Не выпускайте чудовищ из шкафа (СИ) - Демина Карина - Страница 40

- Гуляю, - с вызовом ответила Янка. – Что, нельзя?

- А мать твоя знает?

- Сдадите, да?

И голову склонила к плечу. Янка… да, Янка из местных, из тех, кто про остров знает, если не все, то почти все. Я вот так и не сроднилась, сколько уж лет, а все одно себя чужой ощущаю.

- Нет, - я похлопала по машине. – Подкинуть? Домой?

- Щас… мамка опять отправит картошку перебирать. Терпеть не могу. Она прорастать начала. И гнить. Гадость! – Янка поморщилась.

- Тогда просто поговорим?

Она приближалась осторожно, бочком. Высокая. Едва ли не выше меня. Волос темный. Кожа тоже смуглая, и не понять, то ли сама по себе, то ли загар виноват.

Яркая.

И красивая.

Девушки в её возрасте некрасивыми не бывают.

- О чем?

- О Мишке, - сказала я и вытащила из кармана мятую конфетку. – Хочешь?

- Она мятая, - Янка сморщила носик. – Сами жуйте.

Отказываться я не стала. Трансформация, даже частичная, изрядно сил забирает.

- У него была девушка.

- Вы спрашиваете?

- Скорее уж надеюсь, что ты поможешь её отыскать.

- С чего бы?

- Скажем, с того, что он твой брат.

- Сам дурак.

- Его убили.

- Свалился!

- Убили. Падал он уже мертвым, - конфета и вправду подтаяла, но все одно вкусная. – И я хочу найти того, кто его убил.

- Думаете, невеста?

- Стало быть невеста?

- Ну… - Янка смутилась. – Двадцать рублей.

- Что?!

От такой наглости я дар речи потеряла.

- Тридцать, - поправилась Янка. – Нет, пятьдесят!

- А розгой по жопе?!

- Сперва догони…

И тут я не сдержалась. То ли слишком уж много раз за последние дни меняла обличья, то ли просто одно к другому. А может, те самые непроработанные травмы, которые по уверению мозгоправа всенепременно мне жизнь попортят, себя показали… в общем, на нервах, оно почти не больно вышло.

И быстро.

И Янка охнула, отпрянув. Даже перекрестила меня размашисто так.

- Чур!

- След я возьму, - сказала я на всякий случай. – Свежий. И бегаю быстрее человека…

Она побледнела и сглотнула.

А я… мне даже стыдно не стало. Мишка ведь, а она деньги…

- Зачем тебе пятьдесят рублей? – я позволила твари остаться, и теперь голос звучал низко, вибрирующе.

- А есть разница? – она держалась в шагах трех, и напряженная, готовая броситься прочь.

- Мишка…

- Он уже мертвый. И ему все равно. Найдете вы, не найдете… ему все равно. А мне жить надо! – она стиснула кулаки. – Я… я уехать хочу! Понимаете?

Нет.

- Дед сказал, что я уже в возраст вхожу. Надо мужа искать. Такого, чтоб крепкий. Чтоб на хутор поселился. И работать помогал. А я буду детей растить. И тоже работать. Пока не сдохну… а я так не хочу!

Дерьмо.

Но молчу.

- Я… у меня, между прочим, способности! Не дар, но… там, на земле, - Янка мотнула головой. – Я могу выучиться! Стать кем-то… может, машинисткой. Может, помощником целителя. Я травы хорошо знаю! И лечить тоже пробовала! Мамка мне много чего показала. Главное, я стану! Сама! А не до самой смерти буду слушать, что он говорит. И…

И что ей ответить?

Что Яжинский пытается выжить? Что мужиков на хуторе и вправду мало, а теперь, без Мишки, и вовсе тяжко будет? И сам Яжинский год от года моложе не становится? Что он отвечает. На нее вот. За невесток. Других внучек…

- А остальные?

- Трусят, - фыркнула Янка, вдруг успокаиваясь. – Вон, Ленку уже почти сговорили. А там и Наинка пойдет, к ней тоже один заглядывает. Старый и страшный, но дед говорит, что надо брать, что сейчас мужиков мало, и это у нас тут выбор, а там, на большой земле, любому баба рада, кривому, косому…

За кривого Янка не хотела.

И за косого.

И вовсе замуж.

- Хорошо, - я вздохнула. – Я дам тебе пятьдесят рублей.

- Честно?!

- Силой клянусь. И письмо напишу. И с дедом твоим поговорю.

- Послушает он…

- Это смотря как говорить. Но сбегать не смей. Опасно это. Писать умеешь?

Кивнула, даже, почудилось, с обидой.

- Отправлю тебя…

К Одинцову. Пусть он этой головною болью мается. Он слишком ответственный, чтобы отмахнуться.

- …к бывшему моему мужу. Он тебя определит в школу. Если поступать, то знания нужны. Год подготовки у тебя будет. А дальше – сможешь, стало быть твоя удача. А нет – вернешься. Ясно?

Губа оттопырена. И кажется, что Янка вот-вот заплачет.

А я… я понимаю.

Я ведь тоже… если бы не война, что бы меня ждало? Короткое краденое счастье на сеновале? А потом позор, потому как любая тайна имеет обыкновение выползать на свет божий. Гнев отца. И разочарование матери.

Свадьба. С каким-нибудь вдовцом, не особо переборчивым и готовым закрыть глаза на грех девичий. И… дальше все, как у людей.

Все то, отчего Янка сбежать хочет. Она хотя бы хочет. А у меня вот когда-то и мысли не возникало.

Я протянула руку, и в нее скользнула дрожащая девичья ладошка.

- Так что там с Мишкой? Что за невеста?

- Софья, - тихо произнесла она.

- Погоди… это какая? – на мгновенье мелькнула дурная мысль, но я её отогнала. Быть того не может. А что имя, так имя-то распространенное. - Я её знаю?

- А то. Софья Сомова.

Дочь градоправителя? Вот же ж…

Спустя четверть часа мы сидели в кабине. Снаружи шелестел дождь, и сумерки подбирались раньше прежнего, убивая мою и без того робкую надежду отыскать хоть что-то. Янка мелко дрожала, то ли от нервов, то ли оттого, что избавилась, наконец, от мучившей её тайны.

История простая.

Танцы.

Их устраивали летом. Для всех. Поле. Фонарики. И музыка. Девицы и женщины вполне солидные, но готовые ненадолго вспомнить, как оно было. Мужчины в наглаженных рубашках. Тележка с мороженым или вот с водой.

Веселье, пусть не до утра, но до полуночи точно.

Мишка на танцы сбежал. Янка тоже собиралась, но не вышло. А он вот наврал, что в городе задерживается, и остался.

А там уже встретил её.

И случилась любовь.

Как?

Обыкновенно. С первого взгляда и до последнего вздоха. Разве в их годы бывает иначе. И острое ощущение неправильности, потому что оба знали… все они знали. Все понимали.

Про круг.

Перспективы.

Яжинского, который этакую невестку не поймет. Да и Сомов зятю из низов не обрадуется. Но тем ярче пылала любовь. И Янка завидовала. Помогала, таскала записочки, а одного раза даже провела Софью к тайному месту на берегу…

- Она не вредная. Вот, подарила мне, - Янка вытащила из-под куртки шнурок, на котором болталась яркая пластмассовая рыбка с золотыми плавниками. – И еще мыло хотела. И духи. Но я не взяла.

- Чего?

- А как? Мамка бы учуяла точно. Ну и остальные. Мигом бы деду донесли.

Все же она была сообразительной девочкой.

- Мишка для нее подарок в лавке Хомутовой искал?

- Ага…

- Знаешь, какой?

- Сперва подвеску. Такую, махонькую. Красивую… её быстро привезли. Тогда-то он и решился. Браслет. Серебряный. Витой. Красивущий… он мне на песочке нарисовал. Хотел кольцо, но кольцо надобно с камнем. А это дорого. У него столько не было.

- А сколько было?

- Не знаю… - Янка поспешно отвела глаза.

- Или правда, или договор расторгнут.

- Кольцо в пять рублей обошлось. Рубль вперед, и потом еще четыре. А за браслет он десятку задатка оставил. И еще столько же должен был бы…

Интересно.

Очень.

- А в тайнике я семьдесят нашла.

Ого?!

- Откуда.

- Сама не знаю. Честно! Вот вам крест! – она широко размахнулась. – Просто… ну я знала, где лежат. Вот и решила поглядеть.

Янка всхлипнула и поглядела на меня, пожалею ли. Не пожалею.

- Покажешь.

Семьдесят… нет, больше, с теми, что в кошельке, и с теми, которые он за браслет отдал. Это уже почти сотня получается. И трешка явно не просто так. Оно и понятно, любовь любовью, но девушку и угостить надо, хотя бы тем же мороженым.

Или нет. Если б Мишка в городских кофейнях был, то донесли бы, пусть не Яжинскому – он нелюдимый, но Сомову так точно. Стало быть…