Распад - Стерлинг Брюс - Страница 112
- Предыдущая
- 112/121
- Следующая
— Это будет правильный и вполне уместный шаг. Это необходимо. В сущности, это единственная реальная возможность для нас обоих куда-нибудь отсюда двинуться.
— Оскар, мы никуда не можем отсюда двинуться. Наша свадьба не может создать прочное общество. Узаконить отношения двоих — это не значит узаконить все сообщество. Оно не может стать законным. Я военный вождь и забастовочный лидер — я была Жанной д'Арк. Никто никогда не избирал меня. Мое правление держится только на силе и умелой пропаганде. Реальная власть здесь у тебя и твоего друга Кевина. А Кевин — это уголовник, дорвавшийся до власти: он наводит ужас, это просто безмозглый громила. Он приносит мне пухлые досье, он запугивает людей и шпионит за ними. Мне все это опротивело. Я становлюсь каким-то чудовищем. Так не может продолжаться, это неправильно. За этим нет будущего.
— Ты много думала над этим, не правда ли?
— Это ты научил меня об этом думать. Ты научил меня думать политически. Ты хороший тактик, Оскар, ты действительно очень умен, ты хорошо разбираешься в людских недостатках и слабостях, но ты совсем не разбираешься в их сильных сторонах и ничего не знаешь об их чистоте и честности. Ты не мыслишь стратегически. Ты знаешь все грязные трюки в го — как ходить камнями в угол и прочее, но ты не воспринимаешь доску в целом.
— А ты воспринимаешь?
— В какой-то мере. Я достаточно знаю о мире, чтобы понимать, что лучшее место для меня — это моя Лаборатория.
— Так ты капитулируешь?
— Как раз наоборот. Я ухожу в то время, когда я в выигрыше. Из того, что здесь затевается, кое-что окажется жизнеспособным, кое-что сохранится. Но это вовсе не новый мир. Это просто новая политическая система. Мы не можем запереться наглухо в недоступном убежище со мной в роли Королевы Термитов. Мне нужно уйти, бросить все это. А потом все это, может быть, будет разрушено до основания и на этом месте построено заново с самого начала что-нибудь совсем другое, прочное и основательное.
— А может быть, выйдет и иначе. Вдруг я все-таки окажусь великим стратегом.
— Дорогой мой, это не так! Ты житейски умен и хорошо соображаешь, но ты молод и не очень-то мудр. Ты не можешь стать королем, женившись на самозваной королеве, которую ты же сам и сотворил, продвинув ее из пешек. Тебе вообще не нужно быть королем. Это мерзкая должность. В нашем положении нам не нужно еще одного тупого тирана с золотой короной на голове. Нам нужно… нам нужно, чтобы явился такой человек, который может основать новую цивилизацию. Какой-нибудь святой или пророк, немыслимо мудрый, самоотверженный и благородный. Тот, кто сможет извлечь законы из хаоса, и порядок из хаоса, и справедливость из шума, и смысл из общего распада.
— Боже мой, Грета. Никогда раньше я не слышал, чтобы ты так говорила.
Она метнула на него быстрый взгляд.
— Мне кажется, я никогда раньше так и не думала.
— Все, что ты говоришь, — чистая правда. — Это жестокая, холодная правда, и это плохо, до невозможности плохо, это хуже, чем я мог себе представить, но, знаешь ли, я рад, что я теперь все это понял. Я всегда предпочитаю знать, с чем я имею дело. Я отказываюсь признать наше поражение. Я отказываюсь выходить из дела.
Я не хочу расставаться с тобой, я этого не вынесу. Ты единственная женщина, которая меня понимает.
— К сожалению, я слишком хорошо тебя понимаю и поэтому знаю, что есть вещи, которые тебе просто не под силу.
— Грета, не отказывайся от меня. Не бросай меня. Я сейчас добился здесь настоящего прорыва, я на пороге великих достижений. Ты права насчет проблемы диктаторства, это грязная реальность, это фундаментальная политическая проблема. Мы все вымотаны сейчас до предела, мы перегорели, мы погрязли в мелочах. Я согласен, что сиюминутная тактика больше не годится, но просто махнуть рукой на все и уйти — это дезертирство. Нам нужно создать что-то огромное и постоянное, нам нужна более высокая истина. Нет, не более высокая — более глубокая, нам нужно стать на граните. Никаких больше песочных замков, никаких импровизаций. Нам нужен гений. И ты и есть гений.
— Да, но не в том роде.
— Но мы с тобой, мы можем это сделать вместе, вдвоем! Если б у нас только было время действительно собраться с силами, если б мы могли так разговаривать с тобой, как сейчас. Послушай. Ты полностью убедила меня: ты умнее, чем я, ты более реалистична, я с тобой до конца. Мы уйдем отсюда. Мы удерем вместе. Забудь о пышном бракосочетании, о кольцах и рисе. Поедем с тобой… ну не то чтобы на остров, они все сейчас тонут… Мы поедем в Мэн. Мы пробудем там месяц, два месяца, пробудем год. Мы выйдем из Сети, мы будем пользоваться ручками и свечами. Мы соберемся там с силами всерьез и вплотную, ни на что не отвлекаясь. Мы напишем Конституцию.
— Зачем? Пусть этим занимается президент.
— Что, этот тип? Ну, это тот еще парень! Он же социалист, он собирается сделать нас здоровыми и практичными, совсем как в Европе. Но мы не европейцы! Америку создал тот народ, которому Европа опротивела до смерти! Для Америки норма не в том, чтобы держать носы в чистоте и отслеживать выбросы углекислого газа. Норма для Америки — это технологические перемены. Конечно, мы временно упустили это из виду, мы перестали об этом заботиться, другие страны нас обманули, они нас обморочили, они хотят, чтобы мир так и жил с холстами Рембрандта и неочищенным рисом до скончания веков, но сейчас мы встали с одра. Перемены в огромном масштабе — вот что нормально для Америки. А то, что нам сейчас нужно, — это плановые перемены, прогресс. Нам нужен прогресс.
— Оскар, ты весь раскраснелся. — Она потянулась к нему.
Он отдернул руку.
— Перестань. Хватит щупать мне пульс. Ты же знаешь, я этого терпеть не могу. Слушай меня внимательно. Я добьюсь того, чтобы этот образцовый в своем роде живой лабораторный стол меня по-настоящему полюбил. Я сделаю это для тебя, Грета. Я говорю совершенно серьезно, мы приступим к этому прямо с завтрашнего утра. Длинные каникулы в Мэне, в какой-нибудь славной романтической хижине. Лана снимет для нас что-нибудь в этом роде, она это умеет.
Ее глаза расширились.
— Что? Завтра? Лана? Глушь? Мы никак не можем отказаться от романтики: Клара и Лана Рамачандран, девчонка из Камасутры.
Оскар смотрел на нее с изумлением.
— Что ты сказала?
— Прошу прощения. Я ничего не хочу сказать дурного о Лане. Лана не виновата в том, что она к тебе неравнодушна. Но я не извиняюсь за то, что сказала о Кларе. Ты выпивал с ней! Кевин сказал мне.
Оскар был ошеломлен.
— Как это получилось, что мы об этом заговорили? Краска гнева залила ей шею и лицо.
— Я всегда думаю про это — я просто никогда не говорю об этом вслух! Клара, и Лана, и жена сенатора, и Мойра — все эти накрашенные, целеустремленные, глянцевые женщины — норовят запустить в тебя когти…
— Перестань, Грета, хватит. Верь мне! Я прошу тебя выйти за меня замуж. Мойра! Пойми же ты наконец. То, что я тебе предлагаю, — это всерьез. Это на самом деле, это прочно и основательно. Скажи мне раз и навсегда, за Мойру ты, что ли, выходишь замуж?
— Что? Мойра — это женщина из твоей команды, так ведь? Она ко мне заходила — старается искупить вину.
— Но Мойра работает на Хью! Когда ты ее видела?
— Она приходила ко мне в служебный кабинет. И принесла совсем новые воздушные фильтры. Они такие милые.
Оскар пристально посмотрел на воздушный фильтр. Он чувствовал, как в нем поднимается ужас. Он давно уже успел привыкнуть к этим безобидным устройствам. Их было множество повсюду. Без них нельзя было обойтись. Они очищали воздух от миазмов ядовитого тумана, они служили защитой от газовой атаки — этого троянского коня биовойны.
— Грета! Как ты могла принять подарок от этой женщины?
— Она сказала мне, что это подарок от тебя. Потому что он пахнет розами.
Она похлопала по коробочке. Затем подняла на него глаза, и взгляд ее выразил страдание и замешательство — след медленно осеняющей ее ужасной догадки.
- Предыдущая
- 112/121
- Следующая