Скромница Эльза и ее личный раб (СИ) - Саринова Елена - Страница 4

Мне снился грустный Сельдерин. Он вместе с матушкой моей (как символичный образ мутной) сидел в нашей бледно бежевой столовой и, оттопырив длинный палец, пил пекку из моей любимой чашки. Я довольно долго этому факту изумлялась, пока жених мой не вымолвил со снисходительной улыбкой: «Дорогая Эльза, я скучаю, и эта чашка мне напоминает о тебе». Скучает. Он по мне уже скучает. Ну тогда… Задорно звонкий «брэ-эмс» огласил нашу занудную столовую. Моя любимая фарфоровая чашка! С незабудками!.. «Брэ-эмс, брэ-эмс, бум-мс»…

— Ой, уважаемая дирья, я тут тарелкой об ложку. А вы меня и не заметили. Садитесь в общем. Я вам еду от мамки притащил.

— Спасибо, Юник…кин.

— А, просто Юник! — хмыкнул он.

Теперь, когда казаться взрослым и важным надобность отпала, пацан улыбался искренне, как и положено по возрасту. Однако, поболтать по делу мне с «детским» Юником не удалось — дверь в мастерскую тихо отворилась, чтобы впустить прохладный ветер, еще одну осу и хозяина гробов. Я к тому времени уже изрядно подкрепилась оладьями с паштетом, выпила компота и даже успела посетить отдаленный закуток, так что была готова и к знаниям, и к действиям. Только все равно мне не понравилось выражение его лица. И будто даже искривленный нос еще зловеще искривился… Что ж, значит будем снова торговаться.

Но, я ошиблась:

— Дирья Эльза, ваш брат у них. У пришлых из портовых ижинских складов. Уж месяц, как по Зайре ходят слухи, что, мол, там вонь человечья множится, — показательно брезгливо сморщил свой видный нос адир Садак.

Я непонимающе нахмурилась:

— А что это?

— Торговля там людьми, — мы с отчимом ребенка оба вперились взглядами в полутемный дальний уголок. Пацан оттуда хмыкнул несколько смущенно. — Ну а чё? Об этом давно на базарах треплются. И всё ждут, когда же наши в гости к этим…

— Юникин! — взревел адир Садак.

Но, мне внезапно стало не до их семейных потасовок:

— Там, на складах торгуют людьми? — последние слова я извратила в нервный писк.

Сердитый поворотом разговора гробовщик, пыхтя, отвел глаза, но все ж, ответил:

— Да. Однако, реже. Обычно собирают у нас и отправляют по заказам.

— А куда?

— В Инжедею чаще всего, на чайные поля.

— Чай это «пекка»? — уточнила за какой бедой, не знаю.

Мужчина головой мотнул:

— Да… Дальше в Великие степи скот гонять рабов берут и в Омаду. Но, в Омаду, в основном, персональные заказы.

— Ну хорошо! — подбросило меня порывом с топчана. — Хорошо! Предположим, Эдвар там. Но, если с меня затребовали выполнить условия его освобожденья, значит…

— Есть надежда. Махонькая, но…

— Спасибо! Мне нужно… мне нужно всего то очки эти бесовы достать. Адир Садак!

Тот, наливавший в это время компот из узкого кувшина, сам подпрыгнул:

— Чего?

— А мой второй вопрос?

— По специалисту?

— Да!

— Да что ж вы так кричите, дирья?

— Ничего! Пятнадцать капель сейчас и как рыба квёлая буду опять… А, неважно! Так что?

— Он есть. Но, еле адрес временный нашел. И то по очень тонкому каналу. Корчма «Надежный якорь». И зовут специалиста Кишем. Он не особо любит представляться, но иногда водит кое-кого в ту омадийскую пустыню за травками ценнейшими, на охоту и так совсем уж оригинальное что. Он, думаю, возьмется. Но, если уж не он, то никто.

— Я поняла. А где ваши бойцы?

— Сейчас придут. И вам бы это, пока под «чайку» здешнюю для окунания в среду переодеться. Я прихватил тут кое-что.

— О, у мамки нет такого.

— Юникин!

— Да я молчу. Молчу… ой, мамка точно так не одеётся.______________________________________________

Город-остров Зайра,

Береговой квартал.

У каждого города, большого или маленького, есть неприглядная «изнаночная сторона». Как по мне, остров Зайра весь — «изнанка мира». И осталось лишь представить «изнанку» у самой «изнанки»… А стоит ли утруждаться? Я именно по ней сейчас в сопровождении двух рослых адиров иду — щербатого и полнозубого, но без второго глаза. Баланс!

Береговой квартал, поглотивший своими крайними трущобами восточный Ритский порт, и в полдень, наверняка, особо красотою не блистал. А что уж говорить о сизых сумерках? В разбавленных еще чернилах их прорисовывались закопченые стены каменных домов с конторками и мастерскими в первых этажах. И дым из настенных труб густо валил вдоль улицы, заглядывая в окна. Звуки в «колодце» этом, забитом дымом и людьми, звучали странно гулко. А все потому, что вместо дороги для повозок вдоль домов бултыхался о крутые стенки узенький канал, ведущий прямо в порт. По обеим сторонам к нему прижимались, едва различные, ступени вниз. И кое-где о камни монотонно тихо бились бортами лодки. Пустые или зачехлённые на ночь. Да какая разница? Мне для впечатлений хватило и встречающихся по пути людей.

И дело не в моем «птичьем» наряде. Я за него даже краснеть не стала — в улисийской светской моде есть и забористее образцы. И к моему теперешнему, состоящему из расклешённой юбки, ремня-корсета с блузкой легонькой под ним, прилагался шейный «профплаток». Морского радостного цвета, он, как дуэнья набожная, грудь прикрывал. Авторитетные бойцы, запинаясь и краснея (вот они краснели!), мне втолковали по пути: для каждого зайринского квартала платочки чаек все разнятся по цветам. И наличие моего на шее означает: «Мимо! Дама в деле». А впечатление от встреченных людей?..

Они здесь… были. В дыму и серости. Беспечные, отчаянные, в тоске сидящие на лавочках и коробах вдоль стен, и безразличные на жизнь. Они здесь были. И не просто «были», жили.

Чтобы попасть в корчму «Надежный якорь» мы прежде занырнули под сырую арку меж домов. И я все последние шаги к заветному крыльцу прокручивала нужный текст. Вспоминала доводы и тезисы из имеющихся по «очковой» теме знаний. А что касается общей абсурдности, как таковой… так нет ее. Вот выручу Эдвара, отхожу его зонтом или лучше кочергой и всё забуду, блаженно сидя в своем кресле с книжкой у камина… «Все-таки прекрасные у меня успокоительные капли!» — вот с этой мыслью я обтёртый сотнями подошв порог корчмы и переступила. Левою ногой. А нянюшка мне говорила в детстве: «То дурна примета, ляля!». Ах, нянюшка, как ты была права! И уж лучше б я следила за своей ногой, а не все эти тезисы артефакторные долбила!

Всё с этим темноволосым диром Кишем сразу же пошло не так. Он не услышал меня, не проникся и не начал спорить. Последующие его действия показали полнейшую неготовность мне внимать. А я старалась! Да! Я отчаянно старалась. Ну, а потом… уф-ф… забыть такое не поможет даже кочерга.

Я вроде бы жила, но мир мой сузился до области желанных ощущений. И вроде слышала. Но, только лишь его горячее дыхание на себе, отрывистое сбитое свое. И всё. А вот когда по каморке мимо пролетела дверь и вышибла собой окно, я в мир вернулась тут же, фокус зрения изменился. Их было четверо, но в комнату втолкнулись друг за другом три. И я в первый миг подумала: «А где ж мои бойцы?», но в следующий увидела на правом кулаке у лидера костяшки сбитые. И бесконтрольно охнула. Киш отстраненно покосился, сделал шаг, окончательно закрыв меня, прижатую к стене, собой, и тихо процедил:

— Беги.

А куда бежать? Дверь перекрыта.

— Слышь, Крючок, а с девкой-то что будем делать? — хмыкнул, потерев костяшки, бандюган.

— А на счет нее распоряжений не было, — как-то устало пробасил второй. — Однако, оставлять за просто так…

— Беги.

Да куда ж я побегу?!

— А вы отдайте мне!

— Заткнись, Урюк!

— Беги, пустоголовая!

— Куда?!

Время, словно сбитая пружина, тренькнуло и, вдруг, взлетело. Нет, сначала Киш, мой неудавшийся бесценный проводник, отвратно выругался, а остальное всё потом. И первой вынесло меня. Я дохлой птицей вылетела из окна, подброшенная с резвого разгона Кишем. Мне показалось, вечность целую неслась. Простилась с жизнью, прежде чем ударилась спиной о гладь воды, а дальше… всё продолжилось…… «То дурна примета, ляля…То дурна примета»… «Я уезжаю. Все мои книги теперь твои, сестренка»… улыбка братская перед открытыми в воде глазами. «Эдвар, ты меня прости. Я…