, как будто встретила старого друга, с которым у нее множество общих тем для разговора. Впрочем, это занятие довольно скоро ему наскучило.
— Миледи, нам нужно кое-что обсудить, прежде чем мы приступим к трапезе, — без обиняков заявил он.
— Конечно, — с видом королевы, собирающейся осчастливить своего пажа, отозвалась Нина Ивановна.
— Прошу в мои апартаменты.
Широкие окна личного кабинета посла выходили прямиком на Петропавловскую крепость, уже давно потерявшую всякое военное значение. Ее Трубецкой бастион еще с конца девятнадцатого века стал местом пребывания для особой категории заключенных — политических и государственных преступников.
И это зрелище напомнило Оссолинской о той угрозе, которая нависла над ее бесценным внуком и наследником — Анджеем. И все же она умела скрывать свои мысли и чувства, как и полагается знатной особе, и почти ничем не выдала себя, но от взгляда внимательно наблюдающего за ней англичанина все же не укрылась легкая, едва заметная тень, пробежавшая по ее лицу.
- Предыдущая
- 31/71
- Следующая