Игра в четыре руки - Батыршин Борис - Страница 20

Я умолк. Класс наполнился недоуменными шепотками – книги Яна «Чингисхан» и «Батый» читали многие, особенно когда их стали продавать по талонам за сданную макулатуру.

– Если не секрет… – В голосе литераторши мелькнул неподдельный интерес. – Откуда ты это… э-э-э… узнал?

– Это теория одного историка и археолога, не слишком известного. Правда, другие с ним не согласны, а академик Вернадский так и вовсе разнес его аргументы вдребезги. – Пауза, чуть-чуть театральная. – Зовут этого историка Лев Гумилев.

Литераторша вздрогнула и недоуменно вскинула брови. Во взгляде – настороженное недоумение.

– Лев? Гумилев? Это, случайно, не…

– Да. Сын Анны Ахматовой и Николая Гумилева.

– Очень, очень неожиданно… – Ее пальцы нервно теребили бахрому по краю шали. – Женя, а ты что-нибудь знаешь из его…

– Отца?

Кивок. Красно-черная бахрома будто сама собой наматывается на указательный палец. Переживает? Еще бы: РОНО узнает о таком вопросе – по головке не погладят. Не поймут. Только вот она сейчас об этом не думает.

Я с удовольствием цитирую любимые строки из «Царскосельского Киплинга».

– А как же, Галина Анатольевна, «наше все», почти как Пушкин. Для меня так уж точно.

Теперь на меня смотрят по-другому – серьезно, чуть-чуть грустно. И в то же время – радостные морщинки в уголках глаз.

– Вот уж не думала… Спасибо, Женя, это было очень интересно, садись. А мы пока… – Она встряхнула головой, и тишина, заполнившая класс, снова заполнилась шорохами и перешептываниями. – …а мы пока вернемся к общепринятой версии. Если ты не против, конечно.

«Значит, дело в этом поэте, Гумилеве?» – повторил он.

«Прости старого дурака… – слова Второго сочились такой тоской, что у Женьки на мгновение защипало глаза. – Ты… ты просто не понимаешь. Как же я жалел потом, что потратил эти три года, считай, впустую, не решился возразить родителям, пошел в технический, не осознал вовремя… А тут такой случай: и тема подходящая, и Гумилев с Ахматовой… Знаешь, как Галина любит их стихи? А ведь в школьной программе их нет – Гумилева расстреляли в двадцать первом в Петрограде за участие в контрреволюционном заговоре».

«Да ладно? – Беседуй они по-настоящему, Женька поперхнулся бы от изумления. – Расскажешь?»

«Как-нибудь в другой раз», – буркнул Второй и отключился. «Ушел в тину», по его собственному выражению. Женька подождал, попытался осторожно «постучаться», дотянуться до соседа по сознанию.

Молчание. Ладно, пусть его…

Взгляд на часы – пора поторопиться, надо еще домой заглянуть перед тренировкой. На бегу он гадал: неужели Второй, шестидесятилетний, все повидавший старик, затеял это только для того, чтобы привлечь внимание своей бывшей школьной учительницы? Стоп, какая же бывшая, если только что спрашивала его на уроке?

Короче, Второй торопится сделать то, чего не успел в своей прошлой, а его, Женьки, нынешней жизни. И еще новость: оказывается, он до сих пор жалеет, что пошел по стопам отца и стал учиться на инженера? А ведь сам Женька именно это и собирается сделать после школы…

Он понял, что запутался. Ну не приходилось до сих пор думать о таких материях – все было как-то проще, прямолинейнее, и решений требовало соответствующих. А теперь… Может, это и называется взросление?

«Ладно, партнер… – Второй всплыл из уютной тины и теперь говорил примирительным, даже слегка виноватым тоном. – Не обращай внимания, это все так, минутная слабость. Пройдет. Слушай, я прикорну чутка, а поменяемся на „Динамо“, лады? Что-то вымотали меня эти двое суток…»

Суббота, 9 сентября 1978 г.

Дворец спорта «Динамо».

День сюрпризов

Самому младшему из «театралов» лет восемнадцать. Вернее, самой младшей – студентке второго курса ГИТИСа. На нас смотрели с недоумением – что это за мелкоту сопатую принесло на наши головы? Но от прямых насмешек воздерживались, хотя некое шушуканье и имело место.

Видимо, кое-кто в группе уже был в курсе, и новичков ждали. Тянуть тренер не стал, и после пятнадцатиминутной разминки, которую мы с Астом откатали наравне со всеми (почти то же, что и в секции, только больше упражнений на растяжку), он усадил народ по скамейкам, предложил мне надеть защиту (не безразмерную тренировочную стеганку, а нормальную фехтовальную куртку-колет) и поставил в пару с той самой девицей-второкурсницей. Нормальный ход: новичку предстояло продемонстрировать, на что он способен.

Из предложенного оружия я выбрал привычную саблю-эспадрон. В пару к нему, чуть помедлив, добавил кинжал-дагу из обломка шпажного клинка – с наваренной защитой-пуантаре и самодельным крестообразным эфесом с подобием бокового кольца. По скамье прошелестели недоуменные шепотки, тренер же одобрительно кивнул, проверил маски и объяснил, что придерживаться нарисованной на полу дорожки не обязательно – в нашем распоряжении все пространство зала.

– Ан-гард!

Салют клинками – друг другу, тренеру, зрителям. Позволяю себе небольшую вольность: прижимаю руку с саблей к груди и кланяюсь своей визави. Одобрительный гул на скамье.

Опускаем маски и становимся в позиции. Партнерша – в классическую, слегка утрированную, в стиле французского «Капитана». Я же принимаю испанскую стойку с широко расставленными ногами и левой, вооруженной кинжалом, рукой, выставленной вперед. Тренер громко хлопает в ладоши – вульгарный свисток у них, похоже, не в чести.

– Алле!

В сценическом фехтовании есть понятие свободного боя. И тут главное правило – не пытайся обхитрить партнера, опередить, достать. Такой поединок сродни размеренному диалогу: надо уловить предложенную тему и поддержать: отвечать в такт и в лад, обязательно сохраняя взятый темп. Если можешь – вплетай свои реплики, но ни в коем случае не перебивай чужие. Если партнер нарочито открылся – ударь, достань, но ни на секунду не забывай о зрелищности. Мало зацепить кончик рукава клинком, удар должен быть очевидным, хорошо различимым, и желательно, чтобы у зрителя перехватило дыхание.

Вообще-то мне есть чем их удивить. За эти двадцать пять лет (тут я нисколько не преувеличил) мне приходилось заниматься и с Балоном, и с младшим Ростоцким, и с такими признанными мастерами, как англичанин Джон Уоллер или наш Мишенев. Шпага с кинжалом, сабли, мечи, топоры, верховой бой, бугурт… Случалось участвовать и в турнирах, и в киносъемках, а уж сколько других учил – и не сосчитать. Так что да, соответствовать смогу.

А вот нужно ли – это вопрос. Выпендриваться не стоит, поскольку закончится это вполне предсказуемо – меня попросту выставят вон. Выскочек нигде не любят, а у них тут пока сплошной Кох: широкие замахи и фиксации эффектных поз, прыжки через столы, стулья и прочие предметы интерьера в стиле незабвенного Жана Марэ.

Так что попридержим пока наработки из будущего. Успеется. Внедрять здесь новую школу истфехта я не собираюсь, а вот спорт нам с Женькой нужен, и сценическое фехтование в этом плане ничуть не хуже спортивного, хотя бы в плане нагрузок и пластики тела. Ну и для души, конечно. Так что дело ограничилось демонстрацией нескольких простеньких элементов – студентка быстро уловила предложенный темп и довольно грамотно мне подыгрывала. Ну и я не ударил в грязь лицом – с самого начала выбрал перемещение не взад-вперед, как сделал бы спортсмен, а по кругу. Хитрых приемов избегал, демонстрировал классические защиты дагой с переходом в атаку основным клинком, как правило – уходом вбок и в низкую стойку. Она отвечала широкими рубящими ударами в верхнюю часть корпуса и утрированными «киношными» выпадами – с отведением вооруженной руки назад, для картинного укола в область живота.

Укол, уход назад, горизонтальный рубящий, парирую кинжалом. Партнерша, сексапильно покачивая бедрами, смещается по кругу – обозначаю выпад, после чего атакую дагой в левый, открывшийся после взятой защиты бок. Она все видит и уходит элегантным разворотом. Рубящий по коленям с крошечной задержкой перед ударом – девчонка улавливает и высоко подпрыгивает, пропуская разящий клинок. А-ой! Молодчина! Едва сдерживаюсь, чтобы не завопить от восторга прямо сквозь маску. Как же мне не хватало всего этого!..