Белая как снег - Бьорк Самюэль - Страница 52

– Может, закажем еды?

– Да, а кофе еще есть?

– Может, лучше воды?

Миа надела черную кепку, спрятала красные глаза за огромными солнечными очками и, шатаясь, пошла на кухню. Засунула голову под кран и наполнила пересохший рот водой. Отличная, мать ее, мысль. Алкоголь? Нет, хватит с нее. Он, конечно, не виноват. Она сама поднесла бокал к губам.

– Это что за фото, я их раньше не видела.

– Это Оливер перед своим домом. За несколько месяцев до убийства.

– Новая машина?

– Да, он явно горд. Он любил машины. Да и вообще все с мотором. Хотел стать гонщиком «Формулы 1».

– А есть домашние фотографии второго мальчика? Свена-Улуфа?

– Нет, в архивах были только эти.

– Видишь?

– Что?

– Я же оказалась права.

– Насчет чего?

– Он выбирает их по внешности. Белые локоны. Веснушки. Худенькие. Хрупкие. Невинные. Слабые. Этому сукину сыну нравится такое, понимаешь? Дети, которые не могут себя защитить.

– Может, тебе нужен свежий воздух, Миа? Мне кажется, ты перестала быть объективной в некоторых аспектах.

– Да к черту. Я никогда не видела так все ясно, как сейчас.

Несмотря на солнечные очки, ей будто в мозг ударил солнечный свет и пришлось остановиться, опершись о дверь, пока она наконец не смогла сделать несколько неуверенных шагов в сад.

Машины. Звуки. Выхлопы. Люди.

Надвинув кепку на лоб и засунув руки в карманы куртки, Миа пошла по Ураниенборгвейен. Повсюду сраные люди. Почему они не могут сидеть дома? И где природа, когда она так нужна ей? Прекрасные деревья на ветру? Мох? Тихое журчание реки?

Ладно, Фрогнерпарк.

Пойдет.

Что вообще было в той бутылке?

Тридцать пять лет зла?

Яд из Мордора?

Какая-то машина просигналила ей, и Миа вздрогнула, когда она, не заметив, сошла с тротуара на проезжую часть.

Дерьмо собачье.

Это уж точно в последний раз.

Алкоголь.

Чтобы она еще хоть раз…

Ни за что.

– Ладно, а что, если это не один и тот же убийца?

– Але, ты что?

– Мы же решили все пересмотреть заново. Давай поищем доказательства того, что убийцы разные.

– Не думаю, что у нас получится.

– Ну попробуй хотя бы. Смотри, рука лежит не под таким же углом, как у шведских жертв. Ни у Оливера, ни у Свен-Улуфа. Посмотри на норвежское место преступления. Все выглядит, как бы сказать точнее, чище…

– Идеальнее.

– Ох черт.

– Что?

– Ну ты сам это сказал. Он научился на своих ошибках. Теперь лучше понимает, чего хочет. Смотри, как считаешь?

– Он же ждал восемь лет.

– Вот-вот. Не потому, что хотел, но потому, что выбора у него не было, как мне думается.

– Ты все еще считаешь, что он где-то сидел?

– Сто процентов. И у него было время отточить навыки. Стать точнее. Сделать именно так, как ему хочется. Должно быть, он скучал так сильно, что…

Снова гудок машины, на этот раз на перекресте Майорстукрюссе. Миа опять вздрогнула, так же неприятно, как и в прошлый раз, жесть какая. Неужели люди правда так развлекаются каждую неделю? Неужели алкоголь и есть социальный клей в этом обществе? По любым поводам. В любой связи. Нет, надо запретить винные монополии[23]. Навсегда. Это никому не полезно. Никогда.

Наконец она дошла до Фрогнерпарка и смогла прибавить шагу. Слегка. Это не бег, скорее ползанье пенсионера с ходунками. Каждый удар подошвы об асфальт отзывался болью в виске, и наконец Миа сдалась и перешла на черепаший шаг. Склонив голову в кепке. Опустив плечи.

– Ты читал его дневник?

– Да, много раз.

– Странно, на самом деле.

– Что именно?

– То, что Волк не упоминается ни разу, кроме как на последней странице. И больше ничего интересного – сплошные радость, игры, скоростные машинки и мотоциклы, ну, я не совсем понимаю…

– Что?

– Почему это нигде не упоминается. Почему именно на последней странице? Что случилось в тот день?

Вдруг в кармане раздалось треньканье колокольчика – это ее мобильный. Она сошла с тропинки в тень дерева, чтобы ответить.

– Да? Миа.

Ее голос звучал хрипло, говорить было трудно.

– Привет, это Анетте, как дела?

– Все… нормально…

– Я не собираюсь давить на вас, но что-нибудь удалось выяснить? Нашли что-то?

– Увы, нет… мы…

Какой-то собачник завел сбоку псину под дерево, чтобы та насрала, и Мии в лицо ударила вонь.

– Миа, ты тут?

– Да-да, просто пришлось отойти. Нет, мы ничего не нашли. Ничего. А вы?

– Тут тоже все глухо. Мы все перевернули вверх дном. Все в унынии.

– А Мунк?

– Сегодня он ни с кем не говорит. Сидит у себя в кабинете.

– А Драйер?

– Ну, он, конечно, не явился на встречу с ней, которую я организовала. Звонили из Крипоса. Они собираются забрать у нас дело. Драйер уже объявила им готовность.

– Но ведь прошла всего… неделя…

– Я знаю. Но ее аргумент – Швеция. Не хочет, чтобы следствие затянулось еще на восемь лет, надо взять быка за рога. Сорвать пластырь одним движением. Как-то так. Я не знаю, почти не спала. Позвони мне, если что-то выяснишь, ладно?

– Обязательно.

Киоск у входа во Фрогнерпарк. Две бутылки воды. Не смотреть на обложки газет. Это все не твоя ответственность. Уходи. Пей воду. Попробуй пробежаться. Скоро все пройдет.

Она осторожно ставила ноги на асфальт. Уже чуть лучше. Больше похоже на бег. Сегодня столько народу. Все выползли, погода хорошая. Как коровы пасутся на весеннем лугу. Долгая зима кончилась.

Вигеландспарк.

Гордость Осло.

В детстве она обожала сюда приходить.

Теперь весь центр спекулянты застроили высотками, каждый квадратик.

Но кто-то из них был умным.

Раньше.

Построил этот оазис.

Надо сделать паузу.

Ее вот-вот стошнит.

Синнатаген.

Известная скульптура маленького мальчика, плотно окруженная туристами со всего мира.

Здесь где-то должен быть туалет.

Уличное кафе.

Запах скисшего пива, довольные улыбки. Долгая выдалась зима.

Мужчины.

Женщины.

Черт, занято.

И очередь еще.

Она не могла блевать при всех, поэтому отошла от толпы в тень.

Тяжелые кроны деревьев.

Стена с плакатами.

Концерт Элтона Джона в «Спектруме».

Корейская постановка Ибсена в Национальном театре.

Реклама прогулок с собаками. Дешево и полезно.

Зажав рот рукой, она покосилась на очередь – та даже не сдвинулась.

Вторая бутылка воды.

Ладно.

Уже лучше.

Миа хотела сделать еще глоток, как вдруг увидела ее.

Что за?..

Она подошла ближе, открыв рот от удивления.

Плакат.

Академия искусств Амунда Андерсена.

Прощальная выставка 2001.

Положив бутылку на землю, она вынула телефон из кармана и дрожащими пальцами нашла телефон Мунка.

Картина.

На ней мальчик-блондин.

Это же…

Да, черт подери.

– Мунк.

– Привет, это Миа, садитесь в машину.

– Что?

– Встретимся у Вигеландспарка.

– У меня…

– Это срочно, немедленно. Я сейчас смотрю на картину. На ней Оливер Хелльберг. Шведский мальчик.

– Что?

– Он голый. Обнимает барсука.

– Какой выход?

– На Майорстювейен. Где автобусы для туристов.

– Еду.

Наконец показался дом, в очень хорошем состоянии и с прекрасным расположением – с видом на бухту Дала в нескольких километрах от центра Кристиансунна. Большой белый дом, прямо в его вкусе, не слишком вычурный, но и не похожий на другие рядом – ему такое нравится. Журналист Альф Инге Мюрен припарковал машину у обочины и прошел по гравиевой дорожке в ухоженный сад. Ну и ну. Он даже остановился на секунду. Наклонился, чтобы удостовериться, правда ли это они. Розы Остина, на таком севере? Ярко-желтая роза Teasing Georgia? Он достал из фотосумки свой «Никон» и сделал фотографию, получилось очень красиво. Раньше у их отделения был свой фотограф, ему можно было позвонить при надобности, но и тут они сократили расходы. Поэтому Мюрену пришлось быстро самому обучиться этому делу. Он не был особенно одарен, но иногда снимки получались ничего так. Но что это?.. Он с любопытством ступил на ровно постриженный газон. Невероятно. Розы «центифолии», два больших куста, а на них – он быстро посчитал – около двадцати цветков. Улыбнувшись, он снова посмотрел в глазок фотоаппарата. Что у них тут за удобрения такие? Он поднял взгляд на небо и огляделся по сторонам. Ну да, светло целыми днями, это идеально, но ведь холодно? Он заметил еще один уникальный сорт – турецкая роза «франкфурт», неужели, это правда она, – когда за его спиной открылась дверь и голос хозяина привел его в чувства.