Личная слабость полковника Лунина (СИ) - Волкова Виктория Борисовна - Страница 26

— Мне очень жаль, — замечает тихо. Обреченно мотает головой и делает шаг к двери, всем своим видом показывая очевидное. Юлину шубу она не наденет.

— Стоять, — подхватываю под локоток. Мягко притягиваю к себе. — Я тебе не дам уйти, Надя, — яростно выдыхаю в ухо.

А сам кидаю взгляд на Манучарова и толкущихся рядом ребятишек. Мигом оцениваю обстановку. Охрана прискакала и замерла у дверей. Наши тоже встали наизготовку. Личка олигарха всем своим видом показывает свою крутизну. Пиджаки расстегнуты, а там под мышкой у каждого кобура болтается. Только нас этим не проймешь. Тут мы и без табельного справимся. Любой предмет, та же ножка от стула, становится в наших руках смертельным оружием. Не понимают пацаны, во что ввязываются. У них хоть и перевес в численности, но любой из «Секиры» всю эту кодлу в одиночку приложит. Нужно только разозлить хорошенько. Я уже готов. Только бы сначала сдержаться и не снести башку Юле. А то зацепимся с Крепсом. Хрен разнимешь.

— Пусти, — дергается жена.

— Надежда, — раздается рядом строгий голос бати. — Мы, конечно, все ошиблись. И приносим свои самые искренние извинения. Ты их можешь принять или нет. Но Ярослава выслушать просто обязана. Согласен, что мы накосячили. Ошиблись. Но в чувствах Лунина ты не должна сомневаться…

— Он из армии ушел из-за тебя, — подает голос Лариса Юрьевна. Видимо, слухи о моем увольнении разлетелись за пределы родного штаба.

— Как ушел из армии? Ты же не планировал? — растерянно охает Надежда и во все глаза смотрит на меня. А потом добавляет, догадавшись: — Это из-за меня?

— Пришлось выбирать, — роняю, поморщившись. Внутри неслабо колпашет от душевной боли и растерянности. А с другой стороны, прими меня кто за уголовника…

«Стопэ!» — рычу мысленно. И выдыхаю вслух:

— Но и ты же меня приняла за мошенника.

— Так мне сказали, — растерянно хлопает глазами Надежда. Но я уже точно знаю, как поступить дальше.

— Вот и твои знакомые думают обо мне плохо. Надо с этим что-то делать, Надь! — замечаю шутливо, а сам словно гипнотизирую взглядом.

Не уходи. Не уходи.

— Что? — произносит жена изумленно.

— Сейчас объясню, — обняв за плечи, притягиваю к себе и, повернувшись к собравшимся, заявляю уверенным зычным голосом: — Друзья, не расходимся! Праздник продолжается.

— Слава, — охает Надежда, но я не даю ей договорить. И подхватив на руки, тащу в небольшой зальчик, который Бек иногда использует для приватных переговоров. Там, насколько я помню, круглый стол под уютным абажуром и двухместный диван в углу.

И если доводы иссякли, придется перевести разговор в горизонтальную плоскость.

— Что ты творишь? — выдыхает жена, когда, усадив ее на диван, плюхаюсь рядом. Пру нахрапом. Сейчас по-другому нельзя.

Вжимаю любимую в мягкую велюровую спинку, лезу целоваться, нахально раскрывая большим пальцем упрямые губы. И твержу как мантру:

— Люблю тебя, девочка!

Рука ныряет под подол, неспешно скользит по тонкому чулку и, добравшись до заветной цели, отодвигает в сторону тонкое кружево стрингов.

— Слава-а… Перестань, — хрипло просит жена. — Могут войти…

— Побоятся, — заверяю глухо. Веду пальцами по нежным складкам. Чуть придавливаю заветную горошину. И выдыхаю каждое слово, идущее прямо из сердца: — Я люблю тебя. Очень люблю. Каждому, кто косо на тебя посмотрит, выбью зубы или башку откручу.

— Убери, пожалуйста, руки, — прошу холодно и твердо. Отодвигаю прочь жадную до ласк ладонь.

Они меня сейчас не возбуждают. Наоборот, становится еще хуже.

— Почему это? — удивленно смотрит на меня Лунин, но ладонь убирает. — Ты моя жена. Имею право.

— С женой так не ведут себя, Слава. А вот с проституткой запросто, — встаю, поправив подол.

Стараясь унять дрожь, приобнимаю себя за плечи. Делаю шаг к окну. И сама не знаю, как поступить. В одном уверена: я не могу тут оставаться. Меня так никогда не унижали. Даже богатые и знаменитые относились с уважением. Внутри расцветает роза, красивая, но с огромными шипами. Ранит душу, заставляя истекать кровью, отравляет приторным ароматом лжи и неискренности.

«Зачем вы так со мной?» — хочется заорать в голос. Но никто услышит мой крик. Кому я вообще интересна?

Повернувшись, натыкаюсь взглядом на Славу, обхватившего голову обеими руками.

Хочется подскочить и вытрясти душу. Закричать. Забить кулаками по груди.

Как же ты мог, Лунин? Я же поверила тебе!

— Прости, — решительно направляюсь к двери. Нужно уходить. Немедленно.

— Надь, ты куда? — подхватывается он с места. Подскочив, хватает меня за руки. — Не пущу.

— Не хочу, — мотаю головой. Как дура глотаю слезы. — Не проси даже. Я не останусь. Просто не могу…

Пытаюсь содрать кольца, но они застревают. Видимо, отекли руки.

— Не надо, — сжимает мои пальцы Лунин. — Я отпущу тебя сейчас. Только это пауза, Надь. А не разрыв. Ты поняла?

Сердитые глаза впиваются в меня злыми буравчиками. Крепкие руки стискивают мои ладони.

— Я не прощаюсь с тобой, — отпуская, невесомо целует он в щеку. — Все равно верну. Понимаешь?

Опускаю голову, стараясь сдержать слезы. И выйдя из комнаты, обалдело оглядываюсь по сторонам.

Куда теперь ехать? Где переночевать?

Несмело выхожу в холл и, заметив на диване Тимура и Любу, выдыхаю с облегчением.

— Быстро ты управилась, — довольно фыркает Тимур и азартно поворачивается к жене: — Ты проиграла, дорогая…

— Вы ставили на меня? — улыбаюсь сквозь слезы.

— На ситуацию, — замечает Манучаров. — Люба убеждала, что ты останешься. А я был уверен, что поедешь с нами. Полчаса тебе дал. А ты за десять минут управилась. Уважаю.

Сзади слышатся гулкие шаги. Оборачиваюсь резко. Слава!

Решительно подходит ко мне.

— Погоди, Надя, — велит строго. Торопливо достает из кармана карточки. Протягивает их мне. — Держи. У тебя должны быть свои деньги.

— Нет, — поднимаю на мужа заплаканное лицо. Сейчас я от него ничего не хочу. Видеть не желаю.

Сволочь ты, Лунин! Вот ты кто!

— Где твой телефон? — рычит он, вкладывая мне в руки пластиковую карту. — Ты должна быть на связи. Мы не расстаемся. Это просто пауза. Перемотать. Подумать. И начать заново. Ты поняла?

Не надо мне ничего думать! Я не хочу! Только бы оказаться где-нибудь подальше. Зализать раны. Нареветься. Уйти далеко в лес и вдохнуть свежего воздуха.

— Да, хорошо, — замечаю устало. Беру карты, точно зная, что не воспользуюсь ими.

— Где твой телефон? — снова повторяет Слава. — Я позвоню тебе завтра. Встретимся и поговорим спокойно. Хорошо?

Снова киваю. Сейчас лучше не спорить и поскорее уйти. Иногда проще сказать «да», чтобы человек отцепился. Любимая методика Торганова.

Душу царапает горечь поражения. Так спешила замуж, так торопилась. И влипла. В Шанск точно возвращаться нельзя.

— Телефон у меня, — раздается рядом голос Любы. И она, и Тимур не думают отступать. — Где твой пуховик? — заботливо спрашивает она. Словно больную приобнимает за плечи.

— Я в чужой шубе, — мотаю головой. — Не хочу ее надевать.

— От Юли не убудет, — рычит Лунин, решительно заходя в гардероб. И вынув оттуда белую шубу, накидывает мне на плечи. — Надень, потом выкинешь, — замечает сердито. — Иначе простудишься.

— Не хочу. Тут только до машины дойти, — снова отказываюсь я.

— Тогда сейчас принесу пуховик генеральши, — цедит недовольно Слава. — Раздетой на улицу не пущу.

— Ладно, — соглашаюсь нервно. Лишь бы уйти. Побыстрее.

— Тимур, Надя у вас будет? Я утром приеду, — рыкает Лунин, окидывая Манучарова сердитым полковничьим взглядом.

— Да. У нас, — роняет спокойно Тимур. — Приезжай. Только сначала реши, нужна ли тебе порядочная девушка? Ты же вроде проститутку хотел…