Наследница старой башни (СИ) - Ром Полина - Страница 15

Дорога была просто отвратительной. Судя по всему, по ней давным-давно не ходили. Скорее даже, не дорога, а заросшая травой широкая тропа. Сейчас эта самая трава, перезимовавшая под снегом, выкидывала первые, еще бледные и тонкие стебельки. Что ж, значит, ее тоже нужно приводить в порядок.

Мы подходили ближе, и выяснялись некоторые подробности. Дома каменные, побелка прямо по камню, без штукатурки. Крыши черепичные, цвет только непривычный – черно-серый, а так почти обычная черепица. Во дворах на привязи собаки мелкие и гавкучие. Заборы низенькие, где каменные, а где и дощатые, серые от старости, самые стандартные.

В крайнем доме отворилась дверь, на ступеньку вышел пузатый мужик и, поднеся к глазам руку козырьком, всмотрелся в нас. Посмотрел, как мы бредем по тропе, еле выдирая ноги из грязи, и скрылся в доме.

Снова вышел через минуту, уже накинув тулуп, и двинулся к нам навстречу. До его дома оставалось метров тридцать, когда мы подошли друг к другу.

-- Добрева утречка, барышня, – поклонился он мне. – Случилось чего, или заплутали? Откель такие будете?

Внешность у него была не самая приятная: маленькие настороженные глазки-буравчики, пухлые щеки подрагивали, как желе. Под красноватым носом свисающие неряшливые усы: пополам рыжего и седого. Рта не видно. А завершали портрет косматые брови, как занавеска, прячущие выражение глаз.

-- Не барышня это, а самая что ни есть баронесса Розер! Ить хозяйка ваша приехала, а не просто так! – важно ответила Леста.

Я кивнула, подтверждая ее слова и одновременно здороваясь. Взгляд мужика мог во мне дырку прожечь, но кланяться он начал еще любезнее:

-- Хозяйка – это хорошо! Очень даже замечательно, что хозяйка! Вы, ваша милость, уж не побрезгуйте, зайдите в дом-то ко мне. Жена сейчас и чаек спроворит, с холоду-то самое оно-то – чайку испить.

-- Да ты сам-то кто такой будешь? – Леста смотрела подозрительно, даже вышла на шаг вперед передо мной. Явно собиралась защищать, случись что.

-- Дак я староста местный, Пронтом кличут.

-- Ну, раз староста, ить грамоту разумеешь?

-- А то как же. Разумею малость, – мужчина весьма ощутимо напрягся, а я протянула ему открытый конверт. Мэтр Фонкер отдал мне все бумаги: и на земли, и копию завещания, и договор на содержание Элли и еще кучу бумаг. Посмотреть их у меня времени еще не было, но конверт для старосты деревенского мэтр мне отдельно в руки подал.

Читал староста по слогам, долго, смешно шевеля даже не губами, а усами своими. Наконец вздохнул, смахнул пот со лба и пригласил:

-- Пойдемте, госпожа Розер, в дом-то. Студеный нынче ветер. Тамочки и поговорим, и обсудим, что надобно.

Ветер не был таким уж холодным, но Леста, посмотрев на меня и дождавшись кивка, велела:

-- В тепле-то и говорить сподручнее. Веди уж.

Пронт, чуть переваливаясь, как утка, шел впереди, а я высматривала подробности. У крыльца дома дорожка камнем выложена. У собаки, хоть и мелкой, добротная крепкая будка и подстилка соломенная, толстая, для тепла. У двух узеньких окошечек, что украшали фасад дома, огороженный камушками маленький палисадник. Похоже, просто для красоты тут цветы растят.

Сам дом встретил нас небольшими сенями и довольно уютной горницей. Печь-плита заставлена горшками и чугунками, возле нее женщина невысокая хлопочет. Волосы прибраны под беленький платочек, сама щуплая и маленькая, как воробышек. Коричневая тусклая кофта и юбка синяя. Точнее, была когда-то синей, а сейчас уже изрядно вылинявшая.

-- От, Нийка, смари, – хозяйка наша приехала. – отдуваясь сказал Пронт.

-- Ой, батюшки! Да ведь это никак, госпожа Любава?

Я растерялась, а женщина, держась за щеку, продолжала причитать:

-- Экая вы ладная выросли-то, госпожа! Я-то вас помню малюткой еще! Еще с родителями вы тут жили, такая-то красавица маленькая были – на загляденье. Малину я вам носила в замок-то, аль не помните?

-- Не помню. Слишком маленькая, наверное, была, вот и не запомнила.

-- Ну, это ничего. Да вы шубку-то скидайте, уж не побрезгуйте взварцу испить! Морозит еще ночами-то. Поди, озябли?

Пока нас усаживали за стол, который суетливая хозяйка застелила белой льняной скатеркой, я оглядывала комнату. А уютно здесь! На окошечках белоснежные занавесочки до середины стекла, даже вон с кружевным краешком. На полу половики: такие же дорожки самодельные, как у нас стелили раньше. Из старья делают, пестренькие и чистые.

Даже на табуретки, которые хозяйка подвинула мне и мужу, сделаны лоскутные коврики. Леста осталась стоять у двери, ей табуретку хозяйка прямо туда поставила. Пусть мне было неловко, но я понимала: то, что я за стол к ним села – это честь для старосты. Горничная моя со мной сидеть не может. Это дома, где никто не видит, я с ней за одним столом могу сидеть. А на людях нет.

Вообще в доме чисто, полы метеные, даже дрова у печи не накиданы, а сложены аккуратно стопочкой. В дальнем углу виднеется кровать под серым покрывалом. И две двери, которые ведут, похоже, в другие комнаты. Так что не совсем уж убого живут.

Да и стол накрыла хозяйка не так и бедно. К взвару поставила и меда мисочку, и с маслом плошку. Масло чуть солоноватое, но вкусное. Я не удержалась, хоть и не голодная была: больно хлеб вкусный оказался. Сама она за стол так и не села, скрипнула одной из дверей и ушла туда.

Пронт пил горячий взвар, отдуваясь и шумно прихлебывая из чашки, вытирал крупный пот белой тряпицей. И только усидев вторую кружку, сказал:

-- Ну, теперь и поговорить можно. Вы, госпожа, сюда надолго ли наведаться решили?

-- Я на совсем приехала. Жить здесь буду.

-- Вона оно как… -- задумчиво сказал староста.

Неприятный мужик староста оказался. Рассказывал, как худо живут все, какая здесь земля негожая:

-- Почти ничего на ней не родит, госпожа. Валунов много. Деревья растут-растут, а года в три-четыре: раз, и в несколько дней завяло. Это значится, до каменной подушки дошли корни, дальше и расти некуда. Не все этак, но туточки не угадаешь, где сажать. Как повезет. И таких много у нас, так что и сад тут тож не развести.

-- А с чего тогда живут селяне?

-- Кто около чего вертится,– неопределенно пожал он плечами.

-- Ты вот, Пронт, не бедствуешь и не голодаешь. Твоя семья с чего живет?

Он посопел и стал перечислять, загибая толстые пальцы:

-- Овечек трех держим, кур десяток и корову: молочко то исть в дому есть, сыр и яйца. Девки две у меня – кружево плетут. По весне везу их в город, тама продают, вот и деньга. Пусть и малая, но сколь есть. Огородец небольшой держим, но туточки только на поесть и выращиваем. Урожай выходит сам-два, редко когда сам-три получается. Малость подрабатываю на гончарном круге. Но туточки не больно выгодно. Господский лес худой очень, да и зорить его я не даю – не наше, а дрова сюда везти больно дорого.

-- Почему же дорого? Я вон крыши замка с башни видела. Сколько времени занимает путь? За полдня можно доехать.