В постели со Снежной Королевой - Тронина Татьяна Михайловна - Страница 27

— Пошли, — сказала Сима, послушно шагая за Аленой.

Они возвращались молча, но было видно, что Симу мучает любопытство. Сели в машину, поехали обратно. Алену бил озноб.

— Ты замерзла, — сказала Сима. — Вон кафе у дороги — посидим там, погреемся. Выпьем горячего чаю…

— Ладно, — с трудом произнесла Алена. Она все еще не могла прийти в себя. Виктория Селетина, ангел с голубыми глазами и невинной улыбкой…

В пустом в этот час кафе им принесли большой фарфоровый чайник, стаканы, сахар на блюдечке… Алена взяла и заказала еще тарелку борща.

— А ты разве не голодна?

— Нет, — сказала Сима, маленькими глотками отпивая пустой чай (блюдечко с сахаром она демонстративно отодвинула от себя). — Я на диете, ты же знаешь. Вечером, может быть, позволю себе немного обезжиренного кефира…

— Симка, это не диета, это самое настоящее голодание, — буркнула Алена. — Не увлекайся…

— Алена, человек живет всего раз в жизни, — терпеливо произнесла Сима. — Если я буду толстой, Николя бросит меня. Другой мне не нужен…

— Ты не толстая.

— Нет, толстая!

Алена демонстративно принялась поглощать огненный борщ. Сима смотрела на нее ласково, без тени зависти.

— А ты с характером… — пробормотала Алена.

— Ты не знала?

— Нет. Сима…

— Что?

— Я не понимаю, зачем Селетину скрывать, что он вдовец?..

— Затем, что вдовцов не очень любят. Вдруг ты решишь, что он уморил свою жену…

— Рома не мог никого уморить.

— Тогда это не его жена.

— А кто? Нет, это его жена! — Алена, злясь на себя, отодвинула пустую тарелку, принялась за чай. Постепенно горячее тепло разлилось по всему телу, щекам стало жарко… — И я вот еще что думаю — они вместе прожили довольно долго.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что на холостяка он определенно не похож. И потом… — Алена понизила зачем-то голос, хотя за соседними столиками никого не было, а толстая официантка меланхолично смотрела какое-то ток-шоу по телевизору, подвешенному в углу зала, — …не забывай, что раньше он жил там, где я теперь снимаю квартиру. Тут никакой дедукции не надо — Роман Селетин со своей женой жили в ней до недавнего времени. Потом Виктория умерла — в декабре позапрошлого года, и Рома тут же решил переехать.

— Точно! — оживилась Сима. — После пережитой трагедии люди стараются поскорей уехать с того места, где она произошла! Ты права, Аленка, Виктория — его жена.

— Все логично, все объяснимо… — с жаром продолжила Алена. — Рома сменил квартиру, но воспоминания о прошлой жизни его преследовали — и поэтому он каждые выходные приезжал в парк…

— Точно! — шепотом завопила Сима. — Боже мой, как все просто!

— …а потом, под Новый год, ему было особенно грустно. Ведь в декабре был ровно год со дня смерти Виктории! — добавила Алена, волнуясь. С того самого момента, как она поняла, что Селетин — вдовец, ей все стало ясно. — И тогда он решил зайти на свою старую квартиру…

— Да-да-да!

— А там — я. Он не хотел посвящать меня в свою жизнь, но не выдержал, проговорился… Потому что все время вспоминал то место на кладбище, где похоронена его жена!

— Бедный, бедный… — покачала головой Сима. — Неужели ты из-за этого на него сердишься?

— Что? — опешила Алена. — Я?.. — Она перекатывала в ладонях стакан с горячим чаем. — Нет. Нет…

— Мне жаль твоего Селетина. По-моему, он очень любил свою жену. К мертвым нельзя ревновать, Алена, — осуждающе произнесла подруга.

— Я не ревную! — вздрогнула Алена. — Я… я просто растеряна. Да, наверное, он действительно очень любил ее, раз сменил квартиру, не оставил ни одной вещи, которая бы напоминала ему о жене…

— Интересно, как он отнесется к тому, что ты разгадала его тайну?

— Никак, — сурово произнесла Алена. — Рома не узнает, что я ездила в Векшин. Я передумала — я ничего ему не скажу. А то как-то нехорошо получается — будто я на него досье собираю. И вообще, я сама во всем виновата.

— Ты?

— Да. Я ведь с самого начала заявила ему, что меня не интересует его прошлое. А теперь выходит, что солгала, раз сама начала копаться в его жизни… Симочка, он мне предложение сделал! — призналась Алена.

— Господи… — Серафима едва не прослезилась от избытка чувств. — Как же я за вас рада! Аленка, раз твой Селетин способен на такую любовь, значит, он хороший человек. Верный и преданный. Точно так же он будет верен и тебе…

Алена улыбнулась. В самом деле, нет смысла ревновать к тем, кого уже нет… Она подумала об этом, но тут же вспомнила слова Симы о том, что мертвые продолжают любить живых даже с того света. Ей вдруг стало немного не по себе, словно светловолосая женщина с голубыми глазами и милой улыбкой бесплотной тенью сидела третьей за этим столиком в придорожном кафе. Виктория Селетина.

— Может, она и не жена его была… — вырвалось у Алены.

— Ты же сама мне только что доказала, что это была его жена, и никто другой! — возмутилась Сима. — Очень убедительно, между прочим!

— Слова, слова, слова… — с тоской пробормотала Алена. — Ох, Сима, я сама не понимаю, что со мной творится: с одной стороны, я очень счастлива, а с другой… уж как-то слишком идеально у нас с ним все.

— Ты боишься, — констатировала Сима. — Я не удивляюсь… После тех историй с Алешей и Борисом любая перестанет доверять мужчинам.

— Кстати, о Борисе… — встрепенулась Алена. — Между прочим, Калерия Львовна звала меня в гости.

— Зачем тебе Калерия Львовна?! — возмутилась Сима.

— Она до сих пор работает в органах. Полковница… То есть теперь она в звании полковника! Наверняка у нее есть доступ к этим… к базам данных.

— К чему? — осторожно переспросила Серафима.

— Понимаешь, спросить Рому о Виктории я не могу, но мне надо знать, кем она ему была.

— Он сам тебе расскажет, рано или поздно, — неодобрительно заметила Сима.

— Когда это будет!

Серафима вздохнула:

— Действительно, с тобой что-то странное творится, Алена…

Сказать, что Борис Бугров, первая Аленина любовь, обрадовался ее визиту, было мало. Он ликовал.

Между ее предупредительным звонком и приходом в дом Бугровых была разница всего лишь в час. Но когда Алена прибыла туда, то обнаружила следующее: во-первых, Бориса в черном блестящем костюме и галстуке самой модной расцветки, благоухающего туалетной водой, во-вторых, Калерию Львовну тоже не в домашнем скромном платье, а при параде — темная юбка и белая блузка, в-третьих — сервированный стол в большой комнате, называвшейся «гостиной».

Алена даже растерялась и решила, что Бугровы ждут еще кого-то в гости.

— Боря, я к твоей маме, всего на минутку…

— Мама, правда, она совсем не изменилась? — благодушно обернулся к Калерии Львовне Борис. — И характер у нее все такой же бойцовский! Видела бы ты, как она шуганула под Новый год своего бывшего благоверного!

О том, что Алена «шуганула» и его, Борис почему-то не упомянул.

— Милости прошу, — сказала Калерия Львовна своим тонким шелестящим голосом без интонаций. — Будь как дома, Алена.

Борис под руку повел Алену к столу.

— Аленушка, ты помнишь фирменное мамино блюдо — рыбу под маринадом? Мама как чувствовала вчера, что ты придешь, и приготовила ее. Алена, садись сюда…

Алена оказалась забаррикадированной между матерью и сыном.

— За встречу, — прошелестела Калерия Львовна, поднимая бокал.

«В самом деле, она как будто рада, что я пришла к ним…» Особого оживления на лице несостоявшейся Алениной свекрови не наблюдалось — это была все та же бледная, строгая маска, ничуть не изменившаяся за те годы, что Алена не видела Калерию Львовну. Но тем не менее уголки рта были не поджаты сурово-мстительно, а расслаблены, и в движениях рук не было прежней резкости — признака едва сдерживаемого раздражения…

— Вы тоже совсем не изменились! — вырвалось у Алены чистосердечное признание.

— Спасибо, — кивнула Калерия Львовна равнодушно. — Боря, ухаживай за Аленой…