Москва и Московия - Калашников Сергей Александрович - Страница 10

А у нас тут уже прикормились две артели – бурлацкая и плотницкая. Да и дядя Сила доложил о том, что столько же народу приставил к делу у себя в Котласе. Хорошо он устроился: все его дети регулярно проходят мимо и заглядывают в гости. А он уже и старуху свою на новое место перевёз.

Мне же приходится постоянно проводить курсы повышения квалификации мотористов. И Софи каждый раз, как приходит баржа, инструктирует капитанов, которые считают себя лоцманами. Здесь присутствует конфликт понятий, связанный с особенностями понимания меры ответственности и объёма обязанностей. Конфликт этот преодолевается со скрипом и скрежетом. Видимо, потому, что наши капитаны все поголовно родом из потомственной лоцманской семьи.

– Вот тебе, Софья Джонатановна, дозволение ходить безвозбранно по всем землям государства нашего.

С такими словами пришёл к нам Григорий Дмитриевич Строганов и протянул грамоту с царской печатью. Видать, крепко ему нужен путь от Архангельска до Соликамска, если он за две недели обернулся до Москвы и обратно, да ещё и документ такой выправил. Не иначе (как и ходили слухи) дверь в палаты царские ногой отворяет.

И это не зимой по санному пути, а через броды и перевозы. Нет, не мог он сам с такой скоростью ехать. На подобное только конная эстафета способна. Ну да не моё дело разбираться в природе подобного чуда. Главное здесь – великая заинтересованность нанимателя.

– Спасибо огромное, Григорий Дмитриевич! – Софи просто подпрыгнула и в восторге захлопала в ладоши. Или это я аплодировал? – Есть у меня судно для рейса на Соликамск. А ради такого случая я его сама поведу. Только вот груза взять получится лишь шестьсот пудов. К какому причалу становиться под погрузку?

Вот ведь и не удержать её, первопроходчицу истовую с вечным шилом в основании туловища! Так что – поехали! В команду взяли пару не сдавших зачёты шарманщиков, тех, кого я на самостоятельную работу пока не выпустил. Оба – парни из старших, то есть физически крепкие.

Приняли груз – ящики в основном. То есть это какие-то изделия. Погрузили их на поддонах, подавая козловым краном, опоры которого идут по бортам. То есть берём с тупого носа, везём и ставим. Ящики тяжёлые, становятся компактно, только ручку лебёдки крути. Ну да для этого с берега приглашены работники, им ведь тоже нужно зарабатывать. А у судовой команды задача – правильно груз разместить и укрыть от непогоды.

Пришёл проводник, который здесь в ранге лоцмана, да на этом мы и отчалили, потому что он же и груз сопровождает. Первые семьсот километров до впадения в Двину реки Вычегды прошли за четверо суток безостановочного хода, это около восьми километров в час относительно берега и двенадцать по воде. Я на такие моменты всегда обращаю внимание, как и на расход горючего. Лоцман через каждый час крестился, поглядывая то на показания лага, то на часы – невиданные диковины, – к тому же находясь в рубке со стеклянными окнами. Но освоился и даже сам взялся за баранку. Рычажок, которым останавливается мотор, мы ему показали.

Если кто-то не понял, то эту посудину мы завершали всем лесом, отчего в неё упихано всё самое передовое, до чего дошла конструкторская мысль.

По пути, проходя мимо Котласа, заглянули к дяде Силе. Навесы у него просторные, лес под ними сохнет качественный, казармы срублены и при всём этом великолепии – виноватый взгляд. Или умоляющий? Ну чисто кот из мультика про Шрека.

– Кайся, грешник. Чего опять насвоеволил от жадности великой? – немедленно взял я инициативу в наши с Софочкой одни на двоих уста.

– Артель плотницкую послал на волок давешний. Чтобы, значится, анбар поставили. А дочке наказал пашеничку из Поволжья в тот анбар везти, пока деньги все не истратит. И ещё ей из своих дал денег, и из твоих, и с зырян местных пособирал и тоже ей отдал. Ну, на пашеничку, стало быть. Так тем зырянам я всё хлебушком-то и возвернул, считай, за половину здешней цены. А твои деньги верну ужо, когда отвезу хлебушко-то в Архангельск-город. Он там завсегда в большой цене.

– Ты, Андреич, прекрати виниться, потому что урок, тебе назначенный, исполнил. Навесы поставил и лес под них сложил. Деньги сэкономленные – премия тебе от меня. Ничего ты мне не должен. Но про коммерцию свою доложи мне без утайки, потому как если ты мой человек, то и риски твои на мне.

– Дык, Софья Джонатановна, пашеничка-то в энтих краях не родит. Одна только рожь, да и та не каждый год. Вот. А тут я с хорошей скидкой зерно-то и продам.

– Дядя Сила! Кончай меня инсинуировать. Мне хлопоты со сбытом купленного не надобны. Я собираюсь не с товарами дело иметь, а с грузами. То есть с пудами и вёрстами. Взял, доставил, сдал – всё. Улавливаешь идею?

– Улавливаю. Но тут же деньга просто сама в карман просится!

– Вот и оставь себе эту деньгу, а мне доложи: на чём ты от волока досюда зерно перевозил? И на каком таком скипидаре Фёкла носится? Где ты собираешься оставить зимовать Фёклину баржу? И о другом, о чём я тебя спросить забыла.

– Зерно от волока возил на карбасе. Тутошние, верховские-то, ещё больше, чем даже холмогорские. Туды вёслами или под парусом, а то кто из сынов к своему шарманкоходу прицепит и доволочёт. Оно пустую-то лодку тащить не так трудно. А назад вниз по течению вся дорога. Ну, по Ихалице, где вода еле шевелится, там и на вёслах пройти не так тяжко. А скипидару Фёкла мало пожгла, потому как в Нижнем Новгороде земляное масло берёт да его шарманке и скармливает. Баржу же твою, что дочка гоняет, думаю прямо на волоке оставить зимовать – на той, Костромской стороне. Пущай вмерзает. Там вода, когда таять начнёт, ничего ей не сделает. Течение же как кот чихнул.

– Плотников на волок пошли, чтобы слип изладили, – принялась командовать Софи. – На него пускай баржу вытаскивают. Ей нужно будет днище осмотреть и просмолить, если ободралось. Сынам, когда в другой раз мимо тебя вниз пойдут, накажи, чтобы скипидару сюда доставили, а уж как он на наш волок попадёт, об этом сам похлопочи. А здесь дров берёзовых запаси много, мне из них уголь понадобится, потому что у нас там его не хватает для кузниц, а сосновый плохой. Только сам не жги. Я под зиму человека к тебе пришлю с аппаратом, он кроме угля ещё и дёгтя навыгоняет. Ну и жижи горючей, которую сам и спалит. Имей в запасе для него место в казарме.

– А коммерция твоя мне неинтересна, – уже я продолжил накручивать хвост не в меру разошедшемуся жадине. – Мне на роду написано жить с извоза, поэтому за него, за извоз этот, каким ты со своей торговлей попользовался, и выложи полновесную плату. Сам посчитаешь, сколь средств моих на свои хлеботорговые операции потратил. И принимать на себя коммерческие риски от купли-продажи я не стану. Моё дело – получить груз, доставить его и сдать получателю.

– Прогонишь? – неуверенно спросил дядя Сила.

– Не дождёшься, – припечатал я.

Дело в том, что самовольство этого человека наглядно иллюстрировало многие стороны здешнего бытия, которые были мне неведомы. Он словно распахивал для нас виды на сокрытые от глаза непосвящённого человека обстоятельства. Да и поручения исполнял отменно.

Меньше чем через два часа после ухода из Котласа, который такая же деревня, как и все нынешние города, появилась на виду каменная церковь, построенная с выдумкой и тщанием.

– Сольвычегодск, – сообщил проводник. – Тут у Строгановых и дел всех начало, и главная вотчина.

– А много у них вотчин? – полюбопытствовала Софи.

– Ой, много. По Каме-реке особенно и по речкам, что в неё втекают. Да и здесь имеются. Даже Устюг Великий на их земле стоит.

– А Котлас?

– Просил он у царя и Котлас, но не дали ему. А почему не дали, не знаю. Может, потому, что староста там не губской, не земский, а выборный. Зыряне – они ведь инородцы, хоть и крещёные. Может, из-за этого.

– А в чём отличие между этими старостами? – сразу потребовала ясности Софи.