Рикэм-бо «Стерегущий берег» (СИ) - Кротков Антон Павлович - Страница 59

— Всё равно ведь всё будет хорошо…Правда, папа?

В голове Гуллера тоже не укладывалось: «Почему всё так произошло? Как Всевышний допускает такую вопиющую несправедливость в отношении этого чистого душой ребёнка? Ну ладно я — старый греховодник. Со мной ты можешь поступать так, как считаешь нужным. Но он то в чём перед тобой провинился, Боже?!».

Гуллер знал, что, если ничего не предпринять, его сыну осталось жить всего несколько недель. И он пошёл на всё ради него. Когда стало ясно, что спасти мальчика могут только в дорогой частной клинике, отец без сожаления растоптал прежние принципы. Чего он достиг своей честностью, принципиальностью и тридцатью годами беспорочной службы?

Если его медицинской страховки Medicare не хватит, чтобы покрыть лечение в Швейцарии самого дорогого ему существа. Недаром эту страховку кто-то из коллег назвал «дыркой от бублика» (doughnut hole).

Так к дьяволу всю высокопарную чушь, которой молодым кадетам начинают забивать мозги с первых дней учёбы в полицейской академии! Жаль лишь что он, старый дурак, слишком поздно прозрел. Будь он умнее и дальновиднее, давно бы принял предложения бизнесменов, обещавших хорошо платить за Private contract. Так назывался тайный договор между влительным полицейским и каким-либо заведением (например, рестораном или игорным залом) о всякого рода выплатах за покровительство и охрану от рэкетиров и отморозков. Но он свой шанс обзавестись надёжной финансовой подушкой на все случаи жизни в своё время не использовал и в результате оказался плохим отцом.

Перед глазами Гуллера стояло лицо измученного болезнью сына, он воспринимал его боль, как свою. Если бы его душа не заматерела на такой работе, он бы заплакал от сострадания и понимания своего полного бессилия. В голове полицейского всё ещё звучали равнодушные холодные голоса, как эхо недавнего разговора:

«— Мы понимаем вашу ситуацию, — с силиконовым сочувствием говорили ему. — Однако вы не смогли выполнить то, о чём мы вас просили.

— Я сам не понимаю, что произошло! Я сделал всё так, как мы договаривались.

— Этого мало, детектив. Мы не платим такие деньги лишь за одно усердие. Нас интересует только результат. А ваш подопечный не поверил вам и не бросился за помощью к своим кураторам. Нам нужно было зафиксировать его контакты, но мы не смогли этого сделать. И всё по вашей вине.

— Но мой сын! Послушайте, он угасает с каждой минутой. Эта операция для него — вопрос жизни и смерти.

— Примите наше искреннее сочувствие. Попробуйте обратиться к своему начальству. Кроме того, существуют благотворительные организации, которые призваны помогать людям, оказавшимся в вашей ситуации.

— Поймите же! У меня не осталось времени ходить по инстанциям, деньги нужны мне уже сегодня, полная сумма. Эти частые врачи отказываются оперировать в долг или в рассрочку».

— Я всё исправлю! Это правда! Доверяйте мне! — бормотал старый сгорбленный мужчина. Он потерянно брёл по улице, уставившись остановившимся пустым взглядом в пространство перед собой. Встречные прохожие реагировали по-разному: одни смотрели на помешанного старика с брезгливой опаской или просто отводили глаза. Некоторые подходили и предлагали помощь.

Но Гуллер никого не замечал. В глазах его затеплилась некоторая осмысленность лишь, когда он заметил человеческий обрубок, кативший на своих двух колёсах поперёк проезжей части. Инвалид сидел в точно таком же инвалидном кресле, в котором провёл последние годы его обожаемый Эрик.

Гуллер направился вслед за безногим, скрывшимся в узком проходе между домами…

Он шёл, насвистывая старый марш и толкая перед собой инвалидное кресло. Даже пустое оно катилось без особой охоты, увязая по спицы в вязком морском дне, обнажившемся после отлива.

Удалившись от берега примерно на километр, Малколм Гуллер погрузился в кресло, которое приветливо скрипнуло под его весом.

— А ничего себе сиденьеце для старого поедателя пончиков, — криво ухмыльнулся старый полицейский.

Он вытащил из пакета купленную по дороге бутылку. Виски обожгло загрубевшее горло мужчины, заставив его закашляться, но в то же время расслабило. Постоянное ощущение страшного напряжения и почти непереносимой душевной боли постепенно стало отпускать. Гуллер с благодарностью сделал новый глоток.

Он не спеша опорожнил бутылку, чувствуя, как внутри всё отогревается. Тёмная вода уже плескалась у его ног, а он мурлыкал себе под нос и беседовал с обманувшим его Богом:

— Вот я перед тобой на этом проклятом кресле! К такому же ты непонятно за какой грех приковал моего Эрика. Скоро я появлюсь в твоём розовеньком притоне, старый мошенник, и тебе придётся объяснить, как так вышло, что я всю жизнь жил по твоим заповедям, а в награду меня кинули, словно последнего лоха, и ты не послал никого из ангелов разобраться?

Только не надейся провести меня. Мне плевать, что тебя называют всемогущим! Я тридцать лет в полиции и насквозь вижу, когда мне пытаются впарить фальшивку. Если попробуешь увиливать, я потребую суда над тобой.

Гуллер не ожидал, что Бог ответит ему так быстро. Безотчётно потирающие поручни пальцы наткнулись на что-то шершавое. На металле чем-то острым было нацарапано: «Пока живёшь — надейся!».

Гуллер ощутил смутное беспокойство, пускай и притупленное алкоголем.

«Разве мне обязательно сейчас умирать? — шевельнулась в голове робкая мысль, за которую он тут же ухватился: — Надо заставить этих сволочей заплатить! Я ведь даже не пробовал толком прижать их стенке. Ещё есть время попытаться это сделать. Ведь если меня не станет, Эрика точно уже никто не спасёт».

Капитан нервно заёрзал на скрипучем сиденье, дёрнулся, но наручники, которыми сам себя же приковал себя к креслу, удержали его на месте.

Океан быстро надвигался, подгоняемый поднявшимся ветром.

Гуллер оглянулся: змеящееся вдоль берега шоссе было пустынно. Вряд ли стоит надеяться, что кто-то появится там в ближайшее время. А если и появится, то, скорее всего, не заметит ничего: зачем водителю вглядываться в пустынное пространство сбоку. Никто во всём мире не знает, в каком положении он оказался. Теперь лишь он сам может исправить собственную глупость.

Гуллер помнил, куда забросил ключ от наручников. Однако под тяжестью его тела колёса коляски ещё глубже ушли в ил и едва проворачивались. Теперь он дрожал от страха. Тяжелая коляска без сомнения камнем утащит его на дно. Самообладание едва не покинуло его…

Всего то какие-то пятнадцать шагов нужно было преодолеть, но Гуллер весь взмок от напряжения, мышцы рук и плеч сводило судорогой. И всё же желание жить в нём оказалось сильнее обстоятельств. Оказавшись в том месте, мужчина сполз с коляски и стал свободной рукой наощупь искать в песке ключ. Вода поднималась всё выше и выше. Брызги и пена летели ему в лицо, волны окатывали плечи.

Странный стук не сразу привлёк его внимание. Наконец, Малколм поднял голову и вопросительно посмотрел в сторону берега. На шоссе появился автомобиль. Фургон тёмного цвета. Он не двигался. Рядом стояли какие-то люди и смотрели в его сторону. Полицейский заорал им. Однако не было заметно, чтобы люди на берегу спешили прийти ему на помощь.

Волны становились всё выше и несколько раз обдали его с головой. Вода попадала в рот, заливала глаза и уши. Но старый полицейский не сдавался, с отчаянным упорством продолжая ползать вокруг коляски и шарить по дну. Он рычал от тоски и злобы, и уже готов был вцепиться зубами в скованную руку, чтобы попытаться отгрызть запястье и высвободиться из капкана. И тут он нащупал заветный ключ! Мужчина резко вскинув руку над головой испустил радостный вопль. Оставалось освободиться от оков и плыть к берегу…

Не будь этой женщины Исмаилов несомненно погиб бы. Правда операция по удалению пули из его ноги оказалась гораздо более жёстким испытанием для его воли, чем он ожидал. Страшная боль едва не доконала его. Спиртное не слишком помогло. Почти теряя сознание, Исмаилов наблюдал, как Клео Марини запустила свои длинные пальцы ему в рану и копается там. При этом она постоянно разговаривала с ним, и Игорю приходилось отвечать на её вопросы. Видимо, она опасалась, что, потеряв сознание, он может уже не очнуться.