Ангел-мечтатель (СИ) - Буря Ирина - Страница 185

— Был, — коротко ответила я. — Пес. Парень был с характером, веревки вить из себя не давал, но на защиту вставал при любом косом взгляде — одним словом, лучший друг, как у нас собак называют.

— А почему сейчас нет? — продолжал допытываться он.

— А они меньше людей живут, — с неожиданной для себя резкостью отрезала я. — И уходят. Оставляя людей одних. Больше не хочу.

В трубке повисла пауза. Очень долгая.

— Ладно, — прервала я ее, пока она тягостной не стала, — с животными понятно. А где люди?

— Ты хочешь увидеть людей, созданных для этого мира? — медленно, чуть ли не по слогам произнес он.

— Да кто же не хочет оригинальный портрет Адама увидеть? — попыталась я шуткой сбить накатившую на меня волну напряжения. — А чего — нельзя, что ли?

Телефон снова пискнул — и с его экрана на меня глянуло человеческое лицо.

У меня зубы сами собой сжались. Знакомый был образ — в целом, весьма напоминающий тот, что был запечатлен на бесчисленных полотнах старых мастеров.

Те же белобрысые кудри, миловидная физиономия, взгляд теленка, ждущего, кто бы веревку у него на шее в руки взял и повел бы его под теплый кров и к полной кормушке, сутулые плечи, прямо намекающие на готовность к покорности и смирению.

На этом рисунок и остановился, но воображение с легкостью продолжило его — сжавшейся, словно в ожидании удара, фигурой с безвольно опущенными руками и уже чуть согнутыми в коленях ногами.

Но этот же еще и красавцем писаным оказался!

В глазищами в пол-лица, как в японских мультиках, здоровым румянцем во все щеки, кокетливыми ямочками на последних и губками бантиком.

Идеальный образ для рекламного баннера — пока он там в неподвижности застыл.

А в жизни — стоит хоть одному мускулу шевельнуться, и перекашивает всю эту идиллическую гармонию, расползается она по швам. И сразу в глаза бросается безвольный подбородок, капризные складки в уголках губ, брови, готовы мгновенно сложиться в недовольную гримасу и полный самолюбования взгляд.

— Нравится? — понеслась до меня из трубки очередная волна напряжения. Усиленная.

М-да, говорят, автор самого себя в той или иной мере в свои творения вкладывает — этот вот так, что ли, свою сущность представляет? Физиономию его не видно, но судя по голосу — комплиментов ждет.

— Впечатляет, — ограничилась я минимальным. — Такому хорошо в благотворительности работать — пожертвования от зрелых дам рекой потекут. Не хочу критиковать руку художника, — сочтя дань объективности более чем достаточной, вернулась я с облегчением в привычной себе прямоте, — но пейзажи и животные получились лучше.

На той стороне трубки опять раздался невнятный звук — то ли подавленного негодования, то ли сдержанного смешка — но напряжение резко спало.

— А Ева где? — получив явное доказательство того, что без всяких недомолвок любой разговор лучше идет, принялась я развивать успех.

— Ее эскизов у меня нет, — отозвался он самым жизнерадостным тоном. — Она не входила в мой проект. Скажем так: ее создавали в спешке, из подручных средств и без детальной проработки образа — так что просто представь себе копию Адама.

Интересно, а брюнеты тогда у нас откуда взялись? Вот это был бы подарок апологетам теории инопланетного вмешательства!

— Так ущербный у тебя тогда проект был! — фыркнула я. — Неудивительно, что его корректировать пришлось. Кто мир для одного человека создает? Он же так и помрет без продолжения рода!

— Разумеется, в моем проекте была пара первородных, — снова медленно, с нарочитым терпением в голосе заговорил он. — Но их пути потом разошлись: она приняла этот мир, он — нет. И его внедрили туда потом действительно против его воли. И моей собственной — я считал невозможным насильно навязывать кому бы то ни было свое творение.

— А портреты этой ее у тебя сохранились? — Вот хорошо бы получить опровержение бреда об инопланетянах прямо из первых, так сказать, рук! — Покажи хоть прародительницу!

Телефон опять замолчал — так глухо, что я уже почти решила, что он все же отключился. Ну, понятно — тут же восторги по поводу его собственного, на бумаге воплощенного, Я ожидались!

Я вздрогнула от уже неожиданного писка и уставилась на еще одно лицо на экране телефона.

Еще более мне знакомое.

Ежедневно смотрящее на меня из зеркала.

Только лет тридцать назад.

Хотя нет — у меня и тридцать лет назад не было такой открытости и во взгляде, и во всем облике. Я уже тогда четко знала, что жизнь — штука суровая и в ней нужно постоянно быть готовой к чему угодно.

Собственно, судя по тем обрывкам довольно неприятных воспоминаний, я об этом знала не только тридцать, но и сто, и двести … и к скольки там еще столетиям они меня приговорили — назад.

А вот теперь стоп. Это он на что теперь намекает? Что я на свой возраст намного лучше сохранилась, чем предполагала? Даже после откровений о его противоестественной длительности?!

Нет-нет-нет, человека с таким лицом, как у нее, наказывать точно не за что.

Значит, это моя прабабка — вот и сходство проявилось, гены сработали.

Нет, пра-пра-пра-прабабка.

Я на тысячи лет у себя за спиной не согласна — я только с сотнями смиряться начала!

— Узнаешь? — крайне неуверенно протолкалось к моему сознанию одно короткое слово.

— Некоторое сходство просматривается, — осторожно заметила я, четко обозначая дистанцию с навязываемым мне образом. — Можно предположить, что таки прародительница. В целом, даже похоже на правду — не могла я произойти от того, кому земля не нравится.

Я снова замолчала, словно меня кто-то за горло схватил. При всем своем лингвистическом образовании арифметику я еще пока не забыла — и она вдруг клацнула у меня в голосе резким, хлестким выстрелом.

— Подожди-ка, — медленно проговорила я, запнувшись при воспоминании о том, какую брезгливую насмешку всегда вызывали у меня мужские ухаживания — и ангельские тоже, Стас с Максом соврать не дадут. — Ты что-то говорил о двух линиях в человеческом роде. Адам с Евой — понятно, а эта … ты что, в гермафродита ее переделал?!

— Да Творец же мне свидетель! — завопил он так, что меня от телефона отшатнуло. — Как тебе только в голову могло такое прийти! Хорошего же ты обо мне мнения — отправить женщину в совершенно неведомый ей мир и оставить ее там одну его осваивать! Со всеми его физическими тяготами! Без какой-либо помощи! Разумеется, нет! Разумеется, у нее появился … спутник! И очень ей подходящий, между прочим!

— А вот это уже интересно! — Вырвалось у меня с совершенно неожиданным нетерпением. — А ну, давай его сюда! Уж если до корней докапываться, так до всех!

— Что ты сказала? — едва слышно отозвался он.

— Ты же сам ко мне приставал, — возмутилась я, — чтобы к самым истокам истории вернуться!

— Нет, до этого, — уже чуть громче поправился он.

— Давай сюда прародителя, говорю! — не заставила я просить себя дважды. — Я имею полное право на него хотя бы глянуть.

— Что ты завтра делаешь? — вспомнил он о старой привычке вилять во все стороны. — Я имею в виду — вечером, после работы.

— Это еще зачем? — подозрительно нахмурилась я.

— Я хотел бы представить тебе … ее спутника лично, — решительно объявил он. — И надеюсь, что сейчас у меня это получится.

Как по мне, так можно было бы и прямо сейчас фотку прислать. Хотя этого внепланового спутника тоже, наверно, задним числом доделывали — придется сейчас его портрет по памяти воссоздавать.

— Ладно, когда вас ждать? — плюнула я на размышления — пусть хоть как-то портрет предка покажет, любопытство уже загрызло.

— Я буду один. Если буду, — восстановил он мои размышления во всех правах. — Когда — это ты мне скажешь, а где — встреть меня, пожалуйста, в том месте, где мы в прошлый раз расстались.

— А чего там? — все еще удерживала я в узде рвущиеся на волю размышления.

— Мне нужно представить себе точку назначения, — как-то рассеянно объяснил он. — А я сейчас хорошо знаю только это место и тот гостеприимный дом, в который меня привела Татьяна. В последнем слишком людно, а в этом месте … там вдалеке было что-то вроде леса — мы сможем туда подъехать?