Великий и Ужасный 3 (СИ) - Капба Евгений Адгурович - Страница 30

Настроение было приподнятое! Еще бы — при помощи знака Хаоса из Вархаммера я реально запустил энтропию внутри отдельно взятой Хтони и ее раздраконило к чертовой бабушке! Как сказал бы один мой знакомый еще по старушке-Земле старый журналист — разорвало на тысячу маленьких медвежат! Правда, меня чуть не угробило, окунув в огромную кадку прокисших моченых яблок в подвале и завалив древним женским бельем, но это были так, мелочи. Мне даже неинтересно было, откуда там в подвале яблоки, если дед был таким вечно голодным существом!

Почему неинтересно? Потому что слегка забытое ощущение бьющей через край энергии преисполнило меня, и я чувствовал себя почти всемогущим. Секунд десять. А потом уже пришлось выбираться из подвала и стряхивать с себя моченые яблоки и панталоны, и объяснять двум дундукам — рыжему и ушатому — почему нам нужно валить из Вербового Лога как можно быстрее.

В фургоне я стянул с себя провонявший затхлостью и мертвечиной национальный костюм и штаны, и футболку, и сунул их в герметичный контейнер — до первой прачечной или хотя бы — до первого привала рядом с рекой. Напялил безразмерные спортивные шорты, протер рожу и руки влажными салфетками и, выжимая из фудтрака всё возможное, по кружной грунтовой дороге направил машину прочь от этого странного места.

— А усилитель… — начал было Рикович, который все это время строчил что-то в экране своего массивного смартфона — явно из спецсерии.

— Сначала — Кузе. Я обещал ему моднявую татау, это не займет много времени. Потом — тебе!

Дурак я, что ли, менталиста усиливать, не озаботившись защитой? Вот когда у гоблиненка появится Ловец Снов на предплечье, а потом этот же символ перекочует ко мне в татау и золотым блеском оповестит меня о том, что прижился и функционирует — тогда я и займусь росписью по целовальнику… А пока…

— Стоянку удобную высматривайте! — сказал я и включил фары.

Асфальтовая дорога шла внутри лесополос, и мы отъехали уже на добрых десять километров от Вербового Лога и дома на холме. Можно было выдохнуть. Здесь, окруженные высокими соснами, мы могли чувствовать себя в безопасности. Наверное.

Не знаю, как у других Резчиков обстояло дело, но мне бить самому себе татау было откровенно стремно. То есть — не верил я, что оно сработает. Проверенная схема выглядела по-другому: чем больше отдаешь, тем больше получаешь. И отдавать стоило в основном что-то созидательное, позитивное, полезное — как бы пошло это ни звучало.

Опыт с резьбой членов на лбах ермоловских мерзавцев был довольно показательным. И я еще легко отделался — всего лишь идиотским напоминанием на предплечье в виде крохотного иероглифического хрена с яйцами! И трискель бы на данный момент я бить никому не стал. Хотя там символ многозначный, и никаких негативных бонусов после его проявления на своей руке я не ощутил. Возможно — сработал чисто на подчинение снага, которые были готовы по моему слову буквально помереть на рабочих местах. А может — еще не проявил себя, как и пресловутый хрен. Срабатывали-то мои татау довольно хаотично и чаще всего — только в ситуациях весьма экстремальных. Может, и хрен к месту придется… Эфир непредсказуем!

— Ваще-то это было больно, — заявил Кузя. — Но я еще хочу! Хочу колечки, как у снага!

Я с удовлетворением оглядел ловец снов, темнеющий на зелено-серой гоблинской коже. Получилось очень даже круто и по-орочьи: круг с паутиной и перышки. Определенно, мои художественные навыки резьбы по шкурам растут над собой и выходят на новый уровень!

— А ну-ка, попробуй, Иван Иванович, его прочитать!- сделал я приглашающий жест рукой.

Рикович смотрел на развернувшееся перед ним действо во все глаза и дергал ногой, сидя на раскладном стуле. Тату-салон мы оборудовали недалеко от съезда в лес, под открытым ночным небом, довольствуясь светом от фонаря над козырьком прилавка фудтрака. И дергался целовальник то ли от осеннего холода, то ли от предвкушения того, что с ним должно было произойти совсем скоро.

— Ладно! — сказал он и приложил указательные пальцы к вискам, и вперился взглядом в рожицу гоблина. Спустя секунду он скривился, как будто съел гнилое яблоко. — Фу, Кузя, это как минимум негигиенично, то с этим не едят, а это туда не суют!

А потом дернулся, как будто от удара током: Ловец Снов на запястье гоблина полыхнул золотом, и Рикович громко выматерился, вскочил со своего места, пнул стул и прошелся туда-сюда, чтобы прийти в норму. А я пялился на свою руку, которую жгло огнем. Крохотный Ловец Снов проявился рядом со знаком хаоса и пасификом, чуть выше, чем пиктограмма старого дома и бородатый череп убиенного мной чудовищного деда.

Простую истину я еще во время работы с Лаврентием Нидгардтом понял: у меня новое татау проявлялось после того, как оно срабатывало у пациента. Или — после того, как мне становилось об этом известно. Потому я и попросил Риковича воздействовать на гоблина. Его жалобы на неудобство ментальных атак против уруков — это одно, а вот такой явный результат — совсем другое.

— И зачем ты… — резко обернулся Иван Иванович.

— Чтобы ты убедился в эффективности, — невозмутимо сказал я. — Давай сюда свою руку. Лучше — левую, на нее внимания меньше. Больше не сомневаешься?

— Какие уж тут сомнения… Это кабздец какой-то! Сначала весь этот гнусный жупел из гоблинского мозга, а потом… Бр-р-р-р! Знаешь ощущение, когда той самой точкой локтя об угол ударишься? Вот так вот, только внутри черепной коробки! То, что было в «Орде» — мелочи! Там такая себе мигрень, слабенькая… А это — это страшное оружие против менталиста!

— Это не оружие, это броня, — поправил его я, меняя расходники на стилусе и привычно морщась, когда острый шип из рукояти впился мне в ладонь. — Давай сюда какую-нибудь конечность. Будет тебе усилитель.

Он закатал рукав и положил свою худощавую, но жилистую левую руку на стол передо мной.

— Это ведь магия крови, урук, — с сомнением проговорил он. — Мы сейчас используем магию крови, да?

— Пальцем в небо, — поморщился я. — Хочешь точное определение от тупого орка? Я могу. Я вопрос изучил досконально! Так вот: это вообще не магия.

— А что? — стилус уже коснулся его кожи и черный колор смешался с сукровицей, обозначая первые линии будущей оригинальной татау.

— Эгрегориальная техника. С магическими методиками связана только тем, что также использует ману-прану-саирину на начальном этапе. А вот всё остальное — в корне отличается.

— Всё-таки ты только притворяешься тупым, да, Бабай? На самом деле ты тот еще сраный умный! Я давно подозревал, но поверить никак не мог! — Рикович распрямил спину и расслабился, прислушиваясь к ощущениям от процесса татуировки.

— А теперь? Теперь — поверил?

— В то, что ты сраный умный? Поверил! Как тут не поверить?

— Ну, вот и отлично. Значит, татау выйдет мощной и эффективной! Главное, помни… — закончил я замогильным голосом в стиле дяди Бена из «Человека-паука». — Чем больше сила — тем больше ответственность!

Иван Иванович кивнул и больше ничего не говорил, только смотрел, не мигая, на свой счастливый лотерейный билет в будущее, который постепенно проявлялся на его руке и приобретал вид типичного изображения на схеме усилителя постоянного тока.

Я не ожидал такого эффекта от своей работы, это точно. Риковича капитально вырубило, он просто взял — и уснул сразу после того, как я отнял стило от его руки и сказал:

— Всё!

Дал храпака прямо на раскладном столе, так что мне пришлось переносить его на спальную полку в фургоне, аки красну девицу, и самостоятельно убирать мебель. А потом — гнать вперед. До Камышина было четыреста километров, и я намеревался преодолеть их за раз, двигаясь по великому тракту до Царицына, а потом — по берегу Волги до самой границы Камышинской Вольницы — самого ближнего к нам сервитута.