Белая как снег - Бьорк Самюэль - Страница 51

– Вот, пошло дело…

Патрик улыбнулся, быстро записав.

– Еще есть мысли?

– Искусство, – сказала Миа, чуть приподнявшись в кресле.

– Так.

– Ну, общество ведь превозносит художников, так? Они загадочные, особенные… Раньше считалось, что у художников есть связь с Богом.

Она разошлась.

– Продолжай…

Патрик размашисто писал фломастером на стене.

– Например, картины Эдварда Мунка продают за сотни миллионов, люди часами стоят в очереди, чтобы увидеть маленькую «Мону Лизу»…

Миа встала и начала ходить кругами по комнате.

– Что, если он…

Она остановилась.

– Если он?..

– Может, все просто?

– Как просто?

– Может, он просто ноль. С грандиозными замыслами. Хочет быть великим, сам ничего из себя не представляя. Может, здесь надо искать?

– Где?

– Ну, ничего не значащий ноль. Никто. А мнит из себя кого-то важного.

– Ты имеешь в виду… его работу?

Она пожала плечами.

– Ну да. Если у него вообще есть работа.

– Хорошо, Миа, – улыбнулся Патрик. – В этом что-то есть.

– Да?

У шведа был такой вид, словно ему страшно хотелось обнять ее.

– Конечно, давай, продолжай.

Миа улыбнулась.

– Ладно, только принесу кофе.

Журналист газеты «ВГ» Альф Инге Мюрен, сорока лет, никак не мог определиться со своим отношением к услышанной им два дня назад новости: отделение в Молде собираются закрывать. Потянувшись за будильником, он выключил его и, полностью пробудившись, стал смотреть в потолок. Тридцать лет работы по всей стране, всю редакцию будут зачищать, и безусловно тех, кто работал мало, уволят первыми. Мюрен встал с постели и пошел на кухню. Достал все необходимое для завтрака: яйца, молоко, сок, булочки, которые он купил накануне вечером. Все только полезное. Бутылка виски так и стояла неоткрытая на подоконнике. Он старался как мог расслабиться после этой новости. Ведь он может потерять работу. Так называемого журналистского гена у Мюрена не было. Он не любил ночи напролет проводить в баре за обсуждением политики и всех превратностей мира. Напротив, предпочитал рано ложиться спать, чтобы утром встать на пробежку. Высыпав кофейные зерна в кофемолку, он достал из шкафа френч-пресс. Нет уж, никаких фокусов. Надо отдать кому-нибудь этот виски.

Молде. Невероятно красивый городок на побережье океана. Да и весь регион внутри полуострова так же прекрасен, с его живописными фьордами, с блестящей гладью воды и величественными отвесными скалами. Мюрен хоть и был преданным болельщиком «Волеренги», смирился с футбольным клубом «Молде»: тот, несомненно, придавал городу определенный колорит. Как и джазовый фестиваль, конечно. Лучший в Европе. И ждать осталось недолго. Каждый год в июле спокойный тихий городок превращался в настоящий Рио-де-Жанейро, с уличными шествиями и плакатами с мировыми звездами. Майлз Дэвис. Без сомнения, те два интервью с ним – самая заметная журналистская работа Мюрена. Его серия репортажей про местного водителя музыканта тоже встретила одобрение у читателей. Мюрен с нетерпением ждал начала фестиваля в этом году, если, конечно, еще будет работать к тому времени. Никаких сроков ему не озвучили. Сказали, что скоро, а по его опыту это означало от пары недель до осени.

Альф Инге Мюрен завязал шнурки на кроссовках, зевая спустился по лестнице и только успел выйти на улицу, как ему позвонили.

– Альф Инге слушает.

– Алло, это «ВГ»?

Пожилой мужской голос.

– Да, все верно. С кем я разговариваю?

– Меня зовут Улаф Эриксен, я звоню из Кристиансунна.

– Добрый день, Улаф, чем могу быть полезен?

– Это правда, что вы платите тысячу крон за наводку?

– Правда, но вам нужно позвонить по специальному номеру, он на последней странице газеты.

На другом конце на секунду наступила тишина.

– Я видел, но это номер в Осло, да?

– Ну да…

– Нет, я не хочу говорить с такими людьми.

– Понимаю. О чем вы хотели сообщить?

– Вы мне заплатите, правда же?

Альф Инге на секунду задумался.

– Да, это должно быть возможно, но мы платим не всем звонящим, а только тем, кто сообщает важную для дела информацию. О чем вы хотели сообщить?

Снова пауза, на этот раз короче.

– Я был тренером Уле Гуннара Сульшера, когда тот был маленьким.

– Так? Не знаю, я….

– Да-да, – раздраженно продолжил мужчина. – Я понял, но ко мне за этим приезжал тот полицейский из Осло. Насчет тех мальчиков, которых нашли убитыми на поле, знаете?

В Мюрене проснулся журналист.

– Так-так? К вам приходил следователь по этому делу?

– Да.

– И что он хотел?

– Спрашивал про того, кто хромал.

– Так?

– Они подозревают одного парня. Хромого, который сказал, что в детстве играл в команде с Сульшером.

Мюрен развернулся, взбежал по лестнице вверх и взял блокнот на кухонном столе.

– А как его звали?

– Кого?

– Прошу прощения, того полицейского?

– Уксен. Карл Уксен. Неприятный тип. Его больше интересовали другие вещи, если вы понимаете, о чем я.

– Нет, я не уверен, что понимаю вас, но, значит, Уксен спросил вас о?..

– О том, были ли в команде парни того же уровня, что Уле Гуннар. Мог бы кто-то из них стать таким же профи, но ему помешала травма. Разрушила карьеру. Мне тот полицейский не понравился. И я никого не вспомнил. По крайней мере, тогда. Но потом я просмотрел старые фотографии команды, мне вдруг пришло в голову. Черт, так и есть. Я вдруг понял, кого он имел в виду.

– Того, кто получил травму и стал хромать?

– Да.

– Откуда вы звоните, я забыл?

– Из Кристиансунна.

– Вы не против, если я к вам приеду?

– Нет. Думаю, можно. Когда хотите приехать?

Альф Инге сбросил кроссовки, достал из шкафа аккуратно сложенные рубашку и джинсы и бросил взгляд на часы у холодильника.

Кристиансунн?

Час двадцать?

– Буду у вас чуть раньше десяти, хорошо?

– Да, приезжайте.

– Хорошо. Спасибо, что позвонили. До встречи.

Выйдя из ледяного душа, Миа Крюгер, вся дрожа, встала перед большим зеркалом. Черт. Головная боль напомнила Мии, почему она не пьет. Ей нравится чувствовать себя в форме. С ясной головой. Чтобы текущая по жилам кровь была чистой. У нее колотилось сердце так, что пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Может, два пальца в рот? Она наклонилась над раковиной, но в желудке ничего не было. Они вчера забыли поесть. Двое суток безвылазно провели с Патриком в ее огромной квартире, пока наконец не зашли в тупик.

– Давай откроем? Может, поможет?

– Что это?

– Королева всех арманьяков. Domaine de Pantagan тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Тридцать пять лет выдержки. Знаю, что ты не пьешь, но…

– В верхнем шкафчике есть бокалы. Захвати мне тоже.

Миа включила холодную воду и еще раз умыла лицо. Дьявол. Шатаясь, она голой прошла в спальню и достала какую-то чистую одежду из сумки. Черные лосины и спортивную куртку. Надо побегать. Только это ей сейчас поможет. Вывести это дерьмо из организма. Дверь в кабинет была нараспашку, и она слышала храп Патрика. В одной из комнат она нашла матрас, плед и подушку. Какой смысл ехать ночевать в отель? Они с головой погрузились в работу. Двое суток питались едой из take-away и кофе. Они подобрались так близко, но каждый раз что-то от них ускользало, как песок сквозь пальцы.

– Черт, не может такого быть.

– Чего?

– Чтобы он был настолько убогим. Чтобы чувствовал, что не вписывается в общество. И что его надо пожалеть. Надо прекратить это. Тебе надо это прекратить.

– Мне?

– Да, тебе, с твоей сраной психологической установкой. Ты хочешь понять его. Что могло с ним случиться. Как ему было сложно. Да насрать на это.

– Но я же не говорил такого…

– Но ищешь ты именно это. Оправдание. Этот ублюдок моет и стрижет ногти детям под наркотой, а потом голыми кладет их себе на колени и медленно душит их, сука, леской, ради собственного удовольствия. Нет уж, нахер. Хватит искать его травмы. К черту его сраное детство, плевать я на него хотела.