Стеклянные крылья - Энгберг Катрине - Страница 46

Она села за компьютер и вызвала слесаря. Затем вбила в поисковик имя Алена Якольбе. Никого не нашлось – в том числе концертирующих пианистов.

Эстер пошла на кухню, откупорила бутылку шираза и налила себе бокал красного вина. Надо же как-то отойти от квантовой механики личной жизни, раз она, взлетев, рухнула в подвал.

Она вернулась к компьютеру с бокалом. Как найти информацию о человеке, если не знаешь его настоящее имя?

Эстер пила, чтобы алкоголь успокоил расшатанные нервы. Что она о нем знала? На самом деле. Что он француз?

Не факт. Сама она не говорила по-французски, а в какой-то момент, видимо, обманулась – из-за акцента и французских ласковых слов. Он знает «Богему», любит готовить. А Грегерс утверждал, что видел его в гриль-баре на Нёрреброгаде. А он ведь только переехал в их дом.

Она выпила еще. Стало чуть легче.

Докса и Эпистема нетерпеливо лаяли. Скоро ей придется их вывести. Сначала надо заставить себя думать о чем угодно другом, только не об Алене. Из-за предательства ее обожгло стыдом, она боялась, что ноги ее не выдержат. Эстер поставила пластинку, но тут же выключила, едва из колонок полилась музыка. Написала Йеппе Кернеру, что Грегерс выздоравливает. Она подумала, не принять ли ванну, но отказалась от затеи из-за перспективы увидеть в зеркале обнаженное тело. Снова села за компьютер и открыла сайт газеты «Политикен».

Эстер читала о дорожной инфраструктуре, футболисте, который получил травму и прилетит домой из Италии, и о скандале с сетью обувных магазинов, снявшей шовинистскую рекламу. Фразы просто перетекали с экрана в голову – эффект такой же, как у вина. Накатила приятная бесчувственность.

Жертвам убийств, найденным в фонтанах, посвящались целые колонки – писали о служебных собаках, грузовых велосипедах и неизвестных сотрудниках интерната. Слова расплывались перед мокрыми глазами.

Эстер выключила компьютер и достала собачьи поводки. Надо брать себя в руки! Бывают проблемы похуже, чем у нее.

– Там написано, зал H? Он должен быть где-то здесь.

Йеппе указал на длинный коридор спортивного центра в Грёндале – в нем разместились площадки для сквоша, танцевальные залы и боксерские ринги – и стал искать таблички с названиями залов. Довольно унылые бетонные стены прикрывали зеленые растения и деревья – попытка создать ощущение уюта и оживить пространство. Не сказать чтобы там не хватало жизни. В экраны мобильных телефонов смотрели стайки подростков, те, кто постарше, пили кофе в кафе, со всех сторон доносились радостные детские вопли.

Судя по висевшему в холле расписанию, тренировка по гимнастике проходит по четвергам, с 17:00 до 18:00, в зале H, а по словам Лисбет Рамсгорд, именно там полиция найдет Бо – он приведет на занятие младшую дочь. Она поняла, что его увезут в полицию, и обещала договориться, чтобы после тренировки дочь пошла домой к подруге, а Лисбет заберет ее, когда сама приедет в Копенгаген. Тем не менее Йеппе было неловко.

Пока он шел по коридору к залу H с Фальком и двумя полицейскими в форме, идея вот так забрать человека – на глазах у десятилетней дочери, ее друзей и их родителей – казалась все менее и менее удачной. Но Йеппе пришлось идти на решительные действия, и он больше не мог, как обычно, принимать во внимание всех окружающих.

Разговоры в коридоре смолкли, люди поднимали глаза на их маленькую процессию. За спинами с любопытством перешептывались.

В зале H были разложены маты, стояли гимнастические бревна и большие батуты – дети десяти-двенадцати лет по очереди тренировали равновесие, делали растяжку и обратное сальто. В зале пахло потом, чистящими средствами и бананами, которые дети приносили с собой; над всем этим играл летний хит – мелодия в ритме сальсы.

На трибуне вдоль одной стены сидели наблюдающие за детьми родители и младшие братья и сестры. Йеппе сразу увидел Бо Рамсгорда. Сидя с рюкзаком на коленях, он смотрел, как дочь учится делать прыжок с винтом. Маленькое, хрупкое тело едва успевало перевернуться в воздухе, но она не сдавалась. Прыгала снова и снова, а сосредоточенное личико время от времени бросало тревожный взгляд на трибуну. Большинство родителей переговаривались, но Бо Рамсгорд смотрел только на дочь.

Он походил на самого обычного отца – кудрявого, в дешевой ветровке, – отца, который водит дочь на гимнастику и считает ее талантливее всех. А возможно, он отец, который не способен простить систему за то, что она подвела его хрупкую старшую дочь?

Бо Рамсгорд обернулся и уперся в них взглядом. Йеппе заметил: Рамсгорд тут же понял, что они пришли за ним, и идти с ними добровольно не собирался. Он бросил взгляд на дочь, словно прикидывая, успеет ли снять ее с батута и убежать, прежде чем его схватит полиция. До батута далеко, он очень высокий – бой заранее проигран. Он поднялся – стоял, словно раненое животное, переводя взгляд с батута на полицейских.

– Здравствуйте, Бо, мы хотели бы… – Йеппе больше не успел ничего сказать, его перебили.

– Я с вами не пойду. Я с дочкой, одумайтесь! – Говорил он тихо и сердито. – Могли бы позвонить!

– С дочкой побудет ваша жена, можете идти с нами. Тихо и спокойно.

Уголком глаза Йеппе увидел, что на матах и батутах все замерло. Дочь Бо Рамсгорда замерла, глядя на отца большими испуганными глазами. На них смотрели все. Йеппе заговорил еще тише.

– Нет повода усугублять…

Над головой Йеппе просвистел рюкзак. Бросок снизу – Йеппе видел его и успел увернуться. А вот от удара в грудь – нет. Злость придала отцу девочки сил, и Йеппе чувствовал, как у него перехватывает дыхание.

– О чем вы думаете?

Йеппе выпрямился и встретился с бешеным взглядом отца девочки. Пока к ним приближались сотрудники полиции, Бо Рамсгорд осознал, что перешел черту.

Он побежал.

Протиснулся мимо изумленных родителей и тренеров, споткнулся, вскочил на ноги и побежал к выходу из зала. Полицейские были в двух шагах и грубо схватили его за плечи – тут к ним подбежал Йеппе. Бо Рамсгорд замахнулся на одного из них и оказался на полу – от его рева по залу разнеслось эхо.

Полицейский перекатил его на живот и уперся коленом ему в спину.

– Нападение на сотрудника полиции при исполнении. Знаете, чем это вам грозит?

– Моя дочь! Вы меня не увезете!

– Ваша дочь пойдет домой к подруге, а оттуда ее заберет ваша жена. За девочкой присмотрят.

Двое полицейских подняли Бо Рамсгорда на ноги и повели к выходу.

– Да отпустите меня, придурки, послушайте, что я скажу. Я не имею к этому никакого отношения.

Йеппе бросил взгляд через плечо и встретился глазами с дочкой Рамсгорда. Стоя на батуте, она смотрела, как уводят отца. Такая маленькая и худенькая – почти прозрачная. Руки, словно палочки, беспомощно висели по бокам; глаза блестели.

От стыда Йеппе опустил голову.

– Потом домой поеду. В какой-нибудь день отксерокопирую документы.

Симон Хартвиг посмотрел на коллегу, закатив глаза.

– В какой-нибудь день?! Очередную заявку надо до выходных отправить. Нам придется поднажать, Горм, иначе они ее отклонят, как и все остальные.

Горм вздохнул.

– Да, ладно, я все сделаю. Хорошего вечера!

Они стукнулись кулаками, и Симон вернулся к ужину. Больше всего ему хотелось – по многим причинам – отменить встречу комитета, занимавшегося огородом, и тем не менее он не посмел. Что такое час мучений против значительных преимуществ, которые пациенты получат благодаря огороду?

Свежий воздух, удовольствие от того, что что-то растет, более здоровое питание, а возможно, снижение дозы препаратов. Кроме того, ему не хотелось ничего отменять теперь, когда Горм стал задавать дурацкие вопросы. Надо будет ему это уладить. Но все завтра.

После ужина он сразу поедет на велосипеде домой – впереди первый свободный вечер на неделе. Он очень ждал возможности провести ночь в своей постели. Теперь его радость поблекла.

Симон гонял по тарелке картошку под соусом из петрушки. Старый картофель и жирный соус с сухими специями – того и гляди потеряешь аппетит, если он уже сам не пропадет. Как они вообще смели защищать право кормить этой дрянью пациентов? Да хоть кого угодно! Он взял в рот ломтик картошки и тут же об этом пожалел – на вкус соус напоминал слизь, и Симона затошнило.