Грех (СИ) - "Jana Konstanta" - Страница 49

— Тереза, кто он? — глухой, пропитанный болью голос отца показался беспомощно потеплевшим, растерянным, беззащитным перед любовью к своей кровинке и неистовой обидой на чужака, покусившегося на святое — его дочь. — Тереза, скажи мне, кто он?

Но она упрямо молчала — только сильнее вцепилась в деревянные перекладины, готовясь к беспощадному удару. Знакомый свист наполнил воздух. Через мгновенье спину обожгло. Она не закричала — вцепилась зубами в собственную руку и изо всех сил старалась не думать ни о боли, ни о разгневанном отце за спиной. Пыталась представить Ренарда и горячие, смелые его поцелуи. Ей даже показалось, что это сработало, и второй удар уже казался не таким сильным. Горячая капля из разорванной кожи сорвалась и покатилась по спине, окрашивая белоснежную юбку первой кровью. И снова свист раздался рядом, и снова безжалостный кнут обжигающей болью обрушился на спину.

Искать супругу Ренарду не пришлось — стоило ему только появиться в зале, как Эмелин уже была рядом.

— Все в порядке? — спросил Ренард.

Приподнятое его настроение не осталось незамеченным. Ну конечно, сияет, даже улыбается ей! Видать, время зря не терял… Вот только для Эмелин этот приступ его веселья как кинжал заточенный, как последний удар по так и не построенному счастью.

— Где Вы были? Я искала Вас, — за робостью в нежном ее голоске не сумело спрятаться волнение.

— Искали? Что-то случилось?

— Нет. Ничего. Просто Вы так неожиданно исчезли… Вас долго не было, Ренард.

Ему послышался упрек в ее словах — неуместный и такой сейчас ненужный. Счастливый запал стремительно исчезал под пытливым, въедливым ее взглядом; Ренард лениво откинулся на мраморную колонну и тяжело вздохнул:

— Это попытка допроса?

— Нет, что Вы…

Эмелин сникла. Робость перед мужем опять победила, хотя да, именно допросить его ей сейчас ох как хотелось! Допросить, где и с кем он был все это время? Когда он перестанет мучить ее, обрекая на одиночество и безрассудные поступки? Почему врет упорно и как смеет выставлять на посмешище законную жену, целуя на чужих глазах другую женщину? Ей так хотелось допросить его, раскричаться, расплакаться от боли, но она молчала и только вглядывалась в потемневшие глаза мужа, ища ответы на все свои так и не озвученные бесконечные вопросы.

— Я был в саду. Не стоит раздувать проблему на пустом месте, — сухо проговорил Ренард, без тени смущения и раскаяния глядя в глаза Эмелин. — Надеюсь, я утолил Ваше любопытство?

— В саду?!

— Да, в саду. Или на это я права не имею?

Он не сдержался, ответил почти грубо… Меньше всего ему хотелось врать Эмелин и отвечать на ее неуместные вопросы. Хотелось в тишине прикрыть глаза и вспомнить каждый миг своего личного маленького праздника, в день рождения чужого ребенка подаренный Терезой. Эмелин мешала. Она опять мешала, как и два года назад. Мешала думать и мечтать, радоваться, надеяться и строить планы. Ненужная, чужая женщина требовала ответа, чуя рядом соперницу.

— Да нет, просто странно… Стража не видела, как Вы выходили, — тихо ответила Эмелин. — Простите, я не хотела Вас разозлить.

— Не разозлили. Эмелин, не обижайтесь, но я хочу сейчас побыть один. Пожалуйста, не ищите меня и не наводите панику.

— Опять уходите?

Ренард обошел ее и остановился. Да, опять уходит. А если уж быть совсем честным — опять сбегает в приступе необъяснимого неприятия собственной жены.

— Я на конюшню, — как можно мягче ответил он. — Думаю, Вы справитесь здесь без меня.

Стоило ему покинуть Дворец, как дышать стало значительно легче. Похоже, рядом с Эмелин он не просто теряет свой внутренний покой — он задыхается рядом с ней. Ну да ладно, теперь есть у него отдушина, теперь не сожрет его живьем тоска по жизни своей бестолковой. Тереза его простила, Тереза к нему пришла! Стоило только осознать это, опять представить милый облик, как злость отступила, а улыбка вновь заиграла на обласканном солнцем смуглом лице. Ренард шустро проскочил стражу и уже через несколько минут стоял перед Алмазом и трепал лохматую его гриву.

— Ну что, Алмазушка, а не проскакать ли нам с тобой по ветерку?

— Сбежали? — спросил Милош, поспешив выйти на голос.

— Сбежа-а-ал, — довольно протянул Ренард. — Сам-то почему не во Дворце? Для всех же праздник, а ты, мой друг, мог бы и не оставлять меня одного на растерзание моей дорогой женушке и всей этой ряженой толпе!

— Простите, Ренард, но я уж лучше здесь, с вот этими друзьями, — улыбнулся Милош и демонстративно погладил морду Алмаза.

— Предатель, — беззлобно огрызнулся Ренард, улыбаясь другу.

— А Вы, я смотрю, тоже не горите желанием радоваться со всеми? Эмелин уже прибегала, искала Вас.

— Знаю. Только чему радоваться? На этом празднике я чужой.

— Не говорите так, не каждый день сыну год случается!

— Милош, ну хоть ты мне день не порти, а! Неужели ты не видишь, что ко мне Филипп не имеет никакого отношения? — и тут же, предвосхищая кучу ненужных вопросов, оборвал: — Да, он не мой сын. На этом тему закрыли и больше не возвращаемся, я не хочу это обсуждать. Давай-ка, лучше выведи мне моего красавца — прокатимся с ветерком. Давненько мы с ним жизни не радовались!

— Вас не понять, — усмехнулся Милош, все еще не до конца осознавая только что сказанные Ренардом слова, — то говорите, что радоваться нечему, то аж на пару с конем радоваться собрались!

— А не надо меня понимать. Выводи Алмаза, — улыбнулся Ренард, похлопал парня по плечу, а потом тихонько, не в силах больше в себе держать нечаянную радость, добавил: — Меня Тереза простила. Понимаешь, Милош? Простила и пришла ко мне! Я сегодня самый счастливый человек на свете, и никакая Эмелин мне этот праздник не испортит.

«Опять эта девушка…» Милош едва сдержался, чтобы не высказать вслух недовольный свой вздох — только головой покачал, глядя, как от одного только имени загораются нездоровым блеском глаза Ренарда. Он одержим этой девушкой, и до добра эта странная связь вряд ли доведет. Но об этом ли твердить влюбленному человеку? Да и ему ли, конюху, вразумлять самого короля?

— И что теперь делать будете с этим? — осторожно спросил Милош, выводя Алмаза.

— Понятия не имею, — пожал плечами Ренард. — Смотри, не ляпни только никому. У Терезы из-за меня проблем быть не должно.

— А то, что у Вас могут быть из-за этого проблемы, не боитесь?

— Не боюсь. Я сам виноват, так что если расхлебывать, то только мне. Смотри, Милош, кроме тебя о Терезе никто не знает. Если что — с тебя спрашивать буду, и ох не повезет тебе, братец, если проговоришься!

— Да не пугайте, — улыбнулся паренек. — Сами ж знаете, не скажу никому.

— Знаю. И за это тебе большое человеческое спасибо!

Ренард вскочил на коня и натянул поводья.

— Надолго? — спросил Милош. — Что сказать-то, если искать Вас станут?

— Да ничего не говори. Покататься уехал.

— Вы к ней? — не унимался паренек.

— Нет. Говорю ж, просто покататься.

Просто покататься… Просто выпустить на волю мятежную душу! Он пришпорил коня и ускакал, оставив за собой лишь столб пыли. Выскочил за ворота, направил Алмаза в глухое, безлюдное поле… Скакать навстречу ветру так, чтоб уши закладывало! И он несся вперед, успев отметить, что на эту скачку похожа вся его жизнь: вот так и бежит он по ней против ветра, ища препятствия на дурную свою головушку! Но разве не стоит глоток сегодняшнего счастья мятежных порывов? Разве хотел бы променять он свою неправильную, но чистую, трепетную привязанность к малышке на тихую гавань с покорной, но по-прежнему чужой Эмелин? Едва ли. Такова его судьба. Любить одну, а быть с другой. И раз уж такова его доля, он выпьет до дна всю чашу горьких разлук, запретов и предрассудков. За минутную радость, за секундную яркую вспышку! И если настанет час расплаты за украденное у судьбы счастье, он заплатит, он готов! По крайней мере, в эту минуту ему действительно казалось, что пережить удастся все на свете, если рядом будет его маленькая крестьяночка. Он летел навстречу ветру и вспоминал ее улыбку, тихий голос и счастливый смех, ее отчаянные слезы и тихую мольбу, робкие, неуверенные, но такие жадные, требовательные прикосновения маленьких ее ладошек и теплых мягких губ.