Тэсса на краю земли (СИ) - Алатова Тата - Страница 25

Не сговариваясь, они ни словом не обмолвились о корове и обо всем прочем, рассудив, что жизнь сама все расставит по местам.

Ну или Камила Фрост разнюхает правду, однако помогать ей никто не собирался.

На крыльце дома Тэсса скинула насквозь мокрые, грязные, заляпанные травой и кровью кроссовки, осторожно подцепила шнурки пальцами и понесла в дом.

Она все-таки попробует засунуть кроссовки в лохань с холодной водой, покупать новые было слишком лениво.

Огромная фигура с лопатой в руках ждала ее на веранде.

— Этот художник — чокнутый извращенец, — объявил Фрэнк Райт грозно. — Только подумай, что? он мне предложил!

Тэсса подошла ближе, задирая к нему голову.

Невероятно.

Но Фрэнк ничего не спросил о корове, которую ему пришлось хоронить.

— Секс Холли тебе предложить не мог, поскольку уже много лет как отказался от него, — рассудительно ответила она, — так что же могло тебя так возмутить?

— Он хочет меня нарисовать!

Она хмыкнула.

— Знаешь, Холли Лонгли действительно гений. Ох, я с ног валюсь, — Тэсса потерлась носом о плечо Фрэнка, забрала у него лопату и поплелась с ней в дом.

Холли все еще читал книжку, но от клубники за это время осталась только горка зеленых хвостиков.

Ну надо же.

За время, что они не виделись, Тэсса встретилась с ожившим мертвецом, достала из пуза коровы упыренка, раздобыла памперсы, а Холли так и лежал на диване с книжкой в руках.

Он поднял на нее глаза, и всю безмятежность как ветром сдуло.

— Господи, — процедил Холли раздраженно, — на кого ты похожа! Еще и лопата!

И он умчался, топоча босыми пятками, наверх.

Тэсса пожала плечами, прошла на кухню, тупо постояла перед холодильником несколько минут.

Ей очень хотелось съесть сэндвич, но не хотелось его делать.

Еще хотелось горячей ванны и кровати со свежим бельем.

И, быть может, немного сладкого хереса.

Было совершенно непонятно, откуда взялось вообще это слово — херес. Тэсса его никогда не пробовала, но желание стало таким непереносимым, что она даже губы облизала.

Вздохнула.

Прислонила лопату к кухонному шкафчику и поплелась наверх.

Ни хереса, ни сэндвича.

В ее спальне была открыта дверь в ванную комнату, слышался шум воды, пахло чем-то пенно-клубничным.

Холли выглянул оттуда, нахохленный, как недовольная чайка. Зашипел, увидев кроссовки в ее руки.

— Фу! Фу, фу, фу, — он стремительно отобрал несчастную обувку, передернулся от отвращения, вышвырнул в коридор, прислушался к мягкому двойному «буму» и велел брезгливо: — Раздевайся. Где ты взяла эту старушечью блузку? Ограбила сварливую Бренду?

— Да, — с легкой оторопью согласилась Тэсса, — похоже, что ограбила.

— Эх ты, — осудил Холли, — а еще шериф.

И он энергично начал стаскивать с нее цветастые рукава, словно они оскорбляли его эстетический вкус. Одежка тоже полетела в коридор, а Холли подтолкнул Тэссу в сторону шума воды:

— Я подготовил тебе ванну. С пеной. Сейчас сделаю сэндвич.

Тэсса застыла на ходу. Оглянулась.

— Ты еще и мысли читаешь? — уточнила она настороженно.

Холли отмахнулся:

— Ха! Если кто-то приходит среди ночи грязным и с лопатой наперевес, в одежде с чужого плеча и со следами крови на кроссовках, то он явно нуждается в ванне и сэндвиче. Логика!

— Холли, — Тэсса погладила его по голове, как забавного щеночка, — тебя не смутит, если ты принесешь мне сэндвич прямо в ванную?

— Пфф. Голые люди, считай, моя профессия.

И он умчался.

Тэсса разделась окончательно, шагнула в клубничную пену и услышала внизу грохот. Хотелось бы, чтобы Холли не пришиб себя лопатой. Кто тогда ее накормит?

Сарай доктора Картера был всем хорош, но туалета в нем не было. Поворочавшись с боку на бок, Одри вынуждена была признать, что ее мочевой пузырь взял верх над желанием остаться здесь навсегда.

Она неохотно села на раскладушке и тупо уставилась на стену из некрашеных досок перед собой. После почти бессонной ночи глаза слипались. Из небольшого окошка под самым потолком струился ясный утренний свет.

Было так интересно просто переписываться с Джеймсом, а потом упоенно скорбеть по нему — но что делать с Джеймсом живым?

Одри много раз рассказывала ему о том, как прекрасен Нью-Ньюлин и что она будет ужасно рада встретить здесь Джеймса, но правда была в том, что она никогда не думала, что он на самом деле сюда приедет.

Джеймс был ведь самым обыкновенным, а таким не место в их деревне.

Одри не любила об этом думать, но все равно знала про себя: где-то в самой глубине ее души, там, куда и заглядывать не хотелось, ютилось нечто подленькое. И это заставляло ее расписывать мальчику, живущему в приемной семье, в какое чудесное место она попала. Она сочиняла, что здесь к ней все прекрасно относятся, что у нее роскошная комната с видом на море, что у нее появились друзья, а молодой владелец магазина с ней кокетничает.

Тот день, когда Джеймс написал, что ему исполнилось восемнадцать и что он собирается в Нью-Ньюлин, стал роковым для Одри. Она вдруг увидела свою жизнь будто со стороны: сарай, одиночество, свои грязные волосы, дни, наполненные унылым бездельем, постоянные нападки Камилы Фрост…

Ее кормили доктор Картер и Кевин Бенгли, иногда забегала с пирогом или печеньем Фанни. Одежда доставалась от Мэри Лу.

Да Одри даже в туалет ходила в дом доктора Картера (и иногда в кусты его сада) и там же принимала душ. Это было так неловко, что она старалась мыться как можно реже.

Что будет, если Джеймс увидит, в каком плачевном состоянии ее дела?

Невозможно!

Одри так разнервничалась, что немедленно начала чесаться и грызть ногти, не представляя, что теперь делать. Бежать из Нью-Ньюлина? Только при мысли об этом ее начинало тошнить. Нет, ей некуда бежать. Она помнила, как плохо ей было в приемной семье — и как миссис Бертон все время ругала ее и даже несколько раз отправляла спать без ужина. «Хватит плакать!» — сначала уговаривала, а потом кричала она.

А как не плакать, если твои родители погибли и ты оказалась в чужом доме совсем одна?

Со временем образ миссис Бертон в воображении Одри приобрел совсем уж демонические черты, и она злилась, когда Джеймс защищал свою опекуншу.

А теперь он собирался приехать! В Нью-Ньюлин!

Расчесав свои запястья в кровь, Одри закусила губу и отправила Джеймсу неверные координаты.

А спустя два дня с его номера пришло сообщение от миссис Бертон: «Детка, мне жаль, но Джеймс погиб в аварии».

И хлынули слезы, но и… — тут Одри пребольно дернула себя за волосы — и немножечко облегчения тоже. Ее постыдный секрет умер вместе с Джеймсом. И от мысли, какая она скверная, Одри плакала еще сильнее.

И что теперь? Она сама привела Джеймса в Нью-Ньюлин, Тэсса о нем знать не знала.

А он взял и воскрес. Как чертов Иисус!

Нет, Одри в жизни больше не выйдет из этого сарая.

Решив, что это единственный план действий, Одри осторожно вышла из сарая.

Было еще очень рано, а доктор Картер никогда не был жаворонком, поэтому можно было попытаться проникнуть в его ванную, пока он спит. Не то чтобы Одри кто-то запрещал ею пользоваться, но она не хотела сейчас никого видеть и уж тем более разговаривать.

Утро было облачным и хмурым, оглушительно пели птицы, и только из-за этого гвалта Одри не сразу расслышала голоса.

А услышав — немедленно нырнула в тень какого-то кустарника и осторожно развела ветки в стороны.

В ярком пурпурном сарафане и с косынкой на голове Фанни бодро орудовала секатором, подстригая розовый куст. Только она умела одновременно напевать и разговаривать.

— Нью-Ньюлин ла-ла-ла основал Сэммуэль Вуттон лэй-ла-ла-лэй около тридцати лет назад. Ла-ла-ло долгое время он жил здесь только со своей семьей — женой и сыном, а потом…

Одри не успела разглядеть собеседника Фанни, потому что дверь дома открылась и на пороге появился доктор Картер — в халате и тапочках.