Дебют (СИ) - Ковальчук Олег Валентинович - Страница 6

— Иными словами, вы создали свою личную разведку? — мыкнул я.

— Разведкой это сложно назвать, но по мере сил и средств… — скромно сказал Шапошников. — Не дело, если Генеральный штаб получает информацию через посредников. Замечу, что законов империи я не нарушал, и в государственную казну тоже не залезал.

Чистейшая правда. Интересно, а как он финансировал свою агентуру? Из собственного кармана?

— Борис Михайлович, сколько потребуется времени, чтобы создать полноценную разведку Генерального штаба?

— Полноценную? Если на пустом месте, на это уйдет года три-четыре.

— А если использовать ваши связи, плюс то, что осталось от департамента делопроизводства Дризена? Понятно, что государство, в моем лице, обещает вам открыть финансирование. Разведка будет замкнута на вас, как на начальника Генштаба.

Кажется, генерал воодушевился. Но все равно, пороть горячку не стал. И ответ был достаточно осторожен:

— Не меньше года. Но если будут ставки, финансирование, то нынешняя разведка станет работать гораздо эффективнее. Я поставлю на должность начальника полковника Фраучи, он начнет укреплять разведку, проведет чистку рядов, наладит агентурную работу.

Фраучи? Почему мне знакома эта фамилия? Фраучи… Елы-палы, так ведь это Артузов! Артур Фраучи стал Артузовым в восемнадцатом году, когда он минировал мосты в Архангельской и Вологодской губерниях.

Артур Артузов, легендарный разведчик, сумевший заманить в Советскую Россию и Савинкова, и Рейли. А сколько его дел до сих пор не рассекречены? К тому же, Артузов и в моей реальности возглавлял ГРУ.

— Я прикажу подготовить указ о переподчинении военной разведки Генштабу, а там уж вы сами думайте. Пусть Артур Христианович работает.

Кажется, я снова лопухнулся, назвав неизвестного мне полковника по имени-отчеству? Вон, Шапошников глаза таращит.

— Итак, с разведкой мы с вами решили, — хмыкнул я. — А теперь представьте, что у вашего императора паранойя. И он ожидает, что Франция и Германия каким-то образом помирятся, а потому дружно на нас навалятся. Возможно такое развитие событий?

— Ваше величество, если вы параноик, то я параноик вдвойне, — покачал головой Шапошников. — Сомневаюсь, что в реальности произойдет примирение двух старых врагов, но Генеральный штаб должен предвидеть любое развитие событий. Возможно объединение Германии и Франции. Но реальней, если на нас нападет Австро-Венгрия. Правда, австрийцам не под силу напасть на нас в одиночку, они смогут это сделать лишь с союзниками.

— То есть, у вас имеется план на этот случай? — уточнил я с лёгкой улыбкой.

— Так точно, — коротко доложил Шапошников. — Я даже собирался составить два плана. Один — оборонительный, второй — наступательный. Пока ограничились оборонительным.

— Почему? — удивился я. Помнил, что лучшая защита — это нападение.

— Ваше величество, вам известно, сколько понадобится эшелонов, чтобы перевезти хотя бы одну дивизию? — осторожно спросил Шапошников.

Сколько потребуется эшелонов для перевозки дивизии я не знал, но общую идею понял. И что, опять все упрется в дороги? Но у нас же самая протяженная железнодорожная сеть в мире. Разве нет?

И тут я мысленно вспомнил карту железных дорог Российской империи 1940 года. Да, железные дороги имеются, их много, но в большинстве своем они построены в Сибири и на Дальнем Востоке. Именно эти регионы осваиваются в этой истории. Правильно, но не в ущерб же Европейской части.

— То есть, при наличии боеспособной армии, достаточного количества оружия и боеприпасов, все упрется в логистику?

— В логистику? — не понял генерал.

А что, этот термин пока не знаком? Да, точно. Он и в моей-то истории вошел в обиход только в девяностые годы.

— Логистика — это отлаженная работа промышленности, транспорта, тыловых служб, — пояснил я. — Если на ствол положено иметь сотню снарядов, то даже если они и имеются на складах, то их еще требуется привезти. Правильно?

Кажется, накануне Первой мировой войны рассчитывали на ствол полторы сотни снарядов в месяц, а в реальности расходовалось полторы тысячи. Но если немцы и австрийцы успевали подвозить по пятьсот штук, то мы лишь по двести. И подвозить подкрепление на фронт наши железные дороги не успевали. Блин, опять двадцать пять!

— Оборонительный план включает в себя строительство оборонительных укреплений, или сдачу врагу Польши, Малороссии и Прибалтики? — поинтересовался я.

Шапошников посмотрел на меня с неким профессиональным интересом.

— Прежде всего — строительство укреплений. А отступление — это при самом плохом раскладе.

— Но его тоже следует предусмотреть, — дополнил я. Что ж, отступление — штука неприятная, но не смертельная. Кутузов отступал, но войну выиграл.

— Именно так, — кивнул генерал. — Оборонительных укреплений на границе с Австро-Венгрией у нас нет, за исключением пары старых крепостей. При том раскладе, что имеется на сегодняшний день, отступление неминуемо. Мы просто не успеем провести мобилизацию, подготовить боеспособные части и отправить на Запад. Еще хуже, если противник начнет наступать и со стороны Восточной Пруссии.

Эх, а про Восточную-то Пруссию я забыл. Привык, знаете ли, что это Калининградская область. Правда, я и Прибалтику с Польшей, не говоря о Финляндии, до сих пор не воспринимаю как часть своей страны. Хм… Моей страны. И моей империи. Именно так. Надо бы привыкать.

— Борис Михайлович, если я предложу вам пост военного министра, вы согласитесь? — поинтересовался я. — Я уже понял, что требуется модернизация армии, но все равно, надо учитывать самое скверное. Нужно готовить линию обороны. Значит, рабочие, строительные материалы, земляные работы…

Генерал Шапошников призадумался. Думал он недолго. Может секунд тридцать.

— Очень лестное предложение. Если вы прикажете — я займу этот пост. Но я бы хотел остаться на своей должности. Не обессудьте. Военный министр — он прежде всего организатор. В какой-то мере математик, Да, а если я вам предложу на эту должность своего заместителя?

— А кто у вас заместитель?

— Генерал-лейтенант Говоров. Он был главным инспектором артиллерии, знаком с инженерной работой. Опять-таки — разбирается в вооружении.

— Говоров? Леонид Александрович? — непроизвольно вскинулся я. — Если вы рекомендуете Говорова в военные министры — он им и будет. Сегодня же подготовлю указ.

— Ваше величество, разрешите вопрос? — осторожно произнёс Шапошников.

— Пожалуйста, — немного рассеянно кивнул я.

— У меня сложилось впечатление, что вы уже знакомы и с Фраучи, и с Говоровым. Не лично, разумеется. Наводили справки?

— В какой-то мере, — туманно отозвался я. Ишь, а начальник штаба обратил внимание, что я называю имя и отчество. Но начальнику генштаба положено быть внимательным. Зато Шапошникову не положено знать всей правды. А вот дать дельный совет он может.

— Борис Михайлович, если начнется война — тьфу-тьфу, чтобы не сглазить (я постучал по дубовой столешнице) — но в нашей жизни все может быть, кого бы вы порекомендовали в главнокомандующие?

— Я полагал, что Верховным главнокомандующим станете вы? — удивился генерал.

— Формально — да, но тоже, не факт. Если я назначу себя Главнокомандующим, то мне придется командовать. Увы, командовать я не умею. Мне нужен человек с опытом. Причем, достаточно образованный и не боящийся пойти против авторитета. То есть — в случае необходимости он станет спорить даже со мной.

— Вас не смутит, если я вам предложу человека, являющегося поляком по происхождению? — поинтересовался Шапошников и пояснил. — После раскрытия заговора Сангушко, многие стали смотреть на поляков косо.

Если Шапошников предложит Рокоссовского, то соглашусь.

— Я бы предложил вам генерал-лейтенант Рокоссовского.

Я едва удержался от довольной улыбки. А угадал ведь.

— —И чем сейчас занимается Константин Константинович?

— Константин Ксаверьевич, — улыбнулся начштаба. — Рокоссовский сейчас командует корпусом, а его корпус как раз стоит на границе. Генерал-лейтенант Рокоссовский как раз отличается умом и упрямством. Правда, его упрямство, как правило, по делу. Но министрам это не нравится, поэтому, вместо того, чтобы командовать гвардейским корпусом он и оказался на границе.