Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия - Микейл Марк - Страница 71

Ужаснувшись таким рутинным, повседневным актам государственного насилия, Конгресс гражданских прав в 1951 году направил петицию в Конвенцию ООН о геноциде с громким названием "Мы обвиняем геноцид: Историческая петиция в ООН об освобождении от преступления правительства Соединенных Штатов против негритянского народа". Выдвинутая Полом Робсоном и Уильямом Паттерсоном, "Мы обвиняем геноцид" представляла собой трактат длиной в целую книгу, документирующий и осуждающий расовое насилие в Соединенных Штатах. Около 100 организаторов движения за гражданские права и известных интеллектуалов подписали петицию, в которой в качестве доказательств систематического расизма в отношении чернокожего населения Америки приводились сегрегация, линчевание и жестокость полиции. Формулируя жестокость полиции как геноцид, организации по защите гражданских прав начала 1950-х гг. считали, что государственное насилие обладает не меньшей силой для насаждения расового неравенства, чем линчевание времен Джима Кроу.

Когда-то классическим способом самосуда была веревка. Теперь это пуля полицейского. Для многих американцев полиция - это правительство, безусловно, его наиболее заметный представитель. Мы считаем, что факты свидетельствуют о том, что убийство негров стало политикой полиции в США и что политика полиции является наиболее практическим выражением политики правительства.

В ответ на столь резкую критику Департамент полиции Чикаго в 1960 г. нанял реформатора Орландо У. Уилсона, чтобы тот "помог стабилизировать ситуацию в полицейском управлении". Первоначально Уилсон попытался преодолеть растущий разрыв между полицейскими и чернокожими сообществами путем проведения таких реформ, как программа "Дружелюбный офицер", в рамках которой сотрудники полиции непосредственно общались со школьниками, и семинары по работе с населением, на которых полицейские и население могли вести диалог. Однако, будучи "суровым сторонником закона и порядка", Уилсон запустил "агрессивное превентивное патрулирование" и сопутствующую ему программу "остановки и задержания", которая впоследствии превратилась в "остановку и обыск" после решения Верховного суда 1961 г. по делу "Мэпп против Огайо", запретившего доказательства, полученные в результате необоснованного обыска и изъятия. Затем Уилсон обратился к показателям преступности, чтобы построить статистическое обоснование для расширения своего департамента, когда он "произвел революцию в сборе и представлении статистики преступлений, что особенно важно, сообщив о покушениях на преступления, а не просто о совершенных преступлениях". Эта статистическая "петля обратной связи", как называет ее Балто, целенаправленно создавала рост уровня преступности в городе, который затем обосновывал необходимость финансирования и, соответственно, роста городского полицейского управления. С 1965 по 1970 год число патрульных полицейских выросло на 25%, а их финансирование удвоилось - с 90 млн. долл. в 1965 году до 190 млн. долл. в 1970 году. «Это заблуждение, что полиция просто исполняет законы, как они есть, - заключает Балто, - скорее, она регулярно определяет саму природу и смысл этих законов". Поскольку критерием успешной реформы полиции были аресты, "агрессивный превентивный патруль" сделал аресты "сутью всей стратегии».

Как убедительно показывают новые исторические исследования деятельности городской полиции в Нью-Йорке, Сан-Франциско и Лос-Анджелесе, реформа полиции и преследование чернокожих общин происходили одновременно в разных городах. Насилие со стороны полиции в городских центрах было не только массовым, но и неизменно жестоким на протяжении всего ХХ века. Повседневный полицейский произвол в конечном итоге вылился в городское восстание во время волны политического насилия в конце 1960-х годов. Период, который Пинкер связывает с "новым миром" ненасилия, на самом деле завершается двумя наиболее известными городскими восстаниями в стране - восстанием в Лос-Анджелесе в 1965 году и восстанием в Лос-Анджелесе в 1992 году. Как и большинство городских восстаний в Америке в ХХ веке, эти уличные восстания были спровоцированы многолетним безотчетным насилием со стороны государства в виде полицейского произвола и уличных казней. Как показывает Макс Фелкер-Кантор в своем исследовании работы полиции в Лос-Анджелесе, расстрелы чернокожих полицейскими исторически не были ни справедливыми, ни подотчетными. За год, предшествовавший восстанию в Уоттсе в 1965 г., полицейское управление Лос-Анджелеса (LAPD) "совершило шестьдесят четыре убийства, из которых шестьдесят два были признаны оправданными. В двадцати семи случаях жертва была убита выстрелом в спину; двадцать пять подозреваемых были безоружны, а четверо на момент выстрела не совершили никакого преступления". Разоблачение "оправданного убийства" как расистского государственного насилия и откровенного убийства становится особенно пугающим, если учесть, что на 77-й улице в полицейском участке Лос-Анджелеса часто используется аббревиатура LSMFT, означающая «Давайте сегодня пристрелим ублюдка. У тебя что, ниггерский нокер весь блестит?» Подобные настроения не были уделом нескольких "плохих яблок", а широко разделялись в полиции Лос-Анджелеса в целом и на самом верху управления. Действительно, не менее печально известный начальник полиции Лос-Анджелеса (1950-65 гг.) Уильям Паркер рассматривал работу городской полиции как "внутреннюю войну", где полиция представляет собой "тонкую голубую линию обороны... от которой мы должны зависеть, чтобы защитить вторжение изнутри".

Открытое пренебрежение к жизни чернокожих, проявляющееся в злоупотреблениях городской полиции, объясняется не только консерваторами, исповедующими "жесткий подход" и "закон и порядок". Как показано в книге "Полицейский Лос-Анджелес", период правления либерального афроамериканского мэра Тома Брэдли (1973-93 гг.) закончился избиением Родни Кинга четырьмя полицейскими, что послужило искрой для городского восстания 1992 г. в Лос-Анджелесе. Несмотря на попытки либералов провести такие реформы, как "процессуальная справедливость, улучшение отношений между полицией и обществом, повышение уровня профессиональной подготовки, направленные на смягчение власти полиции", полицейский произвол сохранялся, поскольку даже чернокожий либерал, долгое время занимавший пост мэра, Брэдли не пытался "коренным образом изменить основные властные отношения между полицией и городскими властями, с одной стороны, и черными и коричневыми сообществами - с другой". Эта неспособность проявить политическую волю в конечном итоге привела к тому, что Родни Кинг был избит дубинками несколькими полицейскими, один из которых инструктировал своих подчиненных "бить по суставам, по запястьям, по локтям, по коленям, по лодыжкам". То, что город взорвался волнениями после известия об оправдании полицейских летом 1992 г., не должно удивлять - как показали исследователи карцеральных государств, произошедшее в Лос-Анджелесе в 1992 г. следует понимать не как беззаконный "бунт", а скорее как уличное восстание против системы уголовного правосудия, которая позволяла насилию против чернокожих не прекращаться, оправдывая его законностью. Рассматривая способность полицейской власти делать жизнь чернокожих одноразовой без юридических последствий, Фелкер-Кантор приходит к выводу, что исторически полиция сохраняет то, что он назвал "монополией на легитимное насилие". "Поскольку монополия на средства насилия была основным элементом полицейской власти", - заключает Фелкер-Кантор, - "она позволяла полиции Лос-Анджелеса агрессивно дисциплинировать предполагаемые угрозы социальному порядку и, таким образом, создавать и обеспечивать иерархический расовый порядок".

Пинкер, однако, отвергает городские восстания как свидетельство преступности чернокожих, а не как функцию государственного насилия. "Афроамериканцы были зачинщиками беспорядков, - напоминает Пинкер своим читателям, - а не объектами, число погибших было невелико (большинство участников беспорядков были убиты полицией), и практически все объекты были имуществом, а не людьми. После 1950 г. в США не было беспорядков, в которых бы выделялась какая-либо раса или этническая группа". Во-первых, такое игнорирование не учитывает беспорядки белых в 1950-е и в 1970-е годы, когда белые жители северных городов отвечали на расовую интеграцию своих школ и районов широкомасштабным насилием, включая ряд яростных "квартальных" инцидентов беспорядков белых в Чикаго 1950-1960-х годов и когда "антибассеры" в Бостоне 1970-х годов бросали камни в школьные автобусы, заполненные черными детьми. Во-вторых, он отвергает городские волнения чернокожих как беспричинную преступность, вместо того чтобы понимать "беспорядки" как то, что Мартин Лютер Кинг называл "голосом неслышащих", где разочарованная реакция на продолжающийся полицейский произвол может быть лучше понята через призму точечных сражений за политическое насилие.