Лед Апокалипсиса (СИ) - Кулабухов Тимофей "Varvar" - Страница 40

Сели прямо на снег.

— Курить? А, Кабыр? — с усмешкой спросил Денис.

— На охоте нельзя курить. Вообще нельзя, но на охоте особенно.

Руки нестерпимо дрожали. Подобрал опрыскиватель, потом задумчиво опустил, уронил в снег.

— У Джека Лондона медвежатину с удовольствием кушали. Может, заберем тела?

— Туши, — поправил Хакас. И улыбнулся чему-то своему.

До Питомника было намного ближе, чем до Станции. Из щитов вышли неплохие санки для медведей. Теперь, когда они были убиты, они не казались большими и грозными. Шерсть торчком, вылизанные, ухоженные, но довольно-таки худые. Погодная карусель свела их с ума. Зоолог или охотник объяснил бы как и почему.

Выживших было двадцать два человека, и они ещё долго прятались в здании конторы, не желая нам открывать. Все окна и двери забаррикадированы, забиты кусками мебели, досками, железом. В нескольких местах медведи явно пытались отковырять защиту, чтобы полакомиться оставшимися в живых.

Это всё меркло перед картиной в гараже, эдаком длинном старомодном амбаре, переоборудованном под склад инвентаря, прочего скраба и техники.

— У нас даже трактор работает. Тэ — шестнадцать, он же «попрошайка», — с годностью поведал Аркадий.

Почему раньше не говорил? Когда туши погрузили на щиты-санки, я подумал над идеей сразу вернуть четырех охотников на Станцию. Ну, чтобы сразу тащили косолапых на базу, а не выгуливать туда-сюда. Однако мы и туши здесь. Вторая после логистики причина в том, что мы заявились всей толпой — это желание произвести впечатление на местных и иметь численное преимущество, быть убедительными. Всё же это хоть и небольшой, на лагерь выживших, со своими порядками, лидерами, отношениями.

В гараже нас встретили тошнотворные и пугающие человеческие останки. Валялись ребра, чья-то голова, обглоданный таз, по углам вонючие обрывки кишок. Ну, допустим, жалел я зверей зря, они людей жрали без тени сомнений. Убедительно доказывали, что человек больше не является вершиной пищевой цепочки. И это ещё белые медведи не подтянулись. Шайсе.

После почти часа стуков, воплей и переговоров со стороны Аркадия Гайдара, спасенные потянулись наружу. И вид они имели даже по сравнению с нами — гнетущий (спустя три недели ледникового периода мы и сами смахивали на лихих странствующих бичей). Худые, с безумными глазами, грязные, вонючие, полубезумные. Только психов мне тут не хватало.

Время — двенадцать сорок.

— Выходите и послушайте! Слушайте все! Мы бойцы лагеря Фрунзе. В гараже останки ваших товарищей. Мы все вместе сейчас их соберём и похороним в братской могиле. Хватит таращиться. После этого, поищем всё ценное и с песнями идём на станцию Узловая. Ночью будет адски холодно. Идём все. Вопросы? Аркадий Евгеньевич, что вы там по поводу работающего трактора говорили?

Трактор стоял в глубине гаража. Вообще тут техники полно, всё больше «не на ходу». Один из выживших, как он представился (с большущим испугом в глазах) — механик Петухов, полазил в нём, что-то проверил, что-то налил, достал длинный шнур (шморгалку), намотал, с третьей попытки завёл пусковой двигатель-пускач. Заревело, загрохотало. Запустил основной двигатель. И правда, работает.

Вообще «тэ — шестнадцать», это трактор с натяжкой. Шестнадцать в названии, означало количество лошадиных сил. Эдакий мопед мира тракторов. Для сравнения у «Тэ — сто пятьдесят» соответственно полторы сотни лошадиных сил, то есть почти в десять раз больше. Даже у минского работяги «белоруса» МТЗ-80 их, как нетрудно догадаться, восемьдесят (и не надо тут про уровень фантазии советских инженеров при присвоении названия). Зато посадка высокая, это плюс. Ворота распахнули, попросил выкатить самоходную коляску «во двор». Эта чудо-техника спокойно себя чувствовала на снегу. Хм. Трактор.

— Денис, Кабыр. Это и есть ответ на наш вопрос. Трактор. Мы перевезём уголь трактором.

Они с сомнением смотрели на конструкцию «тэ — шестнадцать». Оригинальная штука. Красный, весь какой-то погрызенный, местами помятый, старый. Впереди небольшой грузовой кузов, за ним вертикальная простецкая кабина. Всё это высоко, на прямоугольной немного ржавой раме. В «жопной» части — дребезжащий двигатель.

— Не смотрите так. Тэшку сильно не нагрузишь. Может, полтонны. Тонну. Не знаю. Но у нас есть трактора и спецтехника на химзаводе, проверим их. Что-нибудь подберём. У нас же шестьдесят тонн соляры. А как лошадка, даже этот трактор тоже чрезвычайно крут. Быстрее человека, везёт много. Сокол в мире техники. Ввиду отсутствия снегоходов этот малохольный незаконнорождённый внук «сталинца» и «джон дира» нам ещё послужит. Ладно, приступаем к делам нашим скорбным. Петухов, испытаем технику на проходимость? Надо на хуторок сгонять, человечка проверить.

Альпинист был жив и бухал. Спору нет, похоронить родителей — врагу не пожелаешь. И все же вопрос переезда к нам по-прежнему стоял ребром. Откровенно говоря, «каждый первый» выживший кого-то из родных и близких потерял (как правило, вообще всех). И этот груз смерти никогда и никуда не денется.

Просил дать ему ещё день. Вернее, что приехать за ним нужно завтра или послезавтра. Допустим. Просил его вещи собрать, к переезду.

Вернулись на Горпитомник. Расстояние в три километра даже не тихоходной технике преодолевали меньше чем за полчаса. Недурно. Ни разу не застряли, не буксовали, хотя опыт и навык вождения по снегам, безусловно, нужен. Например, высокая посадка означала и высокий центр тяжести, при езде на наклонных плоскостях недолго и перевернуться.

Хоронили останки. Яма с неровными краями была наспех выдолблена в замерзшей клумбе. Дядя Аркадий сказал какие-то обращенный к покойникам слова, вспоминая их по именам. Кинули по горсти земли вперемешку с лежалым снегом.

Уговаривать на переезд не пришлось. Не знаю, какова была обстановка до нападения медведей, но сейчас выжившие спешили убраться. Только причитали, про «когда все это кончится».

Двадцать два человека, включая девять женщин всех возрастов. Дам, в компании медвежьих туш загрузили в кузов и отправили первым рейсом. Кабыр поехал в качестве мер безопасности (ну и проследить, чтобы Петухов чего-то не выкинул и не улетел в теплые страны). Приготовили по максимуму полезного груза для второй ходки. Вечерело.

Трактор пришёл за второй ходкой. Жаль, что больше нет техники на ходу. Нагрузили всем, чем можно, ещё и на щиты-волокуши осталось, отправили и двинулись следом. За всей суетой не осмотрел владения, не поискал ценности, полезности. Теряю хватку как мародёр.

Вечер. В подвале было душно и тесно. Тринадцать вместе с Виталием. Плюс два стажёра, Аркадий, итого шестнадцать. Плюс двадцать два свежевыжатых спасенных человека. Итого тридцать восемь человек. С теснотой надо срочно что-то делать.

С медведей сняли шкуры, срезали когти (отдали Кабыру, как законный трофей), вынули кишки, но дальше не разделывали, оставили на вагонных простынях остывать в кассовой зоне. Эдакая своеобразная очередь за билетами из требухи и внутренних органов. Почки медведя напоминали ожерелье. Кто бы знал.

Для трактора расширили (пришлось выгнать на работу уже уставшую команду студентов, само собой они из-за этого «роптали») наклонный спуск в здание вокзала. Широченные двери отковыряли, распахнули. Они впустили трактор на парковку посреди большого фойе, или зала ожидания. Оставлять трактор просто на поверхности нельзя, сегодня будет опять за минус сорок, он просто замерзнет к ебене матери. Тарахтение двигателя наполнило мёртвое здание веселым гулом. Как бывший цивилизованный человек немного скучал по технологическим шумам, грохоту и шелесту, пищанию, гулу, жужжанию. Всем этим признакам того, что вторая природа доминирует над первой. Вернее сказать — доминировала. Пока что тарахтение признак того, что мы и наши технологии ещё живы.

Петухов без команды заглушил, вылез, достал тряпочку и стал придирчиво вытирать своего коня. Ха. Ручаюсь, что раньше он к технике так ревностно не относился (иначе трактор не выглядел бы как одноглазый кибер-зомби со свалки).