Между Вороном и Ястребом. Том 1 - Арнаутова Дана "Твиллайт" - Страница 23

– El cabron de mierda dejaba a su familia en la indigencia mientras derrochaba el oro en sus putas ideas pervertidas! – прорычал разумник, и Айлин вздрогнула, а потом с испугом глянула в его сторону. Кармель, стоя в центре звезды спиной к Айлин, разглядывал пол у себя под ногами. Никогда, ни единого раза она не слышала в его голосе такого гнева и ярости! Но что же он такое сказал? И почему?!

Она тихонько кашлянула, и разумник замер, словно окаменев, потом медленно обернулся, и Айлин увидела, как исказилось его лицо – словно Кармель изо всех сил пытался успокоиться и перестать злиться, а у него все никак не получалось.

– Простите, моя дорогая, – произнес он голосом, все еще полным гнева. – Я не должен был говорить это при вас.

«А, значит, это была ругань! – сообразила Айлин. – Впрочем, я могла бы догадаться и раньше, что же еще можно говорить в такой ярости?!»

– Ничего страшного, я все равно ничего не поняла, – заверила она и поспешно уточнила: – Вы знаете, что это за металлы, правда?

– Разумеется, – откликнулся Кармель уже с заметным удивлением в голосе. – Это золото, моя дорогая. Что, кроме золота, используется для изготовления артефактов подобной силы? Боюсь, я… не совладал с собой именно по этой причине. Стоит вспомнить, как жили почтенная супруга вашего деда и его дочери…

– Золото? – ошеломленно уточнила Айлин. – Но его ведь… так много! И зачем? Нет, подождите, я помню, у золота самая высокая магическая проводимость и способность накапливать магию! Но как золото может быть разноцветным?!

– О, ничего сложного, стоит всего лишь добавить к чистому золоту некоторые присадки, – отвлеченно откликнулся разумник, и Айлин насторожила уши. – Вы ведь знаете, что золото в чистом виде редко используется в артефакторике? Оно слишком мягкое, но достаточно сохранить три четверти чистого золота, чтобы магические свойства не ухудшились. А вместо последней четверти добавляются другие металлы. К примеру, серебро, медь и кадмий в неравных долях, – добавил он, указав взглядом на темно-зеленый луч. – Или только медь для красного цвета, вендий или железо для синего, полагаю, тут все-таки железо…

Он осекся, перевел взгляд на Айлин и удивленно нахмурился.

– Айлин, это программа четвертого курса общей артефакторики и алхимии! Неужели вы действительно не знали?!

Айлин почувствовала, как запылали уши, и потупилась, не желая признаваться, что целую неделю до экзамена они с Саймоном тайком от всех – даже от Дарры! – составляли невидимые чернила, настроенные только на ее собственную ауру, а в день экзамена влезли через окно в аудиторию, выбрав момент, когда магистр Адальред отлучился, а остальная комиссия еще не собралась, и быстро пометили те билеты, которые Айлин успела выучить. Да, нечестно! Но уж семь баллов по алхимии она за эти чернила заслужила точно, а леди Уинн поставила только четыре балла, да и то с третьего раза!

– Наверное, я не очень хорошо запомнила именно эту тему, – призналась она. – Зачем вообще некромантам артефакторика с алхимией? Ведь я же никогда не буду делать артефакты!

– А зачем артефакторика с алхимией разумнику? – невозмутимо поинтересовался Кармель. – Может, как раз для того, чтобы понимать, с чем имеешь дело?

Он снова указал взглядом на звезду, и Айлин окончательно покраснела.

– Я… перечитаю учебник, – пообещала она. – Вы правы…

И, чтобы сменить не слишком приятную тему, подошла к портрету. Кармель последовал за ней, и они вдвоем посмотрели на леди Вольдеринг.

– Имена ваших тетушек, – мгновенно понял разумник то же самое, что и Айлин. – Похоже, лорд Морхальт всемерно… чтил эту даму. Наверное, гордился родством с Тремя Дюжинами.

– Я точно знаю, что никогда ее не видела, – призналась Айлин. – Но все-таки она кажется мне… знакомой.

– Не удивлен, – согласился Кармель, переводя взгляд с портрета на Айлин. – Вы очень похожи. У вас другие глаза и волосы, моя дорогая, но ее черты лица отражаются в вас, как в зеркале… Кстати, у вашего деда был в точности такой же оттенок глаз, когда я у него учился. С возрастом они выцвели, став гораздо бледнее, но когда-то были именно такими. И у леди Гвенивер… – он вдруг осекся.

– Но у нас с ней одинаковый цвет глаз! – пораженно возразила Айлин, и Кармель медленно кивнул.

– Да. Ярко-зеленый, как весенняя трава. Но я готов поклясться, что ее глаза были того же цвета, что и у лорда Морхальта, а потом… потом они изменились. Хотел бы я знать, как это возможно!

Айлин вдруг вспомнила, что леди Гвенивер терпеть не могла смотреться в зеркало. Даже когда Мод делала ей прическу, она сидела, глядя на подол, на стол, в шкатулку с украшениями или вовсе закрыв глаза, – но в зеркало не смотрела, словно ей было неприятно себя видеть.

«Почему я никогда не замечала, как это странно?! – удивленно подумала Айлин. – Ведь леди Гвенивер так любила украшать себя, придумывать новые прически, с отменным вкусом подбирала украшения… и не любила собственное отражение!»

– Из пяти дочерей рыжие волосы и зеленые глаза своего отца унаследовала только она, – так же медленно, словно размышляя, продолжал разумник. – Глаза лорда Морхальта утратили цвет от возраста, это вполне естественно. Однако как их цвет мог измениться у молодой здоровой женщины? И этот цвет она передала вам…

– Леди Гвенивер ненавидела своего отца, – тихо сказала Айлин. – Раньше я не задумывалась об этом, но после замужества она не поддерживала с ним никаких связей. Даже с праздниками не поздравляла, а ведь это… самые основы этикета. Никогда не ездила с визитами, не возила нас… И он тоже не приезжал и не писал писем, как будто забыл, что у него есть дочери и внуки. А она… она даже свое отражение не любила, потому что оно напоминало, на кого она похожа…

– Элоиза его тоже терпеть не может, – задумчивым эхом отозвался Кармель. – Впрочем, учитывая, как он с ними обходился… Айлин, вы представляете, сколько стоит обстановка этой лаборатории? Артефактный щит, залитая золотом звезда, работа мастеров… А между тем, ваша родная мать и ее сестры сами шили себе платья и белье, да и того у них не было в достатке. Мне… неловко об этом говорить, но у пятерых благородных девиц на выданье было всего две пары выходных туфель – поэтому они никуда не ездили вместе, только по очереди. Одну пару делили между собой две старшие сестры, одну – три младшие…

– У них был одинаковый размер? – поразилась Айлин и осеклась, увидев взгляд Кармеля, полный сочувствия. – Или… нет?

– Боюсь, что не совсем, – вздохнул магистр. – При мне у Гвенивер однажды слетела туфелька прямо с ноги, и ваша мать… она расплакалась от стыда. А заштопанные и перешитые платья и вовсе были обычным делом. Я часто бывал у Морхальта и всегда старался привезти какой-то пустяк, дозволенный не поклоннику, а обычному гостю – пирожные к шамьету, цветы в корзине с лентами… И когда потом видел эти ленты в прическе у Брайд или Мэйв, удивлялся, неужели магистр гильдии не может позволить себе достойно содержать дом и дочерей? А он заливал золотом Барготову звезду!

Он передернулся с таким отвращением, что Айлин почувствовала жгучий стыд за человека, которого совсем не знала. Ей вдруг необыкновенно ярко вспомнилось, как негодовала леди Гвенивер от малейшей порчи одежды или обуви… Как тщательно велись хозяйственные расходы, и кухарка, думая, что маленькая Айлин ее не слышит, ворчала на скупость леди, у которой денег довольно, а она считает каждую банку шамьета и барг муки или соли… О да, леди Гвенивер знала цену каждой ленточки, которую горничные вплетали в косы ее дочери. И хотя этих лент всегда было достаточно, они были дорогие, яркие и безупречно подобранные к платьям, не дай Благие было испачкать или потерять хоть одну из них!

Что-то мучительно и горько заболело у Айлин внутри. Она всегда считала, что к ней строги лишь потому, что не любят… Но ведь леди Гвенивер и себе не позволяла ни малейшей неаккуратности, это прощалось только обожаемому Артуру, копии отца, воплощению Ревенгара…