Боярин Осетровский (СИ) - Костин Константин Александрович - Страница 37

Проконтролировать, что там Александр мутит с зеркалами. Да, у нас уже есть приличное количество зеркал для связи, одно из них я вручил отцу. Как для того, чтобы общаться с ним и обращаться, в случае чего, за советом, так и для определения, насколько хватит у зеркала дальности. Хотя… От Москвы до Пскова — это не дальность.

Вообще контролировать своих людей. А то энергии у них много, идей — через край, не успеешь оглянуться, как у меня не только персональный палач заведется, а персональный оркестр балалаечников. Вместе с ансамблем народной пляски «Сударушка».

Ансамбль мне без надобности, а вот разыскать надежного фальшивомонетчика — нужно. Хотя, конечно, «надежный фальшивомонетчик» звучит как оксюморон, но здесь, на Руси, даже разбойники держат слово. Пусть не все, но большинство.

Сделать так, чтобы у всех моих людей на одежде был знак моего рода, тот самый «осетр, который на крокодила похож». Да, я б, конечно, более пафосный герб выбрал, но так уж получилось, что я — Осетровский, а не Драконовский или там Волкобратанский-Ауф. Особого смысла в этом нет, кроме понтов, но понты для боярина — это всё.

Собрать всех бойцов рода Осетровских, которые подтягиваются понемножку — в моем отряде уже двадцать человек — потому что без вооруженного отряда по Руси и в соседний город не всегда безопасно съездить. Обеспечить этот отряд формой, оружием и боеприпасами. Ах, да — оформить их как мой стрелецкий полк, иначе никто не позволит им бродить вооруженными. Вернее, хочешь ходить по Москве с оружием — ходи. Но — один. Вооруженным отрядам по Москве ходить запрещено, если это не стрельцы. А отряд здесь считается от двух человек включительно.

Найти людей, которые будут жить в моей будущей вотчине… жить и работать на земле. Работать, снабжать меня продуктами, и платить оброк. Крестьян, то бишь. А бесхозные крестьяне тут не ходят табунами, каждый прикреплен к земельному участку, как к поликлинике, и уехать может только раз в год, в Юрьев день — вернее, в период в восемнадцать дней, за девять дней до Юрьева дня и за девять дней — после. К этому моменту крестьянин выплачивает все причитающиеся подати и оброки и может быть свободен. Проблема в том, что в этом году Юрьев день уже начался и я физически не успею собрать необходимое мне количество крестьян, согласных все бросить и уехать пес знает куда. Да, к тому же — для этого переселения народов мне нужны деньги. В количестве, которого у меня нет.

Замкнутый круг: чтобы получить алтайское серебро — нужно основать там вотчину. Чтобы основать там вотчину — нужно переселить крестьян. Чтобы переселить крестьян — нужны деньги. А чтобы получить деньги — нужно алтайское серебро.

Да и вообще — дофига всего нужно.

Нужны люди, которые смогут найти то самое серебро, я, к примеру, совершенно не помню, где там Демидов его добывал. Нужны люди, которые сумеют его выплавить. Люди, которые сумеют сделать из него монеты. Люди, которые будут охранять все это предприятие от любителей поживиться за чужой счет. Люди которые будут делать оружие для охранников. Люди, которые будут кормить всю эту ораву, хотя бы — охотники. Люди, которые будут строить жилье для всех вышеперечисленных. Портные, прачки, горшени, сапожники, кожемяки, кузнецы, лекари… аааа!!! Это уже не вотчина получается, это целый, мать его, город! Точно — построю город, назову его Омск, и фиг кто оттуда уедет…

Я неожиданно понял, что в моей фантазии уже предстает целый город, с бревенчатыми крепостными стенами, широкими улицами, золотистыми деревянными теремами, моим персональным теремом на главной площади, мастерскими, пороховыми мельницами, церквями, банями и вытянувшимися вверх деревянными, а как же, шпилями Академии Магии. Ага — и строить все это будут богатыри, как в мультфильме «Три богатыря и ход конем». Жаль, только что у меня богатырей нет, и нифига не получится. И из Киева их тоже не выпишешь. Потому что и в Киеве богатырей нет нифига, и потому, что Киев сейчас под Польшей. А так как ложиться под Польшу он в свое время не хотел ни в какую, то и осталось от когда-то богатого города… не очень много. Даже Киево-Печерскую Лавру сожгли. Какие уж там богатыри…

Нет, город — это не вариант. Пока. Вот отправить отряд, который тайком добудет серебра… Куда вот только его отправить? Алтай большой, надо знать, где копать, а человека, который сквозь землю видит, у меня нет…

Стоп! ЕСТЬ! Есть такой человек! Девчонка, та, которую Ржевский притащил! Она же владеет этим, Золотым Словом! Эта, как ее… Гав-Гав, нет Ав-Ав-Авдошка! Она мне золото да серебро в земле и найдет. Нет, все одно к одному, решено — моя вотчина будет на Алтае!

Я вскочил с кресла и от избытка чувств ударил посохом об пол. Как будто ожидая этого удара, распахнулась дверь в мой кабинет и влетел Ржевский.

— Викентий Георгиевич! — поклонился он, — Там к тебе боярин пришел, так вот — это все неправда!

— Что именно неправда? — насторожился я, уже чувствуя причину, по которой этот пока безымянный боярин сюда приперся.

— Всё и неправда! Не верьте ему!

Так. Будем разбираться. Я надел цилиндр горлатной шапки — с «осетром», а как же — одернул расшитый золотом кафтан — достаточно официально, сойдет — и отправиля смотреть на боярина, который «все врет».

В сенях меня действительно ожидал боярин, тоже в высокой шапке, но, хе-хе, без герба. Да и кафтан на мне побогаче будет, пусть и у покойных Сисеевых одолженный.

Не один боярин прибыл, конечно, в одиночку бояре только в туалет ходят — и то не факт — со свитой человек из десяти.

— Боярин Викентий Георгиевич Осетровский. Будь здоров, боярин.

— Будь здоров, боярин Викентий. Боярин Антон Михайлович Пронский.

Пронский, Пронский… Ну, если не считать слова «прон» — никаких ассоциаций. Какой-то, видимо, не самый крупный боярский род, вроде… кхм, вроде моего. Только в отличие от меня — во всякий блудняк не встревающий. Хотя вроде бы что-то такое я слышал, вертится в памяти…

Тем временем Пронский, лет сорока, крупный, как и все бояре, с аккуратно подстриженной бородой — хипстер, блин — ударил посохом о пол:

— Боярин Викентий, отдавай мне своего человека!

— Какого и с каких таких щей? — не понял я. Нет, какого — понял. А вот с чего я должен его выдавать…

— Вот этого! — боярин ткнул посохом в сторону Ржевского. Ну естественно…

— Он мою дочку обесчестил!

Я вздохнул и повернулся к виновнику торжества, отгоняя вставшие перед глазами непрошенные картинки с проном:

— Ржевский? — мол, как ты это пояснишь?

— А еще, — возопил Пронский, — он сына моего чести лишил!

— Ржевский⁈

— Да это совсем неправда! — взвыл за моей спиной Ржевский.

Пронский на секунду замер. А потом осознал, ЧТО он сказал, и побагровел так, как будто сейчас взорвется:

— Не так!!!

Я поднял ладонь:

— Давайте все же разберемся…

— Нечего тут разбираться! Отдавай этого мерзавца или я к царю пойду!

У меня в голове тихонько звякнул звоночек.

— Никого я отдавать не буду.

— Тогда…

— Я сам его накажу, — я грозно сверкнул глазами в сторону Ржевского. Ну… надеюсь, что сверкнул, и что это получилось достаточно грозно.

— Как накажешь? — осекся Пронский, набравший было воздуха в грудь.

— По вине и наказание будет, — я ударил посохом о пол. Не для того, чтобы придать веса своим словам, просто в этот момент я встал с кресла — блин, всё же сидеть на деревянном неудобно… — но вышло достаточно внушительно.

— Теперь рассказывайте, что натворил мой человек.

Мой Ржевский был, в качестве поручика, практически идеален: серьезный, толковый, исполнительный. Настолько хорош, что я как-то подзабыл, что познакомился с ним, когда Ржевский бежал голышом по улице.

У меня он начал скучать.

Я думал, что скучать ему особо и некогда, но адреналиновая наркомания Ржевского думала иначе. Пару раз поймав себя на мыслях о том, чтобы сотворить что-нибудь этакое… занимательное…